А.
пятый день учу Антона говорить "гаўно буслова". он все время норовит скатиться в какую-то японщину или, прости господи, китайщину (ударение, мать твою, ударение!). но мои труды не проходят зря - и на дружеской попойке, которая проходит, конечно, на лестнице и, конечно, с гитарой - после песни Наташи на латышском языке Антон выплевывает одному зазнавшемуся режиссеру: "эй, не кажы, гуано бусалова". и мы все смеемся. и самое главное - режиссер.
на предпоследнем мастерстве Антон как обычно рисует в тетради. сначала обводит одну клетку - квадратиком, после (через клетку) вторую точно так же. между ними спускает такую, кхм, эхм, ну такую (ну вы поняли) параболу. я заглядываю в тетрадь и начинаю хихикать. Антон невозмутимо сглаживает углы своих квадратиков в сочные кружочки. я продолжаю смеяться, с трудом сдерживая себя. Антон отрывается от творчества, смотрит на меня как на говно буслова, мягко скажем, девочку не в себе - и серьезно так говорит: это вообще-то нос и глаза - у кого что болит. и действительно, вскоре из этого появляется довольно фантастическая морда волка, а я начинаю думать о том, что у меня болит. конечно, сердце, друзья.
когда мы перебегаем с Антоном очень опасный для жизни пешеходный переход, он замечает:
- ты уже в который раз во второй половине перехода прячешься за меня. хочешь, чтобы меня первого машина сбила?
я удивляюсь: а ведь и правда - инстинкт самосохранения. и говорю:
- нет, ты что, я не хочу, чтобы тебя машина сбила!
и думаю: как хорошо, что есть кто-то, за кем можно укрыться.
ну и уж совсем подтверждающее: снится, что меня укусила ядовитая гадюка и уползла (такой отвратный красный (почему-то) шнурок). я стою и понимаю, что умираю (как всегда страшно). и я говорю Антону: слушай, я сейчас умру. что-нибудь можно сделать?
а он: высосать яд из раны.
ну короче, и я такая осталась жива.
это все к такому знанию, друзья: вот никогда не надо изобретать велосипед - если человек ваш, то с первого разговора вы поймете, что да, а с какой-нибудь четвертой посиделки - что вы знали друг друга всю жизнь. и как-то неважно, что выросли вы в разных странах, что кто-то ел в детстве сушеный банан, а кто-то нет. и даже никакие гороскопы неважны. просто Бог опять тебя не бросает в ком-то живом - и это здорово.
на предпоследнем мастерстве Антон как обычно рисует в тетради. сначала обводит одну клетку - квадратиком, после (через клетку) вторую точно так же. между ними спускает такую, кхм, эхм, ну такую (ну вы поняли) параболу. я заглядываю в тетрадь и начинаю хихикать. Антон невозмутимо сглаживает углы своих квадратиков в сочные кружочки. я продолжаю смеяться, с трудом сдерживая себя. Антон отрывается от творчества, смотрит на меня как на говно буслова, мягко скажем, девочку не в себе - и серьезно так говорит: это вообще-то нос и глаза - у кого что болит. и действительно, вскоре из этого появляется довольно фантастическая морда волка, а я начинаю думать о том, что у меня болит. конечно, сердце, друзья.
когда мы перебегаем с Антоном очень опасный для жизни пешеходный переход, он замечает:
- ты уже в который раз во второй половине перехода прячешься за меня. хочешь, чтобы меня первого машина сбила?
я удивляюсь: а ведь и правда - инстинкт самосохранения. и говорю:
- нет, ты что, я не хочу, чтобы тебя машина сбила!
и думаю: как хорошо, что есть кто-то, за кем можно укрыться.
ну и уж совсем подтверждающее: снится, что меня укусила ядовитая гадюка и уползла (такой отвратный красный (почему-то) шнурок). я стою и понимаю, что умираю (как всегда страшно). и я говорю Антону: слушай, я сейчас умру. что-нибудь можно сделать?
а он: высосать яд из раны.
ну короче, и я такая осталась жива.
это все к такому знанию, друзья: вот никогда не надо изобретать велосипед - если человек ваш, то с первого разговора вы поймете, что да, а с какой-нибудь четвертой посиделки - что вы знали друг друга всю жизнь. и как-то неважно, что выросли вы в разных странах, что кто-то ел в детстве сушеный банан, а кто-то нет. и даже никакие гороскопы неважны. просто Бог опять тебя не бросает в ком-то живом - и это здорово.