в месте, где я родилась, я поглощаю одиночество какими-то катастрофическими, совсем больными дозами. с тех пор, как два дня назад поезд в железном брюхе увез меня от тебя-это мой второй пост в жж. именно с тех пор я пытаюсь понять, как жить наполовину - но не могу. потому что жить наполовину отчего-то невыносимо - или-или.
по ночам тут дожди, связь всегда хреновая, но если выйти на балкон в пряный сумрак, дабы ее поймать (не прислал ли смс вдруг?), то яблоко с соседней яблони упадет раза три-четыре, глухо, разбившись, в августовскую траву.
когда наш чайник закипает, мама говорит: подожди, не выключай, давай послушаем вьюгу (так свистит-воет его колпачок). и мы замираем и слушаем вьюгу, и понимаем, что как точно! и думаем с леденящим ужасом: скоро...
дядя Степа продемонстрировал привезенные из Одессы литровую пивную банку, розовый надувной детский рукав для плавания со слоновой головой, часть миксера. на кухне у него радиостанция, в комнате над нами висят бумажные пирамиды, и дядя Степа подробно рассказывает, как они вытягивают плохую энергию. однажды он спрятался от тети Лины в дом из фольги и она долго не могла его найти. а я думаю: в нашей семье не один сумасшедший, но никто никогда так не любил.
я вспоминаю твое лицо, уплывающее за окном и плачу. потом иду обнимать синее полотенце, которое предусмотрительно привезло твой запах, и снова плакать. но мама его сегодня постирала, пока я спала. я, кажется, поняла: слова плАчу и плачУ как-то не зря пишутся одинаково.
Запись сделана с помощью
m.livejournal.com.