Наказание солдата шпицрутенами.
Поговорим теперь о телесных наказаниях в царской армии.
Надо отметить, что до выхода манифеста Николая Второго, от 24 августа 1904 года, телесные наказания (порка нижних чинов) в русской армии (и на флоте) были ОФИЦИАЛЬНО разрешены.
Традиционно считается, что в России времён Николая I военные суды были чрезвычайно жестокими. Шпицрутены (палки) стали нарицательным названием для военных судов времён Николая, и с лёгкой руки Льва Толстого за русским царём даже укрепилось прозвище Николай Палкин: «А уж палками - недели не проходило, чтобы не забивали насмерть человека или двух из полка. Нынче уж и не знают, что такое палки, а тогда это словечко со рта не сходило, Палки, палки!.. У нас и солдаты Николая Палкиным прозвали. Николай Павлыч, а они говорят Николай Палкин. Так и пошло ему прозвище».
Итак, в России меру вины и степень наказания до Николая I определяли сами командующие или же царь.
Основополагающим документом был Устав военного производства, принятый в 1812 году. Тогда же появился военный суд, который стал основным органом по части изобличения и положения наказаний, однако всю полноту власти суд получил лишь в 1827 году. Основные виды наказания для солдат: смертная казнь, плеть, палки (те самые шпицрутены), высылка в Сибирь, каторга. Для офицеров: лишение дворянства, разжалование в рядовые, каторга. Помимо военных суд мог решать вопросы и некоторых гражданских лиц, как-то: лесничих, лиц без определённого места жительства, служащих департамента государева имущества, дезертиров и уклонистов, бунтовщиков, рубщиков государственного леса, купцов, продававших опиум в Китай, и некоторых других.
В 1838 году был издан «Свод военных постановлений», где были подробно отражены как сами преступления, так и наказания за них. Этот Свод с поправками просуществовал до 1917 года.
Управление системой наказаний в российской армии осуществлялось Аудиторским департаментом Военного министерства. Этот департамент в 1839 году разработал первый военно-уголовный устав, однако в 1845 году его изменили, дабы привести в соответствие с общероссийским «Уложением о наказаниях уголовных и исправительных».
Теперь о самих наказаниях. За 25 лет, с 1825-го по 1850 год, под суд попали 229711 солдат и офицеров. Из них более половины - за дезертирство или самоволки. Что касается пресловутых шпицрутенов, то их назначали за:
1) «Нерадивость на строевых учениях» или неаккуратность форменной одежды (100 ударов);
2) Пьянство (300-500 ударов);
3) Воровство (500 ударов);
4) Побег (первый побег - 1500 ударов, второй - 3000, а третий - 5000 ударов).
Но тут стоит сделать оговорку - наказание могло растягиваться во времени. Так, например, рядовой лейб-гвардии Литовского полка Ковтуненко, присуждённый к шести тысячам шпицрутенов, выдержал в один раз только четыре тысячи и, пробыв в госпитале две недели, проходил потом через остальные две тысячи.
Максимум наказания составлял шесть тысяч ударов шпицрутенами.
Это было реальное смягчение наказания, поскольку в уставе Петра Великого максимальное число ударов определялось в 12 тысяч.
Наказание шпицрутенами было обыденностью не только в эпоху Николая I. Как пример - 1812 год, наказание восставших ополченцев в Инсаре: «Военный суд присудил прогнать сквозь строй, к кнуту, каторжным работам, к ссылке на поселение и к отдаче навсегда в солдаты, в дальние сибирские гарнизоны, в общей сложности более 300 человек. „Три дня лилась кровь виновных ратников, и многие из них лишились жизни под ударами палачей“, - пишет очевидец Шишкин, к сожалению, не уточняя в этом месте своё повествование.
Некоторые уточнения относительно жертв расправы мы находим в архивном деле: оказывается, что засечено до смерти из числа приговорённых к кнуту и шпицрутенам было в Инсаре 34 человека, в Чембаре - два, а затем попозже ещё два из чембарских осуждённых и четыре из инсарских, а в каторгу пошло 43 человека».
Тысяча восемьсот девятнадцатый год, военные поселенцы в Чугуеве: «Аракчеев переехал в Чугуев, откуда 24 августа направил Александру I подробное донесение о принятых им мерах к подавлению восстания и расправе над восставшими. Он писал: „Определённое наказание произведено в Чугуеве 18-го августа, и к оному приведены из Волчанска все арестанты и из Змиева главнейшие бунтовщики. При оном находились и все арестанты, содержавшиеся в Чугуеве, и депутаты, бывшие у меня в Харькове.
Ожесточение преступников было до такой степени, что из сорока человек трое, раскаявшись в своём преступлении, просили помилования; они на месте же прощены, а прочие 37 наказаны; но сие наказание не подействовало на остальных арестантов, при оном бывших, хотя оно было и строго и примерно“ (до половины из наказанных были забиты на месте; сохранился список наказанных с пометками Аракчеева против имён умерших „умре“)».
Но наказывались не только солдаты. Так, в 1830 году после «чумного бунта» в Севастополе были казнены семеро зачинщиков мятежа, около тысячи жителей и матросов попали на каторгу, а ещё 4200 человек - депортированы во внутренние регионы России.
Генерал-лейтенанта Турчанинова «за малодушие и за совершенное нарушение всех обязанностей по службе» лишили званий и наград и разжаловали в рядовые.
Прочие офицеры получили дисциплинарные наказания.
Одесская губерния, 1827 год: «Во время отсутствия графа Воронцова из Одессы в 1827 году новороссийскими губерниями управлял тайный советник граф Пален. Во всеподданейшем рапорте от 1-го октября 1827 года граф донёс о тайном переходе двух евреев через реку Прут и присовокуплял, что одно только определение смертной казни за карантинные преступления способно положить предел оным. Император Николай на этом рапорте написал нижеследующую собственноручную резолюцию: „Виновных прогнать сквозь тысячу человек двенадцать раз. Слава Богу, смертной казни у нас не бывало и не мне её вводить“».
В 1843 году потомственный дворянин, прапорщик Угличского егерского полка Соколов попал под трибунал за двойное убийство. Следствие установило, что Соколов, находясь с полком в Москве, задумал ограбить сигарный магазин Шлезингера. Двадцать восьмого марта 1843 года Соколов совершил нападение на приказчика магазина мещанина Попова, которому нанёс удар по голове принесённым с собой железным молотком.
Попов, несмотря на полученный удар, сумел выскочить из магазина и стал звать на помощь. Обратившись в бегство, «Соколов столкнулся с 12-летним мальчиком Архиповым и дворником Егоровым, которые попытались его задержать. Имея по-прежнему в руках молоток, Соколов нанёс названным лицам несколько ударов, от которых оба они впоследствии скончались. В тот же день Соколов пришёл на исповедь к полковому священнику, который убедил его сознаться в содеянном. После увещевания священника Соколов явился с повинной к полковому командиру. Военным судом Соколов был приговорён к лишению дворянства, чина и пожизненной ссылке на каторгу».
Генерал-лейтенант Тришатный за коррупцию и воровство в Кавказском корпусе был лишён дворянства и разжалован в рядовые.
Директор канцелярии Инвалидного фонда Политковский похитил за 12 лет просто фантастическую по тем временам сумму - 1,2 миллиона серебром. В ходе проведённого разбирательства выяснилось, что Политковский и его подельники подделывали сотни документов об инвалидности военнослужащих. Из оформленных мошенниками фальшивых бумаг следовало, что военнослужащий, увольняясь из армии, уезжал к постоянному месту жительства для дальнейшего лечения, хотя на самом деле он продолжал проходить службу в своей части, ничего не подозревая. Деньги, перечисляемые как пенсион по инвалидности, дельцы присваивали.
В период проведения следственных действий тайный советник Политковский скончался, а по указанию Николая I посмертно был лишён чинов и наград. Не умри он - ему бы грозил эшафот. Всех остальных членов Комитета о раненых предали военному суду.
Как бы там ни было, но Россия вступила в Русско-японскую войну с армией в которой были официально разрешены телесные наказания. Это было довольно серьезной (и привычной) мерой поддержания дисциплины в воюющей армии.
Война эта была крайне непопулярной в народе, и поражения (на море и на суше) следовали одно за другим.
И тут в семье Николая Второго рождается долгожданный Наследник!
12 августа 1904г. родился, а 24-го был крещен царевич Алексей Николаевич, долгожданный наследник Николая II.
По этому случаю «для объединения вокруг трона армии и всего общества», царь издал Манифест от 24 августа 1904 года, в котором среди череды прочих льгот и послаблений, ОТМЕНИЛ телесные наказания для нижних чинов в армии и на флоте!
Эти «демократические свободы» включали в себя:
- отмену телесных наказаний для крестьян, национальных меньшинств, солдат и матросов;
- для евреев была отменена обязательная оплата отсрочки военной службы;
- прекращено следствие по поводу растрат военного имущества частными лицами, школам и т.п.;
- солдаты, нарушавшие военные предписания вступлением в брак, были прощены;
- дезертиры и уклоняющиеся от службы, явившиеся с повинной в течение года (!!!) после рождения царевича, освобождались от ответственности (для финнов срок был сокращен до 3 месяцев).
В то время этот, подзабытый ныне, царский Манифест сыграл немалую роль в революционном развале дисциплины в Действующей армии.
Как известно, русско-японскую войну царская Россия проиграла, а спустя 9 лет после этого Николай Второй умудрился ввергнуть свою империю в Первую мировую войну, где противником нашей армии оказались мощнейшая армия Германии, да и армии Австро-Венгрии и Турции оказались намного сильнее, чем рассчитывали наши стратеги.
Первоначальная эйфория, возникшая на волне «ура-патриотизма», после ряда тяжелых поражений и потерь на германском фронте, довольно быстро «сошла на нет», а все армейские проблемы (низкая боеспособность второочередных дивизий, слабая дисциплина, «самострелы», воровство, мародерство, дезертирство, уклонение от воинской службы и т.п. явления) начали обостряться.
В этих условиях решили искать спасения в «затягивании гаек» и телесные наказания (порку нижних чинов розгами, плетьми и шомполами) в армии тихо, «без шума и пыли», вновь официально разрешили и начали широко использовать.
Беда в том, что кроме официально разрешенных телесных наказаний, многие царские военачальники, по отношению к нижним чинам, широко практиковали самое тривиальное мордобойство, («рукоприкладство» по научному).
А вот воспоминания адмирала В.К. Пилкина:
Мне пришлось видеть во Владивостоке, в 1892 г., матроса-заику с изуродованным какими-то подтеками лицом. «Что это с тобой?»
- «Был вестовым и ко-ко-командир рас-рас-рассердился и вылил горячий кофейник на голову». Командир - Кази!»
Как видим, командир канонерской лодки «Манчжур», капитан первого ранга (тогда) Александр Ильич Кази, даже по мнению не слишком-то сентиментального и много чего повидавшего на флоте, адмирала В.К. Пилкина, «был прямо зверь», запросто выливавший кипяток на голову своего матроса-вестового!
Вы думаете, что его хоть как-то наказали за это зверство?!
Ничуть не бывало!
А.И. Кази был даже награжден «жетоном в память службы на канонерской лодке “Манджур”», а затем он пошел на повышение и был назначен командовать Сибирским флотским экипажем.
В 1894 г. он был переведен на Балтику, где в 1896 г. в чине контр-адмирала спокойно ушел в отставку, весь увешенный орденами:
Св. Анны 2-й и 3-й степеней, Св. Станислава 2-й степени, Св. Владимира 4-й степени за 25 лет безупречной службы, Сиамского Белого Слона 3-й степени, и многими медалями.
Будучи в отставке, он председательствовал в Особом комитете по делам Дальнего Востока, участвовал в деятельности общества “Кавказ и Меркурий” на Волге.
Знаменитый генерал А.А. Брусилов широко развил применение порки в своих войсках.
Новое пополнение тогда частенько прибывало на фронт с недостачей в материальной части: вновь мобилизованные по дороге на фронт обменивали казённое обмундирование на сало, водку, махорку и т.д.
Некоторые «православные воители» в результате, приезжали к месту назначения буквально в одних кальсонах.
Командующий армией приказал давать каждому прибывшему с недостачей по пятьдесят ударов плетьми.
«Порка», как отмечал Брусилов в одном из донесений, дала «отличные результаты» - слух о наказаниях распространился далеко в тыл, и пополнения стали прибывать без недостачи в казённом имуществе.
Впрочем, Брусилов приказывал пороть своих нижних чинов отнюдь не только за продажу и последующее «пропивание» ими казенного обмундирования.
Например, генерал Э.А. Верцинский в книге «Год революции. Воспоминания офицера генерального штаба за 1917-1918 года» приводит «такое свидетельство, подчерпнутое им в штабе 8-й армии», которою Брусилов командовал в начале войны:
«Бывший при нем комендант штаба армии передавал мне, что бывали случаи, когда генерал Брусилов приводил встреченных им во время своих прогулок солдат и приказывал их пороть за не отдание ему чести».
А вот что вспоминал об этом известный историк-эмигрант Н.Н. Головин:
«Я приведу один пример из пережитого мною за время пребывания в должности начальника Штаба VII армии.
В декабре 1915 г., как мне уже приходилось упоминать, моя армия переживала «сапожный» кризис. После долгих и упорных просьб, обращенных к органам фронтового снабжения, после постройки «собственными» силами «своего» кожевенного завода в тылу армии, производящего более чем несколько тысяч кож в месяц, мы начали выбираться из кризиса.
Но при этом обнаружилось следующее явление: войсковые части продолжали требовать и требовать обувь, а между тем, по имеющимся у нас расчетам, их потребности должны были быть уже удовлетворены.
Я лично объехал для поверки корпуса, некоторые дивизии и полки. Оказалось, что все прибывающие маршевые роты, а их в этот период прибывало много, почти поголовно прибывали со старой, никуда не годной обувью. Между тем, согласно установленному порядку, все чины маршевых рот, высылаемых запасными батальонами, снабжались совершенно новыми сапогами.
В ближайшие же дни выяснилось, что чины маршевых рот, проходя через деревни, продавали новые сапоги, обменивая их на никуда не годные, причем производилось это почти повально.
Все опрошенные после поимки совершенно искренно отвечали, что они думали, что, когда придут в окопы, им должны дать новые сапоги.
Одновременно с этим открылось, что торговля казенным вещевым довольствием приняла настолько массовый характер, что произведенный местной полицией обыск в селах, лежащих по пути прохождения маршевых рот, обнаружил даже небольшие мастерские, в которых перешивали солдатские полотнища палаток в юбки для деревенских баб.
Бороться с этим злом было очень трудно. С маршевыми ротами шли малоопытные прапорщики; полицейских сил в деревне было мало. Для того чтобы наладить порядок, пришлось усилить кадры армейских запасных батальонов за счет опытного офицерского состава частей, последний же в это время ценился на самом фронте в полном смысле на вес золота; пришлось создать сильную военную полицию в тылу - опять-таки за счет частей, боровшихся на фронте.
Не лишено интереса упомянуть здесь о распоряжении генерала Брусилова, который был в это время Главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта.
Этот генерал, поражавший своим циничным отношением к офицерской и солдатской крови, задумал решить вопрос чрезвычайно просто: он приказал пороть 50 ударами розог всех чинов маршевых рот, которые прибудут в части с недостачей в выданном им вещевом довольствии.
В этом приказе генерал Брусилов утверждал, что он применял эту меру во время командования им VIII армией и будто бы она привела к отличным результатам. Это утверждение навряд ли соответствует действительности: тыл VIII армии во время командования этой армией генералом Брусиловым считался на Юго-Западном фронте самым беспорядочным.
(Головин H. H. Россия в Первой мировой войне. - Париж, 1939.)
Интересно, что Р.Я. Малиновскому, в годы ПМВ, довелось повоевать как в России, так и во Франции, куда его, как отличного пулеметчика, направили в составе русского Экспедиционного корпуса.
Надо сказать, что во французской армии, в годы ПМВ, с трусами, дезертирами и перебежчиками тоже не слишком-то «чикались» и безжалостно их расстреливали.
Но вот заниматься мордобойством (что было ОБЫЧНЫМ делом в царской армии) там было просто невозможно.
Маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский прямо пишет об этом:
«Русские были удивлены демократическими отношениями французских офицеров и солдат. Их можно было встретить в кафе вместе за одним столиком, они запросто подавали руку друг другу, что абсолютно не допускалось в русской армейской среде.
Французы-солдаты просто обращались к своим офицерам: «господин капитан», даже «господин генерал», а непосредственно к своему командиру роты или командиру дивизии еще более располагающе, с оттенком некоей интимности: «мой капитан», «мой генерал», без всяких там «высокоблагородий» и «высокопревосходительств».
Ни о каких телесных наказаниях не могло быть и речи; любой французский офицер, позволивший себе ударить солдата, сполна, а то еще и с лихвой получал сдачи - на том дело и кончалось.
А ведь в русской армии били направо и налево, а в последнее время, чтобы укрепить пошатнувшуюся в русских войсках во Франции дисциплину, были введены на законном основании, то есть по указу его императорского величества, телесные наказания розгами».
Думаю, что читатели, что называется, «почувствовали разницу».
Там солдата можно было строго наказать и даже расстрелять (в боевой обстановке), НО категорически невозможным было УНИЖАТЬ его человеческое достоинство, издеваться над ним, что, увы, было ОБЫЧНЫМ явлением в царской армии.
Полагаю, что различие в подходах двух армий к этому вопросу понятно.
К сожалению и стыду, даже при нахождении во Франции, в войсках русского Экспедиционного корпуса продолжали процветать телесные наказания. Иногда пороли породи даже Георгиевских кавалеров и унтер-офицеров, хотя при этом в царской армии существовали еще и другие, тоже достаточно суровые виды наказаний (постановка «Под ружье», строгий арест, дисциплинарные роты и т.д.) которые впрямую не затрагивали ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ДОСТОИНСТВО наказываемых.
Разумеется, у выпоротого солдата следы от этой порки (плетями или шомполами) оставались на всю жизнь, их потом видели и жены, и дети, и внуки, как напоминание о том позорном наказании, которому был подвергнут их муж (отец, дед).
Думаю, что 90% выпоротых сохраняли ненависть к тем, кто приказал это сделать на всю жизнь.
Вот потом они и «отыгрывались» в годы революции на «высокоблагородиях».
А таких вот «поротых», только в годы ПМВ, были многие десятки тысяч солдат …
После отречения Николая Второго и «демократических преобразований» Временного правительства в армии, это чувство человеческого достоинства проснулось у миллионов «героев в серых шинелях» и они уже бить себя (ни кулаком, ни тем более розгами, нагайками или шомполами) никому не позволяли.