Перед невозможностью они тотчас смиряются.
"Эти господа при иных казусах, например, хотя и ревут, как быки, во всё горло,
хоть это, положим, и приносит им величайшую честь, но
перед невозможностью они тотчас смиряются.
Невозможность - значит каменная стена? Какая каменная стена?
Ну, разумеется, законы природы, выводы естественных наук, математика".
("Записки из подполья")
Скажут тебе: "Жизнь такова, какова она есть, и больше - никакова!" -
и надо смириться.
Ибо против рожна не надо писать.
Надо приспособиться к каменной стене и получать от жизни удовольствия.
Я, когда эти строки Достоевского впервые читал в 20 лет в 1976-м,
их проецировал на действительность КПССную и видел, что все так и смиряются.
В действиях и я смирялся - ибо первые же пробы показали их безполезность.
Но в мыслях не смирялся никогда, хотя и пытался.
Смирения надолго не хватало, быстро скатывался к бунтующим чувствам.
Уж очень тошно было смиряться.
Я ведь не человек с крепкими нервами.
Хоть и понимал, что всё равно ничего не изменишь.
Чем больше познавал людей (и продолжаю познавать),
тем более понимал: люди таковы, каковы они есть, и больше - никаковы!
Но как же оптимально относиться к этому?
Люди с крепкими нервами советуют не обращать внимания.
А если к крепким нервам ещё и хитрость конформную -
тогда можно в жизни устроиться даже очень комфортно.
хоть это, положим, и приносит им величайшую честь, но
перед невозможностью они тотчас смиряются.
Невозможность - значит каменная стена? Какая каменная стена?
Ну, разумеется, законы природы, выводы естественных наук, математика".
("Записки из подполья")
Скажут тебе: "Жизнь такова, какова она есть, и больше - никакова!" -
и надо смириться.
Ибо против рожна не надо писать.
Надо приспособиться к каменной стене и получать от жизни удовольствия.
Я, когда эти строки Достоевского впервые читал в 20 лет в 1976-м,
их проецировал на действительность КПССную и видел, что все так и смиряются.
В действиях и я смирялся - ибо первые же пробы показали их безполезность.
Но в мыслях не смирялся никогда, хотя и пытался.
Смирения надолго не хватало, быстро скатывался к бунтующим чувствам.
Уж очень тошно было смиряться.
Я ведь не человек с крепкими нервами.
Хоть и понимал, что всё равно ничего не изменишь.
Чем больше познавал людей (и продолжаю познавать),
тем более понимал: люди таковы, каковы они есть, и больше - никаковы!
Но как же оптимально относиться к этому?
Люди с крепкими нервами советуют не обращать внимания.
А если к крепким нервам ещё и хитрость конформную -
тогда можно в жизни устроиться даже очень комфортно.