550. Разбор партий гроссмейстеров
Перечитываю страницы "Апокалипсиса" Розанова, им неопубликованного.
"Апокалипсис. Если “ничего не нужно” - то неужели же не апокалипсис? Но ведь серьезное-то, серьезнейшее из самого серьезного, заключается в том, что действительно наступила таинственная и странная эпоха, как-то незаметно приблизившаяся, “тихими шагами” и даже “без шороха”, - когда... царю перестало быть нужно его царство и священнику его священство. Nota bene: и ростом и всем, и какою-то безвыразительностью лица, “почти иностранного”, явно - не русского, Николай II явно похож на Мережковского. И что это есть “царь-декадент” - в этом никто не сомневается, или не усомнится, если мы только намекнем. Все - кстати. Все события - сливаются. Царь так же “не умел править”, как “декаденты”, будучи “писателями”, - таинственным и страшным образом “разучились писать”, “писали бяку”. Эти “показатели времен” воистину апокалипсичны и зловещи. “Что-то показалось в воздухе, и вдруг стало темно”. - “Что, не затмение ли?” - “Затмения нет, календарь не показывает: но воздух вдруг из светлого сделался серым”. Это и есть Апокалипсис."
http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1999/7/nasled.html
Ужасы 1918-го. Но ведь они не с неба свалились! К 18-му шли. Ведь году в 1906-м его уже можно было провидеть!
Давно волнует вопрос: возможно ли и когда было ещё не поздно предотвратить катастрофу 1917-го?
Если я правильно понял Галковского, он считает, что Россия была обречена, ибо "Мы МЕШАЛИ. А сил для обороны было маловато". Допустим, что это весьма вероятно.
Но что было делать русскому интеллигенту в 1906-м?! Который видел, что всё летит в тартарары.
У нас разница с Розановым ровно в 100 лет. Мне он всегда казался близким по духу человеком. Оба работаем в большой газете (пусть мой дым ниже и жиже). Так что я немного могу представить его обстаятельства.
В 1906-м он пишет статью "Экономический и социальный вопрос у Достоевского (к 25-летию его кончины").
Обильно цитирует "Дневник писателя", где Достоевский в свою очередь обильно цитирует разговор Левина с Облонским из "Анны Карениной", "которое с особенным замиранием сердца будет прочитано сейчас в Москве, 28 января 1906 года, через 29 лет:
- Приобретение, не соответствующее положенному труду, - не честно, - говорит Левин.
- Да кто же определит соответствие? - возразил Облонский.- Ты не определил черты между честным и бесчестным трудом. То, что я получаю жалованья больше, чем мой столоначальник, хотя он лучше меня знает дело, -- это бесчестно?
Помещики разговаривают ночью, лежа на сеновале, у крестьянина, во время охоты.
-- Ну, так я тебе скажу. То, что ты получишь за свой труд в хозяйстве лишних, положим, пять тысяч, а этот мужик, как бы он ни трудился, не получит больше пятидесяти рублей, точно так же бесчестно, как то, что я получаю больше столоначальника...
..............................................................................................
-- Нет, позволь, -- продолжает Левин. -- Ты говоришь, что несправедливо, что я получу пять тысяч, а мужик пятьдесят рублей: это правда. Это несправедливо, и я чувствую это, но...
-- Да, ты чувствуешь, но ты не отдаешь ему своего имения, -- сказал Степан Аркадьевич, как будто нарочно задиравший Левина...
-- Я не отдаю, потому что никто этого от меня не требует, и если б я хотел, то мне нельзя отдать... и некому.
-- Отдай этому мужику, он не откажется.
-- Да, но как же я ему отдам? Поеду с ним и совершу купчую?
-- Я не знаю. Но если ты убежден, что ты не имеешь права...
-- Я вовсе не убежден. Я, напротив, чувствую, что не имею права отдать, что у меня есть обязанности и к земле, и к семье.
-- Нет, позволь; но если ты считаешь, что это неравенство несправедливо, то почему же ты не действуешь так?..
-- Я и действую, только отрицательно, в том смысле, что я не буду стараться увеличивать ту разницу положения, которая существует между мною и им.
-- Нет, уж извини, это парадокс... Так-то, мой друг. Надо одно из двух: или признавать, что настоящее устройство общества справедливо, тогда отстаивать свои права, или признаваться, что пользуешься несправедливыми преимуществами, как я и делаю, и пользоваться ими с удовольствием (курсив здесь и ниже Достоевского).
-- Нет, если бы это было несправедливо, ты бы не мог пользоваться этими благами с удовольствием, -- по крайней мере, я не мог бы, мне, главное, надо чувствовать, что я не виноват.
Не правда ли, слова эти с биением сердца прочтутся всеми москвичами, ибо в журналистике 1905 года не было ничего сказано столь глубокого и вместе столь отвечающего на тему истекшего года, как эти, 29 лет назад сказанные, слова! О, если бы в эти 29 лет русское общество, русская администрация, русское законодательство и, словом, "русский смысл" и "русская душа" поработали над этими словами: не застали бы нас врасплох и растерянными события этого года, да и самых событий, наверное, не было бы в их черных и скорбных и кровавых чертах, а все, подготовившись и совершаясь медленно, расплылось бы в белые и голубые тоны." (конец цитаты)
Значит, если в 1906-м уже может поздно, то в 1877-м ещё можно было попытаться свернуть с дороги, ведущей в пропасть 1917-го?!
Пока ещё не убили Александра II. Может, нельзя было допускать охоту на царя?! И сделать всё, чтобы его спасти? Но если русская аристократия и интеллигенция допустили убийство главы государства, то, может, именно тогда они и обрекли Россию на гибель?!
Но всё-таки в 1906-м журналисту "Нового времени" Василию Розанову что надо делать?! ТАК ли надо было о Достоевском писать? На ТО ли обращать внимание читателей?
Розанов продолжает:
"Наши "государственники", в настоящую минуту поставившие задачею "переломить шпагу над головой" молодой России, должны знать, что за спиною их не стоит ничего, кроме "отпетой циничной России", по определению пророка их же "государственного" стана, и что на эшафот ими возведена "будущность России". Позволительно схватиться за голову и изумленно спросить: "Боже, да почему же это национальная партия, когда она отсекает голову этой России, охраняет ее экскременты, вонючие отбросы, а что в ней молодо и растет, что чисто сердцем, в чем сконцентрирован весь идеализм страны, -- все это порубает, ненавидит, истребляет?" Не скорее ли это партия страшно антинациональная? Может ли быть назван садоводом, хозяином сада, сберегателем его человек, который бережет только старые пни в нем, а молодые деревца вырывает с корнем и вообще органически ненавидит?!
Безумие творится в истории. Среди безумия живем мы.
Во всяком случае, молодая Россия, которая теперь борется, страдает, сейчас ужасно угнетена, может выдвинуть эти наиболее яркие слова, сказанные в нашей литературе в оправдание ее, и сказанные не ошибающимся психологом и аналитиком, притом человеком государственного и христианского настроения: она может слова эти кинуть в ответ не только своим обвинителям на суде (а следовало бы именно на суде припомнить эту защиту-разъяснение Достоевского), но и идейным обвинителям, из которых назовем часть нашего "черного духовенства", воистину черного. Вспомним проповеди епископов Никона (в Москве) и Антония (в Волыни); пресловутую октябрьскую проповедь в Москве, прочтенную по распоряжению епархиальной власти..."
Искренно ли это написано Розановым или "в соответствии с требованиями редационной политики НВ?
Раньше подумал бы, что искренне. Но теперь, когда понял, что трудно кому-либо пишущему доверять полностью, начинаю сомневаться.
Политика Розанова по большому счёту не воновала - он СОЧИНЯЛ, баловался литературкой, денюшки зарабатывал. Чтобы потом купить фальшивые старинные монеты и наслаждаться их лицезрением. Глупость ведь.
Потом возопил в 18-м: "Апокалипсис!" Поздно было. А в 6-м не поздно?!
Предполагаю, что не поздно. Нет обречённости фатальной.
В ноябре 41-го казалось, что война проиграна, ан нет - в 45-м дошли до Берлина.
Гитлер с 1933-го по 1939-й преобразил Германию (без оценок каким образом) - за 6 лет всего.
В 1906-м неужели нельзя было лучше подготовиться к войне и попыткам государственного переворота?!
Или всё-таки фатальность произошедшего, и мои сравнения неправомочны?
"Апокалипсис. Если “ничего не нужно” - то неужели же не апокалипсис? Но ведь серьезное-то, серьезнейшее из самого серьезного, заключается в том, что действительно наступила таинственная и странная эпоха, как-то незаметно приблизившаяся, “тихими шагами” и даже “без шороха”, - когда... царю перестало быть нужно его царство и священнику его священство. Nota bene: и ростом и всем, и какою-то безвыразительностью лица, “почти иностранного”, явно - не русского, Николай II явно похож на Мережковского. И что это есть “царь-декадент” - в этом никто не сомневается, или не усомнится, если мы только намекнем. Все - кстати. Все события - сливаются. Царь так же “не умел править”, как “декаденты”, будучи “писателями”, - таинственным и страшным образом “разучились писать”, “писали бяку”. Эти “показатели времен” воистину апокалипсичны и зловещи. “Что-то показалось в воздухе, и вдруг стало темно”. - “Что, не затмение ли?” - “Затмения нет, календарь не показывает: но воздух вдруг из светлого сделался серым”. Это и есть Апокалипсис."
http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1999/7/nasled.html
Ужасы 1918-го. Но ведь они не с неба свалились! К 18-му шли. Ведь году в 1906-м его уже можно было провидеть!
Давно волнует вопрос: возможно ли и когда было ещё не поздно предотвратить катастрофу 1917-го?
Если я правильно понял Галковского, он считает, что Россия была обречена, ибо "Мы МЕШАЛИ. А сил для обороны было маловато". Допустим, что это весьма вероятно.
Но что было делать русскому интеллигенту в 1906-м?! Который видел, что всё летит в тартарары.
У нас разница с Розановым ровно в 100 лет. Мне он всегда казался близким по духу человеком. Оба работаем в большой газете (пусть мой дым ниже и жиже). Так что я немного могу представить его обстаятельства.
В 1906-м он пишет статью "Экономический и социальный вопрос у Достоевского (к 25-летию его кончины").
Обильно цитирует "Дневник писателя", где Достоевский в свою очередь обильно цитирует разговор Левина с Облонским из "Анны Карениной", "которое с особенным замиранием сердца будет прочитано сейчас в Москве, 28 января 1906 года, через 29 лет:
- Приобретение, не соответствующее положенному труду, - не честно, - говорит Левин.
- Да кто же определит соответствие? - возразил Облонский.- Ты не определил черты между честным и бесчестным трудом. То, что я получаю жалованья больше, чем мой столоначальник, хотя он лучше меня знает дело, -- это бесчестно?
Помещики разговаривают ночью, лежа на сеновале, у крестьянина, во время охоты.
-- Ну, так я тебе скажу. То, что ты получишь за свой труд в хозяйстве лишних, положим, пять тысяч, а этот мужик, как бы он ни трудился, не получит больше пятидесяти рублей, точно так же бесчестно, как то, что я получаю больше столоначальника...
..............................................................................................
-- Нет, позволь, -- продолжает Левин. -- Ты говоришь, что несправедливо, что я получу пять тысяч, а мужик пятьдесят рублей: это правда. Это несправедливо, и я чувствую это, но...
-- Да, ты чувствуешь, но ты не отдаешь ему своего имения, -- сказал Степан Аркадьевич, как будто нарочно задиравший Левина...
-- Я не отдаю, потому что никто этого от меня не требует, и если б я хотел, то мне нельзя отдать... и некому.
-- Отдай этому мужику, он не откажется.
-- Да, но как же я ему отдам? Поеду с ним и совершу купчую?
-- Я не знаю. Но если ты убежден, что ты не имеешь права...
-- Я вовсе не убежден. Я, напротив, чувствую, что не имею права отдать, что у меня есть обязанности и к земле, и к семье.
-- Нет, позволь; но если ты считаешь, что это неравенство несправедливо, то почему же ты не действуешь так?..
-- Я и действую, только отрицательно, в том смысле, что я не буду стараться увеличивать ту разницу положения, которая существует между мною и им.
-- Нет, уж извини, это парадокс... Так-то, мой друг. Надо одно из двух: или признавать, что настоящее устройство общества справедливо, тогда отстаивать свои права, или признаваться, что пользуешься несправедливыми преимуществами, как я и делаю, и пользоваться ими с удовольствием (курсив здесь и ниже Достоевского).
-- Нет, если бы это было несправедливо, ты бы не мог пользоваться этими благами с удовольствием, -- по крайней мере, я не мог бы, мне, главное, надо чувствовать, что я не виноват.
Не правда ли, слова эти с биением сердца прочтутся всеми москвичами, ибо в журналистике 1905 года не было ничего сказано столь глубокого и вместе столь отвечающего на тему истекшего года, как эти, 29 лет назад сказанные, слова! О, если бы в эти 29 лет русское общество, русская администрация, русское законодательство и, словом, "русский смысл" и "русская душа" поработали над этими словами: не застали бы нас врасплох и растерянными события этого года, да и самых событий, наверное, не было бы в их черных и скорбных и кровавых чертах, а все, подготовившись и совершаясь медленно, расплылось бы в белые и голубые тоны." (конец цитаты)
Значит, если в 1906-м уже может поздно, то в 1877-м ещё можно было попытаться свернуть с дороги, ведущей в пропасть 1917-го?!
Пока ещё не убили Александра II. Может, нельзя было допускать охоту на царя?! И сделать всё, чтобы его спасти? Но если русская аристократия и интеллигенция допустили убийство главы государства, то, может, именно тогда они и обрекли Россию на гибель?!
Но всё-таки в 1906-м журналисту "Нового времени" Василию Розанову что надо делать?! ТАК ли надо было о Достоевском писать? На ТО ли обращать внимание читателей?
Розанов продолжает:
"Наши "государственники", в настоящую минуту поставившие задачею "переломить шпагу над головой" молодой России, должны знать, что за спиною их не стоит ничего, кроме "отпетой циничной России", по определению пророка их же "государственного" стана, и что на эшафот ими возведена "будущность России". Позволительно схватиться за голову и изумленно спросить: "Боже, да почему же это национальная партия, когда она отсекает голову этой России, охраняет ее экскременты, вонючие отбросы, а что в ней молодо и растет, что чисто сердцем, в чем сконцентрирован весь идеализм страны, -- все это порубает, ненавидит, истребляет?" Не скорее ли это партия страшно антинациональная? Может ли быть назван садоводом, хозяином сада, сберегателем его человек, который бережет только старые пни в нем, а молодые деревца вырывает с корнем и вообще органически ненавидит?!
Безумие творится в истории. Среди безумия живем мы.
Во всяком случае, молодая Россия, которая теперь борется, страдает, сейчас ужасно угнетена, может выдвинуть эти наиболее яркие слова, сказанные в нашей литературе в оправдание ее, и сказанные не ошибающимся психологом и аналитиком, притом человеком государственного и христианского настроения: она может слова эти кинуть в ответ не только своим обвинителям на суде (а следовало бы именно на суде припомнить эту защиту-разъяснение Достоевского), но и идейным обвинителям, из которых назовем часть нашего "черного духовенства", воистину черного. Вспомним проповеди епископов Никона (в Москве) и Антония (в Волыни); пресловутую октябрьскую проповедь в Москве, прочтенную по распоряжению епархиальной власти..."
Искренно ли это написано Розановым или "в соответствии с требованиями редационной политики НВ?
Раньше подумал бы, что искренне. Но теперь, когда понял, что трудно кому-либо пишущему доверять полностью, начинаю сомневаться.
Политика Розанова по большому счёту не воновала - он СОЧИНЯЛ, баловался литературкой, денюшки зарабатывал. Чтобы потом купить фальшивые старинные монеты и наслаждаться их лицезрением. Глупость ведь.
Потом возопил в 18-м: "Апокалипсис!" Поздно было. А в 6-м не поздно?!
Предполагаю, что не поздно. Нет обречённости фатальной.
В ноябре 41-го казалось, что война проиграна, ан нет - в 45-м дошли до Берлина.
Гитлер с 1933-го по 1939-й преобразил Германию (без оценок каким образом) - за 6 лет всего.
В 1906-м неужели нельзя было лучше подготовиться к войне и попыткам государственного переворота?!
Или всё-таки фатальность произошедшего, и мои сравнения неправомочны?