Графомания и шарнирные ручки.
У Мамы Карлы эксцентричный способ прокрастинации - ей надо делать коробку для огненного демона Яльд-Ягара, чтобы выставить его уже в конце концов на продажу, а она вместо этого ударилась в эксперименты с кукольными руками. Да, я знаю в чём причина вечных откладываний - у всех же кризис, кому на хрен куклы нужны, а продавать за дёшево после стольких трудов... мамикарлина жаба сильно мучается - ей прыщавой очень плохо и она не знает, как с этим справиться, поэтому вместо того, чтобы уже выйти и вытерпеть ещё вагон жалоб на жизнь от хотящих-кукалку она щурит грустные жёлтые глазки и позволяет неразумной Маме Карле плюнуть на быт, собственные жалобы на жизнь и уйти с головой в работу, пока жареная птица ещё только подкрадывается и до мягких частей не дотянулась.
Да, Мама Карла сделала это! Она решилась и попробовала делать многошарнирные руки из папье-маше! Всё оказалось вовсе не так уж и страшно. Она долго думала, что данунафиг-этоневозможно - материал слишком хрупкий, опять же очень мелко, ну, и ещё миллион оправданий - лишь бы не пробовать. Да-да, многое мы считаем не возможным - тут вышел Кэп в белом мундире (пускай будет белый для торжественности) - не потому что оно таковым является, а просто потому, что нам страшно пробовать. Богатое воображение нарисовало вагон трудностей, внутренний критик в очередной раз сообщил тебе, что ты криворукий удод и можешь даже не начинать - всё равно не получится, и прокатил перед внутренним взором-и-разбитым-сердцем мильён прежних неудач, которые - сука - хорошо ведь запомнились. Поле не паханное для психотерапевта, да! Но иногда увесистое шило в жопе бывает резвее стальной бороны - криворукий удод - да, по-фигу, хоть вообще безрукий - всё равно попробовать хочется. И вот ты хочешь и ходишь кругами около какой-нибудь "невозможной" идеи, а потом - бац - и кто-нибудь что-то подобное уже провернул! Да не просто провернул, а ещё круче, чем ты мог даже себе представить! И ты такой - оооо - ну, вот делают же люди, значит и ты делай! А ну, пиздуй за работу срочно, хватит ходить сопли жевать! Как-то вот так - чужие достижения помогают преодолеть собственные затыки и начать пытаться ))) Мама Карла собралась в кулачок и начала!
Руки разных кукол - слева на право, сверху вниз - недоделок полушарнирной руки для Нацуяма Ори, набросок шарнирной руки для Оскара (сейчас Ксеня про него подробно расскажет), рука для Йозефа и рука с пястным шарниром для Герды:
Про шарнирные пальчики:
На сверрршения меня вдохновили куклы Полины Шумковой (хм, чего-то она давно в ФБ ничего не выкладывала) Полина правда из полимерки сделала, но совсем уж крохотную шарнирную ручку. Мама Карла подумала - ну блииин, полимерка же тоже не железо, и вообще-то самую малость прочнее папьи, так что хватит собираться - делать пора... на всякий случай чуть-чуть покрупнее.
Вообще Мамуля как всегда лоханулась. Типо, по-секрету, ага: она давно и страшшшно вдохновляется вязанием прекрасной Тав, которая теперь "живёт" под ником amused to death на dreamwidth. Тав (мне нравится этот её прежний ник, надеюсь, она не обидится, что я её и сейчас так зову) вяжет какие-то запредельно маленькие вещи для кукол - спицы-крючки-иголочки, и я такое если и осилил бы то только под супер гигантской лупой... и не спицы - только крючок, да. Так вот она же вязала для кукол даже перчатки! Для мааааленьких кукол - такое, короче, совсем за гранью добра и зла, да-да. Картинка с перчатками где-то потерялась, но вот, например, кофточка, чтобы все афигели. Так вот, тут Мама Карла объективно понимает, что она такое не сможет, ну, просто потому, что даже большое на спицах не умеет, зато она же прокачала немножко свои швейные способности - беленький кантик в пол мм на генриховой форме позволил ей поверить в свои швейные силы - и перчатки-для-куклы начали есть мамулин мозг. Она решила, раз не могу связать, значит надо попробовать сшить! Для этого нужны подходящие кукольные руки, не так чтобы совсем уж крошечные - средние вполне подойдут... А тут как раз Ося нарисовался со своей зацикленностью на белых шмотках в жаркой Афреке, где нужно свою белую шкурку прятать от злого афреканского солнца - нужны белые перчатки, да-да-да! Вот оно как всё связано-то, хе-хе-хе. Мама Карла вечно смотрит в даль (рукалицо) Куклы ещё нет, а перчатки намечтаны уже сто лет как!
Это она их намечтала, чтобы уже не отвертеться - сделаешь, мол, куклу и никуда не денешься - придётся пробовать и перчатки - неисповедимы пути наёбки злого внутреннего критика! А в чём лоханулась, собственно: Оська, зараза, не захотел получаться такого же размера как Нацуяма - он - вредная крысятина - выходит меньше, и вот Мама Карла сейчас с ужасом думает, что ниасилит для него белые перчаточки, ибо из чего их такие маленькие шить - батист "жидкий" хоть и тонкий... но об этом она подумает потом. Сейчас, собственно, про сами руки, точнее пока только про наброски для рук.
Даже на наброски рук у Мамули ушло аж четыре дня! Впрочем, это специфика материала - папье-маше с большим содержанием клея очень долго сохнет и даёт большую усадку, поэтому намазал чуток и ждиииии, а потом оно как усохло-усохло - снова мажь, и так несколько раз, пока нужный объём наберётся.
Руки у Оськи должны быть маленькие... должны были быть (рукалицо) Кто тебя, Мама Карла, вообще спрашивал! В итоге нифига они не маленькие, но тонкие и вполне изящные - на том спасибо. Йозефова рука была образцом... он немного поменьше, и вот такого размера было бы прям идеально... было бы.
Трубочки-заготовки для пальцев сушила на иголках)))
На иголках же и сами шарниры наращивала.
Вот после нескольких часов подмазок, нудных ожиданий и шлифовки мелкой наждачкой, а потом снова подмазок, получается вот такой шарнирчик. Он тут правда ещё не совсем до ума доведён - прорезь кривая, но это ж пока только набросок руки:
Вообще материал конечно же хрупкий - бумага она и в Африке бумага... и даже в Афреке, бгггг. Но, я же птица-олуша-лошара совсем не подумала о том, что хрупкость из-за микро размеров уменьшается! Сломать это трудно, просто потому что оно сильно маленькое - надо целенаправленно ломать, а если не целенаправляться деструктивно, всё вполне себе целенькое и останется. А при необходимости можно бритвой лишнее отрезать - удобно:
Даже супер хлипкая резинка-в-одну-жилку подошла:
А вот и свои печали. Кто-то говорил Маме Карле, что маленькие шарниры лучше работают - а нифига ж подобного! Маленькие шарниры точно так же хуёво работают, если не правильно прорези и дыры под резину сделать - эффект рычага верен себе на любых размерах. Ну, или просто мне так "везёт". Это вот заготовки шарнироприёмников под пальцы:
Примерка пальцев показала, что можно спокойно вставлять в них ещё по шарниру. Работает оно, конечно, далеко не идеально, таких супер сгибов, как настоящая рука не даст, но половинчатые вполне и в бок пальцы можно немножко отогнуть. Если Маме Карле хватит терпежу повторить этот пальцевый эксперимент ещё раз она повыдрачивает рабочесть шарниров посильнее, а пока фтопку перфекциониста - глазки уже вытекли.
Второй шарнир удобно подгонять на иголке:
По ходу дела примерка))) Мизинцы получились, конечно, "писательские" - бгггг, не зря он съел мамулин мозг рассказами о своей жизни - большие... но зато они открыли Маме Карле страшшшное: даже для Герды можно было сделать пальцы на шарнирах! Ну, хотя бы на одном шарнире. Ясное дело, что вот Оля, которая делает суперских шарнирных кошек из какого-то мега твёрдого пластика смогла бы сделать ещё меньше, потому что она всамделишный миниатюрист, а Мама Карла только нащупывает около границ папьёвых и своих возможностей, поэтому для Герды не рискнула бы двухшарнирные пальцы делать. ...А одношарнирные можно было! (Отпусти меня пальцевая трава! У Герды руки уже готовы - переделывать не буду!)
Крепления на хеэбэшных нитках - моё любимое))) Тянуть со всей дури нельзя... хотя оно достаточно крепкое всё же вышло:
...Из верхней фаланги указательного пальца ещё нитка торчит - да, петелька туда намертво вклеена.
А вот уже облагороженные шарнироприёмники в ладошке - достаточно глубокие:
Верхняя фаланга для большого пальца размером и формой напоминает виноградную косточку. Это забавно, и Мамуля тормознула и не сфотала! Тут пока примерка без "виноградной" фаланги:
Вот рядом с головой видно, что руки совсем не маленькие получились. Но длинные ладошки - это красиво, и пальцы ооочень тонкие, так что будет куда ещё немножко мяса нарастить и при этом сохранить "изячность", бггггг:
Осталось самое занудное - довести до красивости - ногти, морщинки на ладошках, мяса добавить, шероховатости убрать - гемор, короче. Но это всё потом, сначала доковырять всё целиком. Мама Карла - глупая женщина - оставляет самую нудную работу на потом, а самую интересную в первую очередь делает. Ага, чтобы потом страдать, бггг, хотя когда все стратегически важные "узлы" готовы можно какую-нибудь аудиокнижку врубить и довыглаживать всё на автопилоте.
Таки вот дела!
Ноосфера и четыре цвета из жизни убегающих:
А теперь Мамуля даёт слово внутреннему графоману, ибо у него уже свербит (рукалицо)
Но тут я тоже зайду из далека, бгггг. Ноосфера пошутила: вот эта пачка с палочками у меня на столе валяется уже давным-давно, а я только сейчас заметил её говорящую символичность:
Далеко будет из другой оперы. Даже не из оперы, а из вокального цикла Франца Шуберта "Зимний путь". Как-то давно прекрасный Птицеящер (кажется это был именно он, но если память мне изменяет, то всё равно это был кто-то прекрасный из дайрёвых френдов) убеждал Сеню, что "Зимний путь" лучше всех поёт Бостридж. Сеня возражал, что Йоргуша Маммель лучче - Бостридж, мол сильно "оперный", а вот Йорг именно что как "песню" это всё поёт и на оперные арии совсем не похоже. И всё в таком духе. Маммеля, к слову, я по-прежнему люблю нежно. Однако мне тут недавно на ютьюбе попалось совершенно афигительное видео с Бостриджем - он там совсем восхитительный псих! И как всё минималистично-символично сделано, и даже эта его "оперность" так в тему и вообще всё-всё очень гармонично, что прям любофь-сирдца. ...И оно совпало с оськиными историями какими-то незримыми гранями-боками: так что предварю трагикомедию некоторым оперным пафосом - прекрасным)))
Из жизни убегающих - часть какая-то.
Четыре цвета: белый, красный, красный и снова белый.
Ему было семь и он был - маленький принц. Не совсем принц, принцам ведь разрешают всё на свете - даже облизать уголок праздничного пирога, пока никто не видит. А маленьким баронам всё запрещают - даже пирог! И вовсе не праздничный, а обыкновенный - с яблоками. «Ты опоздал к завтраку! Твоя одежда в беспорядке! Это не допустимо! Сегодня ты останешься без десерта! Ты не должен потакать своим слабостям!» - Оскар скривил маленький рот в надменной гримаске - «Это недопустимо, папочка!» Он ещё не решил, чего бы такого запретить отцу, но подражать его тону было забавно. И вообще быть маленьким бароном было не плохо, даже хорошо! У тебя огромный дом, где столько укромных уголков, можно спрятаться там и вслушиваться в тишину - ждать, поднялся ли в доме переполох - они тебя уже ищут или все про тебя позабыли. А ещё большой сад, там вдоль дорожек были прекрасные фонари с белыми плафонами - круглыми, матовыми, словно полная луна. А в дальнем краю полудикие заросли роз - можно было залезть туда с книжкой, рассматривать картинки и временами поглядывать в сад - на поляне целый спектакль: прислуга и няньки бегают, машут руками, будто гусыни крыльями - потеряли ребёнка, ребёнка потеряли! Отец идёт по дорожке, злющий, даже тут в безопасности розовых кустов дрожь пробирает! А он идёт там - спина прямая, плечи острые - стальной сокол - шикает на глупых женщин. И только мама растеряно стоит под тисом, озирается украдкой и теребит тонкими пальцами жабо. Маму жалко. Надо сдаваться - отец выпорет, конечно, но оно того стоило. Какой переполох он устроил! Хороший переполох. А принцам, наверное, переполох не нужен - все и так бегают вокруг них целыми днями!
***
У соседей были голуби. Породистые - нестерпимой красоты! Такие красивые, что лучше бы их и не было вовсе. Было в их красоте что-то не правильное, вызывавшее нехорошие чувства. В белоснежных камзолах с кружевными хвостами, они иногда залетали в сад фон Дитрихов и маленький Оскар потихоньку наблюдал из своего укрытия, как вальяжные птицы горделиво расхаживают по дорожкам - выпятив грудь, осанистые, точно папины офицеры. Такие красивые, надменные - дела им ни до чего нет - даже и не взглянут в его сторону. Оскар иногда ловил себя на мысли, что желает им смерти, а потом спохватывался и сожалел.
И вот однажды сиамский кот Нарцисс - неженка и всеобщий любимец, не то почуяв в себе вдруг пробудившийся охотничий азарт, не то случайно подслушав мысли Оскара, бросился из-под пионовых кустов на залётных красавцев, изловил одного и принялся рвать кружевные перья. Шум, борьба, клочья пуха снеговым полукругом взлетают в воздух, вот уже и рубины покатились с надломленной шеи. Оцепеневший было Оскар, опрометью бросился из розовых зарослей, не замечая жадных шипов - в самую гущу схватки.
Голубя он отбил, к царапинам, что оставили розы, добавилась ещё пара-тройка в награду от Нарцисса… Но всё было зря - прекрасная птица была совсем мертва. Оскар посмотрел на свои исцарапанные, перемазанные кровью руки, они сжимали что-то странное, невнятное - окровавленный комок слипшейся дряни - какие-то глупые ленты и тряпки. Нет, это был тот самый голубь, совсем недавно гордо прогуливавшийся по садовой дорожке… И всё? Как же так, почему? «Это я виноват! Я хотел, чтобы голубь умер! Почему он не улетел! Что же теперь делать?», Оскар бежал к дому, прижимая к груди мёртвую птицу, свободной рукой размазывая по щекам кровь, слёзы, пыль. Он ещё издали заметил фигуру отца, возвышающуюся жёсткой чертой над парадным крыльцом. «Папочка!», слёзы никак не хотели останавливаться, а сбитое дыхание не давало вымолвить и слова, только отчаянные булькающие возгласы. По мере приближения на родительском лице росло непонимание и возмущение: «Что ты себе позволяешь! Посмотри, на кого ты похож! Извалявшийся в грязи дикарь! Это сын барона, какой позор!» …Оскар всё ещё пытался как-то объяснить, что случилось, но выходило не внятно - грозная, нависшая фигура отца, противные слёзы, которые, вот не задача, всё текут и текут: «Это я виноват!» «Что это за мерзость? Мёртвая птица? Ты убил птицу? Прекрати мямлить, и отвечай, как полагается!» «Да… нет…» «Так да или нет?», в отцовском голосе явственно читалось с трудом подавляемое раздражение, «От тебя воняет смертью!» «Это Нарцисс!» всхлипнул Оскар и снова зарыдал в голос, не в силах отвечать, как полагается. «Прекрати сейчас же реветь, точно глупая девчонка!» Оскар вдруг почувствовал острую опаляющую боль, словно его окатило жаром из печки, нос заложило, а поток слёз как по волшебству иссяк, странная вата отрезвляющего безразличия накрыла сознание - твёрдый удар отцовской ладони. «Да неужели? Ты наконец-то перестал!», он встряхнул мальчишку за плечи: «А теперь слушай меня внимательно! Кошки едят птиц, для них это такое же лакомство, как для тебя пирожное. Так что сегодня ты поступил очень дурно, лишив Нарцисса десерта. Тебя ведь иногда лишают десерта, но по справедливости - за то, что ты нарушаешь правила! А Нарцисс не нарушал правил, он кот - ему полагается есть птиц.» «Но я ведь не убиваю пирожное, прежде чем съесть его», попытался возразить сын, втягивая распухшим носом кровавую соплю. «Нет, но ты ведь и не кот. Здесь другое, это закон природы. Она так устроена: сильные едят слабых, чтобы выжить… Впрочем о природе тебе должен объяснять твой учитель! За что, в конце концов, этот лентяй получает свои деньги!», и, отшатываясь от ребёнка: «Вот ещё что, сколько раз тебе нужно повторять, ты аристократ! Так почему же ты всегда ведёшь себя как маленький плебей?! Немедленно умойся, приведи в порядок одежду и выкини уже эту дохлую гадость! И да, сегодня ты останешься без десерта», он скосил брезгливый взгляд на мёртвую птицу, «Аристократы не показывают вульгарных эмоций и уж тем более не плачут! Пусть плачут те, кому есть о чём сожалеть!» бросил он, не глядя на сына, отвернулся и вошёл в дом.
Мать застала Оскара в саду, притихшего, даже задумчивого, но всё такого же чумазого. Он хоронил голубя на цветочной клумбе. «Господи Боже, дорогой, что случилось?» «Ничего, мама. Ничего такого, просто Нарцисс убил голубя…» прогнусавил он в ответ. «Ужас! Какой плохой у нас кот! Ох, а ты почему весь исцарапанный?» «Я пытался спасти голубя, но не смог!» «Ох, мой маленький герой!» и мать обняла его, а он снова расплакался, не зная, что ответить: «Бедная, бедная мама, она же ничего не понимает!»
Лучше ничего никому не объяснять!
Пускай сильный доедает слабого - это не твоё дело! Ты не должен нарушать правила. Ты должен хорошо учиться, хорошо выглядеть и не расстраивать маму. Ты не должен плакать! Ты должен быть сильным… и тогда можно будет самому диктовать правила. Всё просто.
***
«Такие, как вы, не должны умирать сразу».
Ему снова снился Вайс, по локоть в крови, его крови - Оскара фон Дитриха… Вайс не был брезглив, он складывал развороченные осколком внутренности так, словно это были какие-нибудь носки, случайно вывернутые из гардеробного ящика, пытался бинтовать и даже не ленился пояснять свои действия: «Такие, как вы, не должны умирать сразу. Вам надо понюхать как следует, что такое смерть. Вы убивали других, но сами считали, что с вами этого не случится. Если вы и умрёте, то, во всяком случае, с комфортом, в постели. Вот я и позабочусь о таких удобствах для вас».
Позабочусь! Странно, всё выветрилось из памяти: шокирующий вид собственных внутренностей - только тягучий блеск тёмного и скользкого, даже первая волна боли - дребезжащим ударом о волнорез - отступившая так же внезапно, как и нахлынувшая… А что было вокруг? Мельтешащий туман. Он совсем не помнил, что было вокруг - земля, грязь, небо - но вот слова Вайса, до сих пор звучат в голове - даже интонации не потускнели. Будто бы он и сейчас говорит ему это, вот сейчас сидит у его постели и повторяет, серьёзным конторским тоном, без тени ехидства, даже без злобы и осуждения: «Вы убивали других, но сами считали, что с вами этого не случится» - словно зачитывает кулинарную книгу или список белья для прачечной. А ещё пуговица. Когда грохнул второй снаряд, Вайс склонился, прикрывая собою раненого. И вот тогда фон Дитрих увидел пуговицу на его кителе; сквозь хлопья мутившегося сознания она сияла чистым, холодным блеском. Сияет. «Вам надо понюхать как следует, что такое смерть».
«Я ведь хороший контрразведчик, да?» - и собственный остывающий голос звучал в голове теперь как чужой. Зачем он рассказал ему! Почему спросил. «Убей меня. Пожалуйста, убей меня!» - этого было бы достаточно. …И это не было бы так унизительно! Никогда ничего не объясняй, даже перед смертью. Какая мерзость, как же противно! Как это всё непоправимо некрасиво! Воспоминания скручивали нутро скользящими, пружинистыми узлами. Снова и снова кишки сворачивал язвящий спазм, кажется только потому, что этот невыносимый человек когда-то держал их в руках…
Оскар скрючился под одеялом, подтянул коленки к самому подбородку: «Я не должен оставаться один. Я не могу!»
Почувствовав его тревогу прибежала Белка, проскользнула под одеяло и принялась облизывать солёную хозяйскую щёку, тарахтеть словно маленький моторчик, мол, ты чего это удумал, Белка же с тобой! Белое облако кошачьей благодати. Фон Дитрих обнял кошку, стараясь успокоиться, но боль не отступала… Наступало утро.
Уже даже наступило. Оскар медленно выбрался из постели, осторожно прижимая руку к животу, словно опасаясь, что тот вдруг опять развалится по неясным, внезапным причинам, и поплёлся в ванную. А там, сквозь хрустящие лучи утреннего солнца, в лоснящейся зеркальной глади он вдруг увидел его.
***
- Вальтер! - истошный вопль отчаяния растерзал в клочья рабочее умиротворение кабинета, предварительно прорвав утреннюю тишину дома насквозь.
Вальтер, сосредоточенно сгорбленный над микроскопом, не шелохнулся.
- Вальтер! - вопль повторился. Нет, если говорить точнее, это был совсем уже другой вопль, начинённый, словно осколочный снаряд, возмущением, да нет же, праведным гневом, обидой и подлинным горем.
- Как он это делает? Как можно вкладывать в одно слово столько разных оттенков… Нет, не правильный вопрос! Правильный: почему я слышу эти вариации… - мысль прошла по касательной.
Вальтер невозмутимо помешал какую-то серую субстанцию в чашке Петри, а потом маленьким пинцетиком выловил оттуда крошечное нечто и аккуратно поместил на лабораторное стёклышко.
- Вальтер! - третий вопль обещал смерть в мучениях.
- Оскар, я занят, - мысленно прошептал бессердечный Вальтер стёклышку, и подкрутил что-то в своём монструозном микроскопе.
- Вальтер!!! - четвёртый вопль был рафинадом из чёрной скорби.
Вальтер медленно закрыл глаза, выпрямился. Поднял на лоб очки в тонкой стальной оправе. Потёр переносицу, тихонько отодвинулся от стола, сплошь уставленного медицинской стеклотарой всех невероятных форматов, выдохнул.
- И ведь не лень же орать с утра пораньше. Во сколько в этом доме нужно просыпаться, чтобы спокойно поработать, - тихо, но грозно возмущался Линденхоф, обращаясь к зелёному ростку в пробирке.
- Вальтер, - протянул сиплый, несчастный голос уже совсем рядом, и в этот момент на пороге появился источник разрушения всяких планов. Источник был аккуратно завёрнут в светло-кофейный халат, надетый поверх кремовой пижамы в тонкую полоску, аккуратно причёсан, хотя и бежал по коридору… и даже в тапочках - значит точно не умирает, и вообще всё в порядке.
- Оскар, какого!.. кхм… Сейчас восемь утра!
- Вальтер, это катастрофа!
- Где?
Ответом ему было молчание и упрямо поджатые губы, ах да, ещё ему что-то сунули под нос. Линденхоф спустил очки на переносицу и присмотрелся: два тонких пальца с аккуратно подстриженными ногтями плотно сжимали светлый волос -
- Оскар, прости меня, но это всего лишь волос, я не вижу тут никакой катастрофы. Судя по длине и толщине, волос твой, а не Белкин. У нас с Шоколадом волосы темнее, у него естественно кучерявые, а у меня длиннее… Луна вообще никогда не снимает платок и появляется тут, похоже, раз в месяц - он многозначительно провёл пальцем по ближайшей горизонтали - рисовать уже можно.
Оскар продолжал терпеливо и яростно молчать. Вальтер рассмотрел волос внимательнее:
- Ну, судя по фактуре, вроде бы седой волос… И что?
- Как что?! Это Мой Седой Волос, Вальтер! Я его только что вырвал!
-Зачем?
Искреннее непонимание Линденхофа даже не могло толком разозлить фон Дитриха, ему хотелось разрыдаться, как в детстве, от фатальной бесполезности слов!
-Ты правда не понимаешь? - теперь чуть ли не шёпотом спросил он.
Линденхоф посмотрел ещё раз на волос, на фон Дитриха, немного помолчал…
- Послушай, Оскар, сколько тебе лет?
- Эм… тридцать восемь - последовал сконфуженный ответ.
- Мне сорок, и посмотри на мою голову! - Тёмно-русые волосы Вальтера были равномерно присыпаны пеплом седины, так что получался красивый черно-бурый эффект. - В твоих светлых волосах седина просто не так заметна. Но вообще-то, знаешь ли, в нашем возрасте это нормально. Люди стареют, Оскар! Неужели ты думал, что природа, так и быть, ради прекрасного тебя сделает исключение? - Линденхофа, осознавшего масштабы трагедии, кажется, начала забавлять нелепость ситуации и смешно вытянувшаяся физиономия фон Дитриха - ребёнок узнал, что Святой Николай - это всего лишь выдумка взрослых. - Оскар, ты надо мной издеваешься? Восемь утра, мне нужно работать, с десяти у меня пациенты - толпа чернокожих упрямцев с куклами вуду, заговорами от межпозвоночной грыжи, припарками от катаракты и ещё целым ворохом невесть какой магической чуши! А у тебя катастрофа - среди и без того почти белых волос ты умудрился выискать один седой и устроить целое представление по этому поводу! Да, их наверняка там полно, просто раньше ты не обращал внимания!
-Кого полно? - растеряно и как-то мимо уточнил фон Дитрих.
- Седых волос, Оскар! - Линденхоф больше не мог злиться, скорее с трудом сдерживал смех.
- Полно, - повторил фон Дитрих, точно покорный зомби, - Ах, да, извини, я не хотел тебя отвлекать - опять сказал куда-то в сторону, пошатнувшись вышел из кабинета и тихонько закрыл за собой дверь.
Оставшись один, Вальтер не удержался от короткого смешка. Можно считать это недоразумение маленькой местью, всё-таки не очень приятно, когда десять раз в день напоминают, что щедрая на раздачу красоты природа решила взять небольшую паузу именно на тебе. «Зато я вроде бы умный, да и не такой уж страшный», Линденхоф окинул критическим взором своё долговязое отражение в пыльном стекле книжного шкафа, «Тьфу, ты чёрт, правду говорят - с кем поведёшься!» Он вернулся к рабочему столу, «Хотя ситуация всё же вышла… Он что, всерьёз расстроился? Вот ведь… иногда лучше промолчать. Но… Работать, работать, работать!»
***
Эта песня тут прозвучит очень злой иронией, но в тему же)))
***
Я хотел всего пару слов в ЖыЖы кинуть - как всегда (рукалицо)
Настроение:
А ещё у Ксени розетка для печки сгорела(((
Да, Мама Карла сделала это! Она решилась и попробовала делать многошарнирные руки из папье-маше! Всё оказалось вовсе не так уж и страшно. Она долго думала, что данунафиг-этоневозможно - материал слишком хрупкий, опять же очень мелко, ну, и ещё миллион оправданий - лишь бы не пробовать. Да-да, многое мы считаем не возможным - тут вышел Кэп в белом мундире (пускай будет белый для торжественности) - не потому что оно таковым является, а просто потому, что нам страшно пробовать. Богатое воображение нарисовало вагон трудностей, внутренний критик в очередной раз сообщил тебе, что ты криворукий удод и можешь даже не начинать - всё равно не получится, и прокатил перед внутренним взором-и-разбитым-сердцем мильён прежних неудач, которые - сука - хорошо ведь запомнились. Поле не паханное для психотерапевта, да! Но иногда увесистое шило в жопе бывает резвее стальной бороны - криворукий удод - да, по-фигу, хоть вообще безрукий - всё равно попробовать хочется. И вот ты хочешь и ходишь кругами около какой-нибудь "невозможной" идеи, а потом - бац - и кто-нибудь что-то подобное уже провернул! Да не просто провернул, а ещё круче, чем ты мог даже себе представить! И ты такой - оооо - ну, вот делают же люди, значит и ты делай! А ну, пиздуй за работу срочно, хватит ходить сопли жевать! Как-то вот так - чужие достижения помогают преодолеть собственные затыки и начать пытаться ))) Мама Карла собралась в кулачок и начала!
Руки разных кукол - слева на право, сверху вниз - недоделок полушарнирной руки для Нацуяма Ори, набросок шарнирной руки для Оскара (сейчас Ксеня про него подробно расскажет), рука для Йозефа и рука с пястным шарниром для Герды:
Про шарнирные пальчики:
На сверрршения меня вдохновили куклы Полины Шумковой (хм, чего-то она давно в ФБ ничего не выкладывала) Полина правда из полимерки сделала, но совсем уж крохотную шарнирную ручку. Мама Карла подумала - ну блииин, полимерка же тоже не железо, и вообще-то самую малость прочнее папьи, так что хватит собираться - делать пора... на всякий случай чуть-чуть покрупнее.
Вообще Мамуля как всегда лоханулась. Типо, по-секрету, ага: она давно и страшшшно вдохновляется вязанием прекрасной Тав, которая теперь "живёт" под ником amused to death на dreamwidth. Тав (мне нравится этот её прежний ник, надеюсь, она не обидится, что я её и сейчас так зову) вяжет какие-то запредельно маленькие вещи для кукол - спицы-крючки-иголочки, и я такое если и осилил бы то только под супер гигантской лупой... и не спицы - только крючок, да. Так вот она же вязала для кукол даже перчатки! Для мааааленьких кукол - такое, короче, совсем за гранью добра и зла, да-да. Картинка с перчатками где-то потерялась, но вот, например, кофточка, чтобы все афигели. Так вот, тут Мама Карла объективно понимает, что она такое не сможет, ну, просто потому, что даже большое на спицах не умеет, зато она же прокачала немножко свои швейные способности - беленький кантик в пол мм на генриховой форме позволил ей поверить в свои швейные силы - и перчатки-для-куклы начали есть мамулин мозг. Она решила, раз не могу связать, значит надо попробовать сшить! Для этого нужны подходящие кукольные руки, не так чтобы совсем уж крошечные - средние вполне подойдут... А тут как раз Ося нарисовался со своей зацикленностью на белых шмотках в жаркой Афреке, где нужно свою белую шкурку прятать от злого афреканского солнца - нужны белые перчатки, да-да-да! Вот оно как всё связано-то, хе-хе-хе. Мама Карла вечно смотрит в даль (рукалицо) Куклы ещё нет, а перчатки намечтаны уже сто лет как!
Это она их намечтала, чтобы уже не отвертеться - сделаешь, мол, куклу и никуда не денешься - придётся пробовать и перчатки - неисповедимы пути наёбки злого внутреннего критика! А в чём лоханулась, собственно: Оська, зараза, не захотел получаться такого же размера как Нацуяма - он - вредная крысятина - выходит меньше, и вот Мама Карла сейчас с ужасом думает, что ниасилит для него белые перчаточки, ибо из чего их такие маленькие шить - батист "жидкий" хоть и тонкий... но об этом она подумает потом. Сейчас, собственно, про сами руки, точнее пока только про наброски для рук.
Даже на наброски рук у Мамули ушло аж четыре дня! Впрочем, это специфика материала - папье-маше с большим содержанием клея очень долго сохнет и даёт большую усадку, поэтому намазал чуток и ждиииии, а потом оно как усохло-усохло - снова мажь, и так несколько раз, пока нужный объём наберётся.
Руки у Оськи должны быть маленькие... должны были быть (рукалицо) Кто тебя, Мама Карла, вообще спрашивал! В итоге нифига они не маленькие, но тонкие и вполне изящные - на том спасибо. Йозефова рука была образцом... он немного поменьше, и вот такого размера было бы прям идеально... было бы.
Трубочки-заготовки для пальцев сушила на иголках)))
На иголках же и сами шарниры наращивала.
Вот после нескольких часов подмазок, нудных ожиданий и шлифовки мелкой наждачкой, а потом снова подмазок, получается вот такой шарнирчик. Он тут правда ещё не совсем до ума доведён - прорезь кривая, но это ж пока только набросок руки:
Вообще материал конечно же хрупкий - бумага она и в Африке бумага... и даже в Афреке, бгггг. Но, я же птица-олуша-лошара совсем не подумала о том, что хрупкость из-за микро размеров уменьшается! Сломать это трудно, просто потому что оно сильно маленькое - надо целенаправленно ломать, а если не целенаправляться деструктивно, всё вполне себе целенькое и останется. А при необходимости можно бритвой лишнее отрезать - удобно:
Даже супер хлипкая резинка-в-одну-жилку подошла:
А вот и свои печали. Кто-то говорил Маме Карле, что маленькие шарниры лучше работают - а нифига ж подобного! Маленькие шарниры точно так же хуёво работают, если не правильно прорези и дыры под резину сделать - эффект рычага верен себе на любых размерах. Ну, или просто мне так "везёт". Это вот заготовки шарнироприёмников под пальцы:
Примерка пальцев показала, что можно спокойно вставлять в них ещё по шарниру. Работает оно, конечно, далеко не идеально, таких супер сгибов, как настоящая рука не даст, но половинчатые вполне и в бок пальцы можно немножко отогнуть. Если Маме Карле хватит терпежу повторить этот пальцевый эксперимент ещё раз она повыдрачивает рабочесть шарниров посильнее, а пока фтопку перфекциониста - глазки уже вытекли.
Второй шарнир удобно подгонять на иголке:
По ходу дела примерка))) Мизинцы получились, конечно, "писательские" - бгггг, не зря он съел мамулин мозг рассказами о своей жизни - большие... но зато они открыли Маме Карле страшшшное: даже для Герды можно было сделать пальцы на шарнирах! Ну, хотя бы на одном шарнире. Ясное дело, что вот Оля, которая делает суперских шарнирных кошек из какого-то мега твёрдого пластика смогла бы сделать ещё меньше, потому что она всамделишный миниатюрист, а Мама Карла только нащупывает около границ папьёвых и своих возможностей, поэтому для Герды не рискнула бы двухшарнирные пальцы делать. ...А одношарнирные можно было! (Отпусти меня пальцевая трава! У Герды руки уже готовы - переделывать не буду!)
Крепления на хеэбэшных нитках - моё любимое))) Тянуть со всей дури нельзя... хотя оно достаточно крепкое всё же вышло:
...Из верхней фаланги указательного пальца ещё нитка торчит - да, петелька туда намертво вклеена.
А вот уже облагороженные шарнироприёмники в ладошке - достаточно глубокие:
Верхняя фаланга для большого пальца размером и формой напоминает виноградную косточку. Это забавно, и Мамуля тормознула и не сфотала! Тут пока примерка без "виноградной" фаланги:
Вот рядом с головой видно, что руки совсем не маленькие получились. Но длинные ладошки - это красиво, и пальцы ооочень тонкие, так что будет куда ещё немножко мяса нарастить и при этом сохранить "изячность", бггггг:
Осталось самое занудное - довести до красивости - ногти, морщинки на ладошках, мяса добавить, шероховатости убрать - гемор, короче. Но это всё потом, сначала доковырять всё целиком. Мама Карла - глупая женщина - оставляет самую нудную работу на потом, а самую интересную в первую очередь делает. Ага, чтобы потом страдать, бггг, хотя когда все стратегически важные "узлы" готовы можно какую-нибудь аудиокнижку врубить и довыглаживать всё на автопилоте.
Таки вот дела!
Ноосфера и четыре цвета из жизни убегающих:
А теперь Мамуля даёт слово внутреннему графоману, ибо у него уже свербит (рукалицо)
Но тут я тоже зайду из далека, бгггг. Ноосфера пошутила: вот эта пачка с палочками у меня на столе валяется уже давным-давно, а я только сейчас заметил её говорящую символичность:
Далеко будет из другой оперы. Даже не из оперы, а из вокального цикла Франца Шуберта "Зимний путь". Как-то давно прекрасный Птицеящер (кажется это был именно он, но если память мне изменяет, то всё равно это был кто-то прекрасный из дайрёвых френдов) убеждал Сеню, что "Зимний путь" лучше всех поёт Бостридж. Сеня возражал, что Йоргуша Маммель лучче - Бостридж, мол сильно "оперный", а вот Йорг именно что как "песню" это всё поёт и на оперные арии совсем не похоже. И всё в таком духе. Маммеля, к слову, я по-прежнему люблю нежно. Однако мне тут недавно на ютьюбе попалось совершенно афигительное видео с Бостриджем - он там совсем восхитительный псих! И как всё минималистично-символично сделано, и даже эта его "оперность" так в тему и вообще всё-всё очень гармонично, что прям любофь-сирдца. ...И оно совпало с оськиными историями какими-то незримыми гранями-боками: так что предварю трагикомедию некоторым оперным пафосом - прекрасным)))
Click to viewИз жизни убегающих - часть какая-то.
Четыре цвета: белый, красный, красный и снова белый.
Ему было семь и он был - маленький принц. Не совсем принц, принцам ведь разрешают всё на свете - даже облизать уголок праздничного пирога, пока никто не видит. А маленьким баронам всё запрещают - даже пирог! И вовсе не праздничный, а обыкновенный - с яблоками. «Ты опоздал к завтраку! Твоя одежда в беспорядке! Это не допустимо! Сегодня ты останешься без десерта! Ты не должен потакать своим слабостям!» - Оскар скривил маленький рот в надменной гримаске - «Это недопустимо, папочка!» Он ещё не решил, чего бы такого запретить отцу, но подражать его тону было забавно. И вообще быть маленьким бароном было не плохо, даже хорошо! У тебя огромный дом, где столько укромных уголков, можно спрятаться там и вслушиваться в тишину - ждать, поднялся ли в доме переполох - они тебя уже ищут или все про тебя позабыли. А ещё большой сад, там вдоль дорожек были прекрасные фонари с белыми плафонами - круглыми, матовыми, словно полная луна. А в дальнем краю полудикие заросли роз - можно было залезть туда с книжкой, рассматривать картинки и временами поглядывать в сад - на поляне целый спектакль: прислуга и няньки бегают, машут руками, будто гусыни крыльями - потеряли ребёнка, ребёнка потеряли! Отец идёт по дорожке, злющий, даже тут в безопасности розовых кустов дрожь пробирает! А он идёт там - спина прямая, плечи острые - стальной сокол - шикает на глупых женщин. И только мама растеряно стоит под тисом, озирается украдкой и теребит тонкими пальцами жабо. Маму жалко. Надо сдаваться - отец выпорет, конечно, но оно того стоило. Какой переполох он устроил! Хороший переполох. А принцам, наверное, переполох не нужен - все и так бегают вокруг них целыми днями!
***
У соседей были голуби. Породистые - нестерпимой красоты! Такие красивые, что лучше бы их и не было вовсе. Было в их красоте что-то не правильное, вызывавшее нехорошие чувства. В белоснежных камзолах с кружевными хвостами, они иногда залетали в сад фон Дитрихов и маленький Оскар потихоньку наблюдал из своего укрытия, как вальяжные птицы горделиво расхаживают по дорожкам - выпятив грудь, осанистые, точно папины офицеры. Такие красивые, надменные - дела им ни до чего нет - даже и не взглянут в его сторону. Оскар иногда ловил себя на мысли, что желает им смерти, а потом спохватывался и сожалел.
И вот однажды сиамский кот Нарцисс - неженка и всеобщий любимец, не то почуяв в себе вдруг пробудившийся охотничий азарт, не то случайно подслушав мысли Оскара, бросился из-под пионовых кустов на залётных красавцев, изловил одного и принялся рвать кружевные перья. Шум, борьба, клочья пуха снеговым полукругом взлетают в воздух, вот уже и рубины покатились с надломленной шеи. Оцепеневший было Оскар, опрометью бросился из розовых зарослей, не замечая жадных шипов - в самую гущу схватки.
Голубя он отбил, к царапинам, что оставили розы, добавилась ещё пара-тройка в награду от Нарцисса… Но всё было зря - прекрасная птица была совсем мертва. Оскар посмотрел на свои исцарапанные, перемазанные кровью руки, они сжимали что-то странное, невнятное - окровавленный комок слипшейся дряни - какие-то глупые ленты и тряпки. Нет, это был тот самый голубь, совсем недавно гордо прогуливавшийся по садовой дорожке… И всё? Как же так, почему? «Это я виноват! Я хотел, чтобы голубь умер! Почему он не улетел! Что же теперь делать?», Оскар бежал к дому, прижимая к груди мёртвую птицу, свободной рукой размазывая по щекам кровь, слёзы, пыль. Он ещё издали заметил фигуру отца, возвышающуюся жёсткой чертой над парадным крыльцом. «Папочка!», слёзы никак не хотели останавливаться, а сбитое дыхание не давало вымолвить и слова, только отчаянные булькающие возгласы. По мере приближения на родительском лице росло непонимание и возмущение: «Что ты себе позволяешь! Посмотри, на кого ты похож! Извалявшийся в грязи дикарь! Это сын барона, какой позор!» …Оскар всё ещё пытался как-то объяснить, что случилось, но выходило не внятно - грозная, нависшая фигура отца, противные слёзы, которые, вот не задача, всё текут и текут: «Это я виноват!» «Что это за мерзость? Мёртвая птица? Ты убил птицу? Прекрати мямлить, и отвечай, как полагается!» «Да… нет…» «Так да или нет?», в отцовском голосе явственно читалось с трудом подавляемое раздражение, «От тебя воняет смертью!» «Это Нарцисс!» всхлипнул Оскар и снова зарыдал в голос, не в силах отвечать, как полагается. «Прекрати сейчас же реветь, точно глупая девчонка!» Оскар вдруг почувствовал острую опаляющую боль, словно его окатило жаром из печки, нос заложило, а поток слёз как по волшебству иссяк, странная вата отрезвляющего безразличия накрыла сознание - твёрдый удар отцовской ладони. «Да неужели? Ты наконец-то перестал!», он встряхнул мальчишку за плечи: «А теперь слушай меня внимательно! Кошки едят птиц, для них это такое же лакомство, как для тебя пирожное. Так что сегодня ты поступил очень дурно, лишив Нарцисса десерта. Тебя ведь иногда лишают десерта, но по справедливости - за то, что ты нарушаешь правила! А Нарцисс не нарушал правил, он кот - ему полагается есть птиц.» «Но я ведь не убиваю пирожное, прежде чем съесть его», попытался возразить сын, втягивая распухшим носом кровавую соплю. «Нет, но ты ведь и не кот. Здесь другое, это закон природы. Она так устроена: сильные едят слабых, чтобы выжить… Впрочем о природе тебе должен объяснять твой учитель! За что, в конце концов, этот лентяй получает свои деньги!», и, отшатываясь от ребёнка: «Вот ещё что, сколько раз тебе нужно повторять, ты аристократ! Так почему же ты всегда ведёшь себя как маленький плебей?! Немедленно умойся, приведи в порядок одежду и выкини уже эту дохлую гадость! И да, сегодня ты останешься без десерта», он скосил брезгливый взгляд на мёртвую птицу, «Аристократы не показывают вульгарных эмоций и уж тем более не плачут! Пусть плачут те, кому есть о чём сожалеть!» бросил он, не глядя на сына, отвернулся и вошёл в дом.
Мать застала Оскара в саду, притихшего, даже задумчивого, но всё такого же чумазого. Он хоронил голубя на цветочной клумбе. «Господи Боже, дорогой, что случилось?» «Ничего, мама. Ничего такого, просто Нарцисс убил голубя…» прогнусавил он в ответ. «Ужас! Какой плохой у нас кот! Ох, а ты почему весь исцарапанный?» «Я пытался спасти голубя, но не смог!» «Ох, мой маленький герой!» и мать обняла его, а он снова расплакался, не зная, что ответить: «Бедная, бедная мама, она же ничего не понимает!»
Лучше ничего никому не объяснять!
Пускай сильный доедает слабого - это не твоё дело! Ты не должен нарушать правила. Ты должен хорошо учиться, хорошо выглядеть и не расстраивать маму. Ты не должен плакать! Ты должен быть сильным… и тогда можно будет самому диктовать правила. Всё просто.
***
«Такие, как вы, не должны умирать сразу».
Ему снова снился Вайс, по локоть в крови, его крови - Оскара фон Дитриха… Вайс не был брезглив, он складывал развороченные осколком внутренности так, словно это были какие-нибудь носки, случайно вывернутые из гардеробного ящика, пытался бинтовать и даже не ленился пояснять свои действия: «Такие, как вы, не должны умирать сразу. Вам надо понюхать как следует, что такое смерть. Вы убивали других, но сами считали, что с вами этого не случится. Если вы и умрёте, то, во всяком случае, с комфортом, в постели. Вот я и позабочусь о таких удобствах для вас».
Позабочусь! Странно, всё выветрилось из памяти: шокирующий вид собственных внутренностей - только тягучий блеск тёмного и скользкого, даже первая волна боли - дребезжащим ударом о волнорез - отступившая так же внезапно, как и нахлынувшая… А что было вокруг? Мельтешащий туман. Он совсем не помнил, что было вокруг - земля, грязь, небо - но вот слова Вайса, до сих пор звучат в голове - даже интонации не потускнели. Будто бы он и сейчас говорит ему это, вот сейчас сидит у его постели и повторяет, серьёзным конторским тоном, без тени ехидства, даже без злобы и осуждения: «Вы убивали других, но сами считали, что с вами этого не случится» - словно зачитывает кулинарную книгу или список белья для прачечной. А ещё пуговица. Когда грохнул второй снаряд, Вайс склонился, прикрывая собою раненого. И вот тогда фон Дитрих увидел пуговицу на его кителе; сквозь хлопья мутившегося сознания она сияла чистым, холодным блеском. Сияет. «Вам надо понюхать как следует, что такое смерть».
«Я ведь хороший контрразведчик, да?» - и собственный остывающий голос звучал в голове теперь как чужой. Зачем он рассказал ему! Почему спросил. «Убей меня. Пожалуйста, убей меня!» - этого было бы достаточно. …И это не было бы так унизительно! Никогда ничего не объясняй, даже перед смертью. Какая мерзость, как же противно! Как это всё непоправимо некрасиво! Воспоминания скручивали нутро скользящими, пружинистыми узлами. Снова и снова кишки сворачивал язвящий спазм, кажется только потому, что этот невыносимый человек когда-то держал их в руках…
Оскар скрючился под одеялом, подтянул коленки к самому подбородку: «Я не должен оставаться один. Я не могу!»
Почувствовав его тревогу прибежала Белка, проскользнула под одеяло и принялась облизывать солёную хозяйскую щёку, тарахтеть словно маленький моторчик, мол, ты чего это удумал, Белка же с тобой! Белое облако кошачьей благодати. Фон Дитрих обнял кошку, стараясь успокоиться, но боль не отступала… Наступало утро.
Уже даже наступило. Оскар медленно выбрался из постели, осторожно прижимая руку к животу, словно опасаясь, что тот вдруг опять развалится по неясным, внезапным причинам, и поплёлся в ванную. А там, сквозь хрустящие лучи утреннего солнца, в лоснящейся зеркальной глади он вдруг увидел его.
***
- Вальтер! - истошный вопль отчаяния растерзал в клочья рабочее умиротворение кабинета, предварительно прорвав утреннюю тишину дома насквозь.
Вальтер, сосредоточенно сгорбленный над микроскопом, не шелохнулся.
- Вальтер! - вопль повторился. Нет, если говорить точнее, это был совсем уже другой вопль, начинённый, словно осколочный снаряд, возмущением, да нет же, праведным гневом, обидой и подлинным горем.
- Как он это делает? Как можно вкладывать в одно слово столько разных оттенков… Нет, не правильный вопрос! Правильный: почему я слышу эти вариации… - мысль прошла по касательной.
Вальтер невозмутимо помешал какую-то серую субстанцию в чашке Петри, а потом маленьким пинцетиком выловил оттуда крошечное нечто и аккуратно поместил на лабораторное стёклышко.
- Вальтер! - третий вопль обещал смерть в мучениях.
- Оскар, я занят, - мысленно прошептал бессердечный Вальтер стёклышку, и подкрутил что-то в своём монструозном микроскопе.
- Вальтер!!! - четвёртый вопль был рафинадом из чёрной скорби.
Вальтер медленно закрыл глаза, выпрямился. Поднял на лоб очки в тонкой стальной оправе. Потёр переносицу, тихонько отодвинулся от стола, сплошь уставленного медицинской стеклотарой всех невероятных форматов, выдохнул.
- И ведь не лень же орать с утра пораньше. Во сколько в этом доме нужно просыпаться, чтобы спокойно поработать, - тихо, но грозно возмущался Линденхоф, обращаясь к зелёному ростку в пробирке.
- Вальтер, - протянул сиплый, несчастный голос уже совсем рядом, и в этот момент на пороге появился источник разрушения всяких планов. Источник был аккуратно завёрнут в светло-кофейный халат, надетый поверх кремовой пижамы в тонкую полоску, аккуратно причёсан, хотя и бежал по коридору… и даже в тапочках - значит точно не умирает, и вообще всё в порядке.
- Оскар, какого!.. кхм… Сейчас восемь утра!
- Вальтер, это катастрофа!
- Где?
Ответом ему было молчание и упрямо поджатые губы, ах да, ещё ему что-то сунули под нос. Линденхоф спустил очки на переносицу и присмотрелся: два тонких пальца с аккуратно подстриженными ногтями плотно сжимали светлый волос -
- Оскар, прости меня, но это всего лишь волос, я не вижу тут никакой катастрофы. Судя по длине и толщине, волос твой, а не Белкин. У нас с Шоколадом волосы темнее, у него естественно кучерявые, а у меня длиннее… Луна вообще никогда не снимает платок и появляется тут, похоже, раз в месяц - он многозначительно провёл пальцем по ближайшей горизонтали - рисовать уже можно.
Оскар продолжал терпеливо и яростно молчать. Вальтер рассмотрел волос внимательнее:
- Ну, судя по фактуре, вроде бы седой волос… И что?
- Как что?! Это Мой Седой Волос, Вальтер! Я его только что вырвал!
-Зачем?
Искреннее непонимание Линденхофа даже не могло толком разозлить фон Дитриха, ему хотелось разрыдаться, как в детстве, от фатальной бесполезности слов!
-Ты правда не понимаешь? - теперь чуть ли не шёпотом спросил он.
Линденхоф посмотрел ещё раз на волос, на фон Дитриха, немного помолчал…
- Послушай, Оскар, сколько тебе лет?
- Эм… тридцать восемь - последовал сконфуженный ответ.
- Мне сорок, и посмотри на мою голову! - Тёмно-русые волосы Вальтера были равномерно присыпаны пеплом седины, так что получался красивый черно-бурый эффект. - В твоих светлых волосах седина просто не так заметна. Но вообще-то, знаешь ли, в нашем возрасте это нормально. Люди стареют, Оскар! Неужели ты думал, что природа, так и быть, ради прекрасного тебя сделает исключение? - Линденхофа, осознавшего масштабы трагедии, кажется, начала забавлять нелепость ситуации и смешно вытянувшаяся физиономия фон Дитриха - ребёнок узнал, что Святой Николай - это всего лишь выдумка взрослых. - Оскар, ты надо мной издеваешься? Восемь утра, мне нужно работать, с десяти у меня пациенты - толпа чернокожих упрямцев с куклами вуду, заговорами от межпозвоночной грыжи, припарками от катаракты и ещё целым ворохом невесть какой магической чуши! А у тебя катастрофа - среди и без того почти белых волос ты умудрился выискать один седой и устроить целое представление по этому поводу! Да, их наверняка там полно, просто раньше ты не обращал внимания!
-Кого полно? - растеряно и как-то мимо уточнил фон Дитрих.
- Седых волос, Оскар! - Линденхоф больше не мог злиться, скорее с трудом сдерживал смех.
- Полно, - повторил фон Дитрих, точно покорный зомби, - Ах, да, извини, я не хотел тебя отвлекать - опять сказал куда-то в сторону, пошатнувшись вышел из кабинета и тихонько закрыл за собой дверь.
Оставшись один, Вальтер не удержался от короткого смешка. Можно считать это недоразумение маленькой местью, всё-таки не очень приятно, когда десять раз в день напоминают, что щедрая на раздачу красоты природа решила взять небольшую паузу именно на тебе. «Зато я вроде бы умный, да и не такой уж страшный», Линденхоф окинул критическим взором своё долговязое отражение в пыльном стекле книжного шкафа, «Тьфу, ты чёрт, правду говорят - с кем поведёшься!» Он вернулся к рабочему столу, «Хотя ситуация всё же вышла… Он что, всерьёз расстроился? Вот ведь… иногда лучше промолчать. Но… Работать, работать, работать!»
***
Эта песня тут прозвучит очень злой иронией, но в тему же)))
***
Я хотел всего пару слов в ЖыЖы кинуть - как всегда (рукалицо)
Настроение:
А ещё у Ксени розетка для печки сгорела(((