С днём рождения, Евгения Викторовна!
Сегодня день рождения одного из самых любимых моих поэтов. Евгении Викторовны Извариной.
* * *
По законам равенства и братства,
нетерпенье - чёрная дыра.
Нужно там копить своё богатство,
где - ни золота, ни серебра.
На заре восток посыпан солью,
но живое - жить обречено.
Нужно там закладывать часовню,
где не остановишь ничего.
Передайте арию Паяца.
Нарисуйте солнце на столбе.
Нужно там привыкнуть и остаться,
чтобы здесь поверили тебе.
* * *
В обжитые чьи-нибудь потёмки
через ставни смотрит Вечный Жид.
У него в матерчатой котомке
шаровая молния лежит.
Люди спят: обнявшись, или - просто…
Выбрать жизнь - как вырвать коренной.
Он прошёл последний перекрёсток,
дальше можно - только по прямой.
Он глядит, как в очи незнакомке,
в эти мальвы с запахом борща.
Шаровая молния в котомке
начинает медленно враща…
* * *
они уволены в запас
снаружи биться о стекло
они без глаз
но лучше нас
играют в холодно-тепло
и оставаясь за связных
на перекличке кто живой
как дети высунув язык
рисуют влагой дождевой
на жёлтых сумерках огни
и перья облака вразлёт
они те самые они
но их никто не узнаёт
* * *
«На прокуренной воде
пишет письма безнадёга:
обретаемый во тьме,
но блуждающий без Бога,
свет над колосом ржаным
не оставьте в тёмных нишах…» -
ангел молится живым
о взыскании погибших,
ищет лучших во плоти,
прикасается к запястьям -
«Есть вершинные пути
между горем и злосчастьем,
вечной полночи и дня
несвязуемые нити -
если слышите меня,
подымайтесь и идите…»
* * *
Тот, кто водит кукол на тростинках,
говорит, что горе не беда,
и бродягу в стоптанных ботинках
все дороги выведут туда,
где в пыли общественного сада
тополей коробится кирза,
и зима о пепел листопада
обжигает узкие глаза,
и монгольский войлок полнолунья
застилает брошенный очаг,
где в железных ходиках певунья
налегает грудью на рычаг,
Бог идёт, как фраер, по обидам,
ниоткуда спички достаёт -
на базаре перед инвалидом
на колени музыка встаёт.
* * *
Разбивалось счастье под подковой,
гладили дожди по голове,
и огонь карабкался по новой,
дым перерастающей траве.
От зубов отскакивали даты
(правильной никто не говорил),
выходили из лесу солдаты,
вырытые ветром из могил.
Держатся зубами за деревья -
и не остановишь ни черта
вырезанные подразделенья
Боура, Мюрата, Колчака.
На отшибе вишня неземная
от шмелиной жмурится возни.
Значит, верно - завтра посевная,
из района водку увезли…
* * *
вбегаешь в небо по цикорию
теряя память но не силы
здесь некому продать историю
и тянется через низины
тень мегаполиса до полюса
здесь даже ветер с колыбели
не гладит а ерошит волосы
чтобы не плакали а пели
* * *
Приснилось -
солнечно в краю,
где мой апрель - вплотную к маю,
приснилось:
руку подаю через порог
и понимаю,
что оправдание пути
и настоящая свобода -
с ума и с места не сойти,
остаться деревом у входа.
* * *
По законам равенства и братства,
нетерпенье - чёрная дыра.
Нужно там копить своё богатство,
где - ни золота, ни серебра.
На заре восток посыпан солью,
но живое - жить обречено.
Нужно там закладывать часовню,
где не остановишь ничего.
Передайте арию Паяца.
Нарисуйте солнце на столбе.
Нужно там привыкнуть и остаться,
чтобы здесь поверили тебе.
* * *
В обжитые чьи-нибудь потёмки
через ставни смотрит Вечный Жид.
У него в матерчатой котомке
шаровая молния лежит.
Люди спят: обнявшись, или - просто…
Выбрать жизнь - как вырвать коренной.
Он прошёл последний перекрёсток,
дальше можно - только по прямой.
Он глядит, как в очи незнакомке,
в эти мальвы с запахом борща.
Шаровая молния в котомке
начинает медленно враща…
* * *
они уволены в запас
снаружи биться о стекло
они без глаз
но лучше нас
играют в холодно-тепло
и оставаясь за связных
на перекличке кто живой
как дети высунув язык
рисуют влагой дождевой
на жёлтых сумерках огни
и перья облака вразлёт
они те самые они
но их никто не узнаёт
* * *
«На прокуренной воде
пишет письма безнадёга:
обретаемый во тьме,
но блуждающий без Бога,
свет над колосом ржаным
не оставьте в тёмных нишах…» -
ангел молится живым
о взыскании погибших,
ищет лучших во плоти,
прикасается к запястьям -
«Есть вершинные пути
между горем и злосчастьем,
вечной полночи и дня
несвязуемые нити -
если слышите меня,
подымайтесь и идите…»
* * *
Тот, кто водит кукол на тростинках,
говорит, что горе не беда,
и бродягу в стоптанных ботинках
все дороги выведут туда,
где в пыли общественного сада
тополей коробится кирза,
и зима о пепел листопада
обжигает узкие глаза,
и монгольский войлок полнолунья
застилает брошенный очаг,
где в железных ходиках певунья
налегает грудью на рычаг,
Бог идёт, как фраер, по обидам,
ниоткуда спички достаёт -
на базаре перед инвалидом
на колени музыка встаёт.
* * *
Разбивалось счастье под подковой,
гладили дожди по голове,
и огонь карабкался по новой,
дым перерастающей траве.
От зубов отскакивали даты
(правильной никто не говорил),
выходили из лесу солдаты,
вырытые ветром из могил.
Держатся зубами за деревья -
и не остановишь ни черта
вырезанные подразделенья
Боура, Мюрата, Колчака.
На отшибе вишня неземная
от шмелиной жмурится возни.
Значит, верно - завтра посевная,
из района водку увезли…
* * *
вбегаешь в небо по цикорию
теряя память но не силы
здесь некому продать историю
и тянется через низины
тень мегаполиса до полюса
здесь даже ветер с колыбели
не гладит а ерошит волосы
чтобы не плакали а пели
* * *
Приснилось -
солнечно в краю,
где мой апрель - вплотную к маю,
приснилось:
руку подаю через порог
и понимаю,
что оправдание пути
и настоящая свобода -
с ума и с места не сойти,
остаться деревом у входа.