(no subject)
«Удовлетворение» «религиозных» «потребностей» есть самое жуткое из всего, что человек желает от религии.
Каждому из нас свойственно в той или иной степени видеть свое несовершенство и свои ошибки. Церковь же призвана Христовой любовью, благодатью перерождать нас в нового человека. Но это в мечтах. В реальности же, как правило, церковная жизнь оборачивается совсем к другому: человек раздваивается, надевает маску благочестия и примиряется с грехом путем превозношения (я каюсь, я молюсь, я очень стараюсь и проч.). Из храма выходит тот же ветхий разлагающийся червь, что и зашел в него, но теперь на этом черве еще и ухмылка самодовольства, он теперь еще и кичится «своим» «заветом» с Богом. Червь теперь чувствует себя избранным среди других червей. Такая церковная жизнь намного хуже даже безразличного цинизма, к которому также многие приходят. Почему хуже? Да потому, что попробуй отнять у червя его гноище, в которое он превращает храм, так он будет готов тебя убить. Червь редко слышит Евангелие, ибо Евангелие обличает червя, показывает ему, кто он есть.
Каждому из нас свойственно в той или иной степени видеть свое несовершенство и свои ошибки. Церковь же призвана Христовой любовью, благодатью перерождать нас в нового человека. Но это в мечтах. В реальности же, как правило, церковная жизнь оборачивается совсем к другому: человек раздваивается, надевает маску благочестия и примиряется с грехом путем превозношения (я каюсь, я молюсь, я очень стараюсь и проч.). Из храма выходит тот же ветхий разлагающийся червь, что и зашел в него, но теперь на этом черве еще и ухмылка самодовольства, он теперь еще и кичится «своим» «заветом» с Богом. Червь теперь чувствует себя избранным среди других червей. Такая церковная жизнь намного хуже даже безразличного цинизма, к которому также многие приходят. Почему хуже? Да потому, что попробуй отнять у червя его гноище, в которое он превращает храм, так он будет готов тебя убить. Червь редко слышит Евангелие, ибо Евангелие обличает червя, показывает ему, кто он есть.