ЖЖ как метафора вагона
Неделю! Неделю у меня была открыта вкладка с этим заданием. Я немало ездила на поездах, и немало у меня было попутчиков, которых можно было бы запомнить, несмотря на мою поездную замкнутость. Но почти все они помнились негативно. Кто шумел, кто нарушал границы, кто что-то вёз. За что я терпеть не могу поезда, так это за то, что ты никогда не угадаешь, кто из твоих соседей будет храпеть...
Но внезапно я вспомнила мой давний разговор с папой, который рефреном проносится через наши многие дискуссии до сих пор. И поняла, это то, что надо.
Ведь что такое LJ? Открытая, как плацкарт, или закрытая, как купе, площадка, на которой вы рассказываете незнакомым людям о самых интересных моментах своей жизни или делитесь рассуждениями о насущном. Вот в последней моей поездке в Казань нашему соседу явно не терпелось выговориться на тему вируса, поправок, экономики и индекса носка. Его не интересовало, что думаем мы и отвечаем ли мы вообще. Он просто за 30 минут толкнул свою речь, пару раз сказал, что мы москвичи и нам, наверное, не понять, и уснул. Так и тут: прищемило - пишешь, впечатлило - пишешь. Ну и вообще надо же вежливость проявить, поговорить с соседями - напишу-ка что-нибудь.
Но корень дискуссии с папой был куда глубже. Мой LJ раньше вёлся куда активнее, рабочие истории перемешивались с личными впечатлениями. Иногда даже «опускалась до стихов» - цитата-подарок от другого «попутчика», правда не в поезде, а в книжном магазине. Так вот, LJ вёлся активнее, а мои родители его читали. «Чтобы быть в курсе. Чтобы знать и понимать тебя». Нет, я не воспринимала это как контроль. Но проблема была в том, что они принимали эти тексты слишком буквально. Не видели ни иронии, ни словесных экзерсизов. Читали и решали: плохо мне или хорошо. Пришлось вызвать их на разговор. Но мама дипломат, она что-то протараторила про интерес к интересам своих детей и слилась собирать пазл - интерес, который ей привил её второй деть. На кухне остались я, папа и виски.
Суть претензии заключалась в том, что я слишком откровенна с незнакомыми людьми, которые могут использовать эту информацию против меня или просто дестабилизировать мою и без того хрупкую сущность своим желание самореализоваться за чужой счёт. Слишком много рассказываю о работе, а вдруг это читает мой глав.ред и оттого у меня на работе не складывается ещё больше. Привожу немало частных примеров, вместо подкреплённых наукой фактов. А мои стихи - это вообще одна большая рана, которую ещё вдобавок неплохо бы подлатать, переписать пару строк, чтобы они читались позитивнее.
И вот тут, следим за руками, родилась вагонная метафора. Я с детства терпеть не могла все эти small talk в поездках, которые могли затянуться на сутки-другие, потому что ехать иногда приходилось долго (дорога Новосибирск-Казань, кажется, отняла почти три дня моей жизни). Мне казалось это и непрошеным вторжением в моё бытие и в моё дорожное уединение, и с другой стороны сомнительным разбазариванием информации о себе разной степени конфиденциальности. Ну и попросту мне всё это было неинтересно. Но поскольку ездила я с родителями, а они представители иной дорожной культуры, меня их откровенная, как мне тогда казалась, болтовня страшно бесила. Я слышала её даже сквозь наушники. Особенно, когда они начинали говорить обо мне. Хотелось сказать: «Ну на хрена? Зачем вы выбалтываете этим сомнительным людям всё о нашей семье? Угощаете их моими конфетами. Вступаете в полемику, не зная, чем она обернётся». Причём чаще всего говорил именно папа, любитель и умелец поговорить. Мои словесно-литературные способности - его подарок и проклятие одновременно.
И когда этот знатный демагог высказал мне в яркой лексике своё замечание по поводу моей болтовни в Интернете, из меня автоматически вырвалось: «А что, лучше болтать со всеми подряд в поездах?». И наша дискуссия обернулась разговором на несколько часов, в котором мы прошлись по мировой литературе, по мировой культуре, по мировой социологии, по теориям мировых заговоров, чтобы доказать другому не то, чтобы свою правоту, но то, что его способ вести диалоги с миром имеет право на существование и одинаково приятный и опасный, как и тот, другой. В итоге каждый остался при своём, конечно. Папа по-прежнему не верит, что я слежу за тем, что публикую. Я по-прежнему терпеть не могу вагонные разговорчики. Спасибо, теперь есть Серёжа. Того мужчину из последней поездки он взял на себя. Я молча писала сюжет.
Конечно, можно упрекнуть меня в нежурналистском нелюбопытстве, неумении найти историю в любой ситуации, да даже элементарно в неприветливости (упрекайте меня, упрекайте). Но с другой стороны, а как же чувство такта и уважение личного пространства? Зачем лезть с разговорами к человеку, который достал кроссворд, книгу, компьютер, плеер? Ведь на дорогу могут быть совершенно иные планы, чем отчитываться перед незнакомыми людьми, кто ты, куда и зачем едешь и что думаешь о чае «Гринфилд», который сейчас подают в поездах.
Хотя про чай я готова сказать. Так себе этот «Гринфилд» в пирамидках. Слабо заваривается.