День
...спёртый воздух автобуса заставлял отворачиваться к окну. Смутно твердила в такт мыслям: "Только не снова..."
Только не снова... морская болезнь - отвратительная вещь, особенно в такие дни...
Молилась об одном - пусть автобус скорее остановится. Довезёт, куда нужно - она выкатиться быстро, не станет больше занимать собой пространство, и без того ограниченное. Пусть только доедет наконец...
Но время тянулось, тягучее, ленивое - надсмотрщик, в чьи обязанности входит убивать её. Морально, ментально, физически... До самых костей и последних клеток души.
...От Большой до Павленко - скопище автомобилей, пробка. Автобус не едет - ползёт; люди на тротуаре движутся гораздо быстрей.
Почему, почему запрещено высаживать пассажиров вне остановки?
Наконец, маячит подземный переход - выходить нужно на Ленинградской, но если так медленно... почему бы и нет?
Быстро вскочила с сиденья, едва не потеряв равновесие - со стороны казалось забавным её рассеянное поведение. Быть может, она напомнила пьяную, но где запах? Да и кто в её возрасте бывает пьяным в обед...
...выскочила на тротуар, будто позади - стая шакалов, изголодавшихся от нехватки мертвечины. Только она - не труп, да и умирать так глупо не спешит. Да и всё это - больная фантазия, не более.
Её стоит присмирить - эту воображалку в голове. Снег на улице - чистый, святой снег. А она мыслями в себе. Разве мир внутри себя красивей того, что окружает? Глупая, глупая девочка.
Но самобичевание, сколь бы манящим оно ни было, оставляет на потом - так недолго опоздать в университет. Лишние проблемы - оно ведь не нужно? Да и как можно пропускать единственную пару!
Она спешит - никогда не ходила этой дорогой просто из недоверия. Она... грязная? Аура такая - девушка отлично чувствует ноты, нюансы, тонкости. Здесь - именно это.
Путь? Либо через пешеход - под землёй и обратно на землю, либо в обход - там тропинка не протоптана, люди реже ходят.
Значит, подземный "коридор".
Нищий у стенки - не разобрать, кто такой. Кинуть десятку? Немного же, всё равно потратит на ерунду.
Нет, тут рядом - мальчишка, и десяти лет нет. Синяя курточка, висящая на тельце - пацанёнок подбегает к тебе с протянутой рукой, как затравленный мышонок от голода пытается обмануть мышеловку. Разве можно пройти мимо?
Достаёт десятку - Боже мой, какая мелочь! Но с миру по нитке... денег сейчас у неё всё равно нет.
Она протягивает купюру, но чужеродная рука резко откидывает её в сторону.
- Делать нечего? Хочешь, чтобы за эту десятку твой сын потом наркотики покупал?
Поднимает голову - голубые кристальные глаза, смотрящие в упор.
- Это всего лишь ребёнок! - голос неожиданно повзрослевший, осуждающий, испуганный, обиженный одновременно. Она начинает замечать за тёмной одеждой человека лет... тридцати пяти? Или пятидесяти? Слишком яркие глаза... сбивают с толку.
- Не майся ерундой! - приказным тоном отчеканивает он, отталкивая её от мальчишки в сторону выхода. Сам заворачивает на другую сторону - ему переходить дорогу.
Она смотрит непонимающе, десятка уже сама оказалась в сумке, а ноги механическими шажками направились по заданному маршруту. Уже на выходе, борясь с мыслями об этом человеке, его расизме - ведь это всего лишь ребёнок, какое дело ему до национальности ребёнка? - уже на выходе она заметила першение в глазах - они упрямо слезились, но плакать нельзя. Как можно появиться в университете с заплаканными глазами? Да и тушь потечёт...
Но губы упрямо поджимались, было стыдно - не смогла дать отпор, отстоять право на жизнь, дарованное без исключения всем людям. Какая же она дрянь... слабохарактерная бестолковая дрянь!
...и эта дрянь опаздывает. Быстрый взгляд на часы дал чёткую мотивировку - ускорить шаг. Не бежать - зачем вызывать преждевременную аритмию? Да и падать - сейчас скользко - не резон, это потерянные минуты, которые и так поджимают.
Пару раз всё таки подскользнулась, но преодолела эту остановку - глаза почти в норме, мысли начинали распутываться.
Перешла дорогу, направилась к учебному корпусу - как всегда, не замечает никого вокруг, пока её не окликнут.
- Пары сегодня нет! - только после упоминания её имени, остановилась. Попыталась прийти в себя - зря ехала? Ладно, и такое бывает. Медленно, заторможено развернулась - идёт к остановке. На ходу ищет телефон - вот он, чёрный доверчивый корпус... Звонок матери - успокоить расшатанные нервы. Только... ей не нужно знать, что тут было. Лучше - рассказать про ссору с бабушкой. Опять из-за ерунды, но как же больно!..
- ...Я не буду плакать, когда она сдохнет, - сдерживая сердце, выдавила из себя. Она ненавидела эти мысли - всегда появлялись после ссоры, отвратительные и мерзкие... Конечно, нет. Бабушка должна жить - да какая разница, что и почему она говорит? Ведь это - родной человек, предок.
Но эти слова всё равно услышал абонент по ту сторону телефона. Вздохнул, как и привык - эти ссоры... были не в новинку. Но зачем, зачем бабушка настраивает детей против их матери? Зачем она так оскорбляет?
Как всегда, звонок - просто звонок. Он не особо помог. Оставалось ждать автобус в одиночестве - вся эта толпа рядом... что они стоят? Для неё - они никто, всего лишь люди, которых она превозносит в душе, но на деле... боится и игнорирует. Просто люди.
- Простите, а какой автобус идёт до Барахолки?
Она отрывается от собственных мыслей - оборачивается. Рядом старушка, хотя так характеризовать её - сложно, крайне сложно. Молодое выражение лица, интерес... Чем-то напомнила школьную учительницу математики... в средних классах. Не хватило чуть более широкой кости и красных сапог - образ был бы завершён.
- Выборгская? На 14-ом.
- Это точно?
- Да, конечно, я сама там постоянно мимо проезжаю.
- Вот спасибо! На 14-ом значит, да? А мне просто шторки повесить надо... говорят, там прищепки дешевле купить можно, а то мои сломались все. А вы, часом, не на том же?
- На том же, - улыбается она. Настроение вдруг плавно реабилитируется, стремясь к планке - "жить можно". Как минимум "жить можно".
- Совсем замечательно! Подскажите, когда выходить? О, вон там - не наш автобус?
- Конечно, подскажу. Тот - не наш. А вот как раз за ним - это 14-ый.
Автобус подкатывает к остановке, распахивает свои двери - гостеприимно, как будто соскучился. Она пропускает старушку вперёд, сама держится рядом - надо подсказать, когда ей выходить.
Кондуктор - молодчина, объявляет остановки. Стоя плохо видно из окна, закрытого верхними шторками - она боится проворонить.
Но нет, "Тамара" звучит обнадёживающе - улыбка снова царствует на лице.
Девушка наклоняется:
- Вам через остановку. Сейчас Тамара, потом Красный Яр, а потом Выборгская - ваша.
- Да? Вот спасибо! - спохватывается старушка, начинает задавать ещё какие-то вопросы...
Она отвечает на всё. Отбрасывает минутное желание - проводить до самых дверей рынка. А вдруг примет за воровку или идиотку? Просто желает удачи, продолжая светиться счастьем - она кому-то помогла. Это был её шанс реабилитироваться за того ребёнка. Шанс, которым она воспользовалась.
Только не снова... морская болезнь - отвратительная вещь, особенно в такие дни...
Молилась об одном - пусть автобус скорее остановится. Довезёт, куда нужно - она выкатиться быстро, не станет больше занимать собой пространство, и без того ограниченное. Пусть только доедет наконец...
Но время тянулось, тягучее, ленивое - надсмотрщик, в чьи обязанности входит убивать её. Морально, ментально, физически... До самых костей и последних клеток души.
...От Большой до Павленко - скопище автомобилей, пробка. Автобус не едет - ползёт; люди на тротуаре движутся гораздо быстрей.
Почему, почему запрещено высаживать пассажиров вне остановки?
Наконец, маячит подземный переход - выходить нужно на Ленинградской, но если так медленно... почему бы и нет?
Быстро вскочила с сиденья, едва не потеряв равновесие - со стороны казалось забавным её рассеянное поведение. Быть может, она напомнила пьяную, но где запах? Да и кто в её возрасте бывает пьяным в обед...
...выскочила на тротуар, будто позади - стая шакалов, изголодавшихся от нехватки мертвечины. Только она - не труп, да и умирать так глупо не спешит. Да и всё это - больная фантазия, не более.
Её стоит присмирить - эту воображалку в голове. Снег на улице - чистый, святой снег. А она мыслями в себе. Разве мир внутри себя красивей того, что окружает? Глупая, глупая девочка.
Но самобичевание, сколь бы манящим оно ни было, оставляет на потом - так недолго опоздать в университет. Лишние проблемы - оно ведь не нужно? Да и как можно пропускать единственную пару!
Она спешит - никогда не ходила этой дорогой просто из недоверия. Она... грязная? Аура такая - девушка отлично чувствует ноты, нюансы, тонкости. Здесь - именно это.
Путь? Либо через пешеход - под землёй и обратно на землю, либо в обход - там тропинка не протоптана, люди реже ходят.
Значит, подземный "коридор".
Нищий у стенки - не разобрать, кто такой. Кинуть десятку? Немного же, всё равно потратит на ерунду.
Нет, тут рядом - мальчишка, и десяти лет нет. Синяя курточка, висящая на тельце - пацанёнок подбегает к тебе с протянутой рукой, как затравленный мышонок от голода пытается обмануть мышеловку. Разве можно пройти мимо?
Достаёт десятку - Боже мой, какая мелочь! Но с миру по нитке... денег сейчас у неё всё равно нет.
Она протягивает купюру, но чужеродная рука резко откидывает её в сторону.
- Делать нечего? Хочешь, чтобы за эту десятку твой сын потом наркотики покупал?
Поднимает голову - голубые кристальные глаза, смотрящие в упор.
- Это всего лишь ребёнок! - голос неожиданно повзрослевший, осуждающий, испуганный, обиженный одновременно. Она начинает замечать за тёмной одеждой человека лет... тридцати пяти? Или пятидесяти? Слишком яркие глаза... сбивают с толку.
- Не майся ерундой! - приказным тоном отчеканивает он, отталкивая её от мальчишки в сторону выхода. Сам заворачивает на другую сторону - ему переходить дорогу.
Она смотрит непонимающе, десятка уже сама оказалась в сумке, а ноги механическими шажками направились по заданному маршруту. Уже на выходе, борясь с мыслями об этом человеке, его расизме - ведь это всего лишь ребёнок, какое дело ему до национальности ребёнка? - уже на выходе она заметила першение в глазах - они упрямо слезились, но плакать нельзя. Как можно появиться в университете с заплаканными глазами? Да и тушь потечёт...
Но губы упрямо поджимались, было стыдно - не смогла дать отпор, отстоять право на жизнь, дарованное без исключения всем людям. Какая же она дрянь... слабохарактерная бестолковая дрянь!
...и эта дрянь опаздывает. Быстрый взгляд на часы дал чёткую мотивировку - ускорить шаг. Не бежать - зачем вызывать преждевременную аритмию? Да и падать - сейчас скользко - не резон, это потерянные минуты, которые и так поджимают.
Пару раз всё таки подскользнулась, но преодолела эту остановку - глаза почти в норме, мысли начинали распутываться.
Перешла дорогу, направилась к учебному корпусу - как всегда, не замечает никого вокруг, пока её не окликнут.
- Пары сегодня нет! - только после упоминания её имени, остановилась. Попыталась прийти в себя - зря ехала? Ладно, и такое бывает. Медленно, заторможено развернулась - идёт к остановке. На ходу ищет телефон - вот он, чёрный доверчивый корпус... Звонок матери - успокоить расшатанные нервы. Только... ей не нужно знать, что тут было. Лучше - рассказать про ссору с бабушкой. Опять из-за ерунды, но как же больно!..
- ...Я не буду плакать, когда она сдохнет, - сдерживая сердце, выдавила из себя. Она ненавидела эти мысли - всегда появлялись после ссоры, отвратительные и мерзкие... Конечно, нет. Бабушка должна жить - да какая разница, что и почему она говорит? Ведь это - родной человек, предок.
Но эти слова всё равно услышал абонент по ту сторону телефона. Вздохнул, как и привык - эти ссоры... были не в новинку. Но зачем, зачем бабушка настраивает детей против их матери? Зачем она так оскорбляет?
Как всегда, звонок - просто звонок. Он не особо помог. Оставалось ждать автобус в одиночестве - вся эта толпа рядом... что они стоят? Для неё - они никто, всего лишь люди, которых она превозносит в душе, но на деле... боится и игнорирует. Просто люди.
- Простите, а какой автобус идёт до Барахолки?
Она отрывается от собственных мыслей - оборачивается. Рядом старушка, хотя так характеризовать её - сложно, крайне сложно. Молодое выражение лица, интерес... Чем-то напомнила школьную учительницу математики... в средних классах. Не хватило чуть более широкой кости и красных сапог - образ был бы завершён.
- Выборгская? На 14-ом.
- Это точно?
- Да, конечно, я сама там постоянно мимо проезжаю.
- Вот спасибо! На 14-ом значит, да? А мне просто шторки повесить надо... говорят, там прищепки дешевле купить можно, а то мои сломались все. А вы, часом, не на том же?
- На том же, - улыбается она. Настроение вдруг плавно реабилитируется, стремясь к планке - "жить можно". Как минимум "жить можно".
- Совсем замечательно! Подскажите, когда выходить? О, вон там - не наш автобус?
- Конечно, подскажу. Тот - не наш. А вот как раз за ним - это 14-ый.
Автобус подкатывает к остановке, распахивает свои двери - гостеприимно, как будто соскучился. Она пропускает старушку вперёд, сама держится рядом - надо подсказать, когда ей выходить.
Кондуктор - молодчина, объявляет остановки. Стоя плохо видно из окна, закрытого верхними шторками - она боится проворонить.
Но нет, "Тамара" звучит обнадёживающе - улыбка снова царствует на лице.
Девушка наклоняется:
- Вам через остановку. Сейчас Тамара, потом Красный Яр, а потом Выборгская - ваша.
- Да? Вот спасибо! - спохватывается старушка, начинает задавать ещё какие-то вопросы...
Она отвечает на всё. Отбрасывает минутное желание - проводить до самых дверей рынка. А вдруг примет за воровку или идиотку? Просто желает удачи, продолжая светиться счастьем - она кому-то помогла. Это был её шанс реабилитироваться за того ребёнка. Шанс, которым она воспользовалась.