Постановка вопроса 3
Причинность, свобода воли и нравственность в философии Канта.
Иммануил Кант, бесспорно, один из величайших философов. Мы же обращаемся к нему еще и потому, что именно он освободил место для адекватной постановки вопроса о свободе воли.
На протяжение всего Нового времени философы, размышлявшие о свободе воли, ставили вопрос исходя из потребностей естествознания, а именно: «как совместима свобода воли с причинно-следственными связями?». Этот вопрос можно без колебаний назвать вторичным, поскольку само естествознание вторично по отношению к жизни.
Более важно даже не это, а то, что вопрос о свободе воли и причинно-следственных связях сформулирован ненаучно. «Свобода воли» - термин, унаследованный Новым временем из богословских споров Реформации. Для науки же нет свободы воли - причинно-следственной необходимости противостоит случайность. Фактически вопрос должен был звучать так: «Есть ли в мире случайность, или все есть причинно-следственная связь?»
Кант унаследовал из традиции такую постановку вопроса, однако он показал ее ограниченность, и даже сделал попытку поставить вопрос по-иному. После юмовой критики утверждать за причинностью объективное существование Кант уже не мог. Но он понимал, что причинно-следственная связь - не просто психологическая привычка. Гениальный ход, сделанный Кантом в «Критике чистого разума» полностью снимает противоречие. Когда мы видим, что причинно-следственная связь есть лишь наш способ упорядочивания явлений, то вопрос отпадает сам собой. Оказывается, что случайность в мире возможна, однако для науки она незрима, потому что наука может говорить только о необходимой и закономерной связи явлений. Само единство мира, которое наука постулирует ради своей возможности, никак не может быть проверено, а значит сам мир оказывается случайным. Как говорит герой Сартра в «Тошноте», «законы для нее [природы] не писаны: то, что они принимают за ее постоянство… Это всего лишь привычки, и завтра она может их переменить».
В третьей антиномии Кант вместо случайности говорит о причинности посредством свободы (Causalitat durch Freiheit), хотя с тем же успехом он мог бы назвать ее «причинность посредством случайности». Главным остается одно: наука усматривает в рядах явлений необходимые закономерности, но сам мир явлений случаен.
Так Кант уходит от навязанного ему вопроса. Поскольку теоретическое применение разума ограничивается, практическому применению разума освобождается надлежащее место. Здесь-то и приходит черед второй «Критики».
Мы поставили вопрос о свободе воли как вопрос о страстях. «Критика практического разума» не ставит этот вопрос, но лишь подготавливает почву для него.
Всякая этика строится при помощи имеративов. До Канта они приводились к определенному основанию: «ты должен, потому что…». Конечным основанием оказывалась Божья заповедь, природа человека, принцип удовольствия или пользы. Однако такое сведение этики к внеэтическому основанию означает конец этики, так же как постулирование чувственно невоспринимаемых сущностей, наподобие субстанции, означает конец естествознания. Метафизика обрубает чистый процесс исследования голословным утверждением, а гетерономная этика обрубает чистое долженствование ссылкой на внешнюю по отношению к нему реальность.
По мнению Канта, единственная подлинная этика - автономная, то есть, не опирающаяся на внешние принципы. В основание автономной этики Кант кладет категорический императив, который предписывается в качестве безусловно должного. При этом он предписывает не тот предмет, которого следует желать, а пригодную для всеобщего законодательства форму желания.
То есть, человеческий разум в качестве сырого материала получает чувственные побуждения, но он должен привносить в них нравственный порядок. Это не просто фильтрация желаний: подходят - не подходят, но определенная творческая деятельность. Это можно проиллюстрировать простым примером. Представим себе толпу в метро в час пик. Желание у всех людей в толпе одно: поскорее добраться до места. Но для нравственного человека, в отличие от безнравственного, это желание будет не руководством к действию, а подсказкой, что нужно двигаться аккуратно, не мешать другим, пропускать вперед тех, кому, видимо, тяжелей (например, пожилых людей). Так из чувственного побуждения через деятельность разума вырастает нечто совершенно отличное от всего эмпирически наблюдаемого: акт доброй воли.
Подобная солидарность и составляет суть человечности. Кант не зря ограничивал притязания теоретического разума в первой «Критике». Во второй «Критике» он показал, что сам способ мышления, конституирующий человеческий мир, в корне отличается от способа мышления, конституирующего мир природный. Как не могут быть подсмотрены из опыта причинно-следственная связь, субстанциональность и т.д. , так же не могут быть в опыте найдены свобода, долг, Другой. Но точно так же эти понятия не могут быть даны теоретическим разумом. Их учреждает только практический разум, добрая воля.
Утверждаемая Кантом свобода воли есть полная открытость этическим требованиям. Человек не может найти оправдание своей бесчеловечности в своих природных задатках, жизненных обстоятельствах и т.д. Тот, кто рассуждает о причинах своего безнравственного поступка, путает (намеренно или невольно) теоретический и практический разум. Теоретический разум нужен затем, чтобы продумать свои действия, предугадать их последствия, а не для того, чтобы снять с себя ответственность. Единственная причина, которую может указать человек для своего злого поступка, это его собственная злая воля.
Иммануил Кант, бесспорно, один из величайших философов. Мы же обращаемся к нему еще и потому, что именно он освободил место для адекватной постановки вопроса о свободе воли.
На протяжение всего Нового времени философы, размышлявшие о свободе воли, ставили вопрос исходя из потребностей естествознания, а именно: «как совместима свобода воли с причинно-следственными связями?». Этот вопрос можно без колебаний назвать вторичным, поскольку само естествознание вторично по отношению к жизни.
Более важно даже не это, а то, что вопрос о свободе воли и причинно-следственных связях сформулирован ненаучно. «Свобода воли» - термин, унаследованный Новым временем из богословских споров Реформации. Для науки же нет свободы воли - причинно-следственной необходимости противостоит случайность. Фактически вопрос должен был звучать так: «Есть ли в мире случайность, или все есть причинно-следственная связь?»
Кант унаследовал из традиции такую постановку вопроса, однако он показал ее ограниченность, и даже сделал попытку поставить вопрос по-иному. После юмовой критики утверждать за причинностью объективное существование Кант уже не мог. Но он понимал, что причинно-следственная связь - не просто психологическая привычка. Гениальный ход, сделанный Кантом в «Критике чистого разума» полностью снимает противоречие. Когда мы видим, что причинно-следственная связь есть лишь наш способ упорядочивания явлений, то вопрос отпадает сам собой. Оказывается, что случайность в мире возможна, однако для науки она незрима, потому что наука может говорить только о необходимой и закономерной связи явлений. Само единство мира, которое наука постулирует ради своей возможности, никак не может быть проверено, а значит сам мир оказывается случайным. Как говорит герой Сартра в «Тошноте», «законы для нее [природы] не писаны: то, что они принимают за ее постоянство… Это всего лишь привычки, и завтра она может их переменить».
В третьей антиномии Кант вместо случайности говорит о причинности посредством свободы (Causalitat durch Freiheit), хотя с тем же успехом он мог бы назвать ее «причинность посредством случайности». Главным остается одно: наука усматривает в рядах явлений необходимые закономерности, но сам мир явлений случаен.
Так Кант уходит от навязанного ему вопроса. Поскольку теоретическое применение разума ограничивается, практическому применению разума освобождается надлежащее место. Здесь-то и приходит черед второй «Критики».
Мы поставили вопрос о свободе воли как вопрос о страстях. «Критика практического разума» не ставит этот вопрос, но лишь подготавливает почву для него.
Всякая этика строится при помощи имеративов. До Канта они приводились к определенному основанию: «ты должен, потому что…». Конечным основанием оказывалась Божья заповедь, природа человека, принцип удовольствия или пользы. Однако такое сведение этики к внеэтическому основанию означает конец этики, так же как постулирование чувственно невоспринимаемых сущностей, наподобие субстанции, означает конец естествознания. Метафизика обрубает чистый процесс исследования голословным утверждением, а гетерономная этика обрубает чистое долженствование ссылкой на внешнюю по отношению к нему реальность.
По мнению Канта, единственная подлинная этика - автономная, то есть, не опирающаяся на внешние принципы. В основание автономной этики Кант кладет категорический императив, который предписывается в качестве безусловно должного. При этом он предписывает не тот предмет, которого следует желать, а пригодную для всеобщего законодательства форму желания.
То есть, человеческий разум в качестве сырого материала получает чувственные побуждения, но он должен привносить в них нравственный порядок. Это не просто фильтрация желаний: подходят - не подходят, но определенная творческая деятельность. Это можно проиллюстрировать простым примером. Представим себе толпу в метро в час пик. Желание у всех людей в толпе одно: поскорее добраться до места. Но для нравственного человека, в отличие от безнравственного, это желание будет не руководством к действию, а подсказкой, что нужно двигаться аккуратно, не мешать другим, пропускать вперед тех, кому, видимо, тяжелей (например, пожилых людей). Так из чувственного побуждения через деятельность разума вырастает нечто совершенно отличное от всего эмпирически наблюдаемого: акт доброй воли.
Подобная солидарность и составляет суть человечности. Кант не зря ограничивал притязания теоретического разума в первой «Критике». Во второй «Критике» он показал, что сам способ мышления, конституирующий человеческий мир, в корне отличается от способа мышления, конституирующего мир природный. Как не могут быть подсмотрены из опыта причинно-следственная связь, субстанциональность и т.д. , так же не могут быть в опыте найдены свобода, долг, Другой. Но точно так же эти понятия не могут быть даны теоретическим разумом. Их учреждает только практический разум, добрая воля.
Утверждаемая Кантом свобода воли есть полная открытость этическим требованиям. Человек не может найти оправдание своей бесчеловечности в своих природных задатках, жизненных обстоятельствах и т.д. Тот, кто рассуждает о причинах своего безнравственного поступка, путает (намеренно или невольно) теоретический и практический разум. Теоретический разум нужен затем, чтобы продумать свои действия, предугадать их последствия, а не для того, чтобы снять с себя ответственность. Единственная причина, которую может указать человек для своего злого поступка, это его собственная злая воля.