Порнографические поцелуи под стрекот киноаппарата
«Обнаженный поцелуй»/«Naked Kiss» (1964) Сэмюэля Фуллера
"Поцелуй" кинематографически прекрасен. Пример невероятно гладкого изложения событий, когда кадры просто текут полноводной рекой образов. Образов причем действительно сильных, настолько, что порой начисто забываешь о сюжете, наслаждаясь той или иной визуальной находкой. Начало фильма, правда, трудно забыть. Проститутка избивает своего сутенера сумкой, бутылкой, каблуками. С нее слетает парик. Лысая, отчаянная, озверевшая баба под какой-то хриплый джаз вытаскивает у мужика деньги, отсчитывая несколько купюр (только свое, им отнятое). Смена плана. Она надевает парик перед зеркалом (опа - джаза нет, играет сладкая романтическая мелодия), красится, [титр Naked Kiss] припудривает носик и (...включается опять разъяренный саксофонный джаз...) выходит из комнаты. Камера фокусируется на листке календаря в окружении смятых купюр, которые сутенер лихорадочно собирает в кучу. Дата на календаре: 4 июля 1962. Смена плана. Провинциальный городок. Транспарант через улицу, по которой красиво и медленно проезжает провинциальный автобус. Наезд. На транспаранте дата: какое-то там августа 1963 года. Браво, Фуллер. Это настолько примитивно, что становится очаровательным, не правда ли? Для того, чтобы с чистой душой и открытыми глазами воспринять это кинематографическое чудо, надо принять во внимание простой факт: Сэм Фуллер - варвар. Он варвар, и он не умеет снимать кино.
От этого, собственно, и надо танцевать. Т.е. я не говорю, на самом-то деле, ничего удивительного. Он снимал прекрасные фильмы, только совершенно неправильные. Дикие. Дурацкие. Кривые, косые, больные, инвалидные - такие же, как ноги у бедных детей, за которыми с таким удовольствием решила поухаживать бывшая проститутка Келли (Констанс Тауэр). В фильмах Фуллера неправильно все от начала и до конца. Неудивительно поэтому, что он стал таким богом для Каурисмяки, Джармуша, Тарантино. И уж совсем не удивителен, наверное, тот факт, который меня поначалу все-таки удивил: "Поцелуй" и предыдущий фильм Фуллера (старый добрый "Шоковый коридор") до 1990 года в Британии не видели, если я правильно перевел одну фразу, найденную мной где-то на пространствах великой сети. Грязные прелести. Извращения. Безумие. Все то, что правильными режиссерами было бы вырезано даже не на стадии монтажа, а на стадии придумывания синопсиса (см. «Большой сон» Г.Хоукса), Фуллером ставится во главу угла. Представьте себе, что в фильме «Big Sleep» Богарт тасовал бы настоящими порнографическими карточками, а вся история была бы закручена вокруг гомосексуалиста. Причем то, что он гомосексуалист, стало бы понятно любому зрителю, даже понятия не имеющим о том, кто такие гомосексуалисты. Представьте, говорю я, такой безумный фильм, и вы будете иметь хотя бы смутное представление о Фуллере.
Шлюха, приехавшая в город, решает завязать со своей профессией, напоследок переспав с копом по имени Грифф. Следует прекрасный нуаровый диалог, словесная дуэль, которая, как мне кажется, больше обстебывает все эти нуаровые диалоги, чем стилизуется под них. И в этом же эпизоде играет, вы не поверите, «Лунная соната» Бетховена(!), а та самая проститутка, которая еще пару кинокадровых минут назад колошматила бутылкой своего сутенера, мечтает вслух о лодке посреди озера, и как светила бы луна… Ну разве можно это все воспринимать всерьез? Варвар Фуллер с самого начала превращает свое кино в арену издевательств над хорошим киношным вкусом. Братья, вопрошает он, а что это такое вообще, киношный вкус? - и вхерачивает название своего предыдущего фильма Shock Corridor прямо зрителю в глаза. Самоцитата, блин. Но такая явная, что от нее еще долго рябит глаза. После такой самоцитаты никакие операторские красивости в больнице, отсылающие к инцестам и неврозам самого "Шокового коридора", уже не станут для вас откровением.
Все нуаровые рапиды, разговоры, шуточки, романтические слова Фуллером извращены по беспределу. И, возможно, вы даже решите, что эта банальная история проститутки, пожелавшей изменить свою жизнь, но вновь и вновь которой пришлось иметь дело с мерзостью - канат просто-напросто, по которому канатоходец Фуллер прошелся, нет, пробежался в синкопическом ритме кинематографической драмы. Замыливая зрителю глаза красивыми детишками, играющими в пиратов и поющих душераздирающие песенки, он в тоже время не забывает сделать резкий скачок вниз - и рассказать историю местного публичного дома, где тусуются местные же копы, и куда пытаются отправить подружку Келли, совращая ее легкими денежками.
Услаждая слух и хороший вкус зрителя яростной 5-й бетховенской симфонией, он не забывает заставить под нее станцевать свою героиню, пьяную вдрызг, перед будущим женихом посреди ночи. Погружает в дремоту, мечту и сон изумительно красивой сценой совместного просмотра Келли и ее женихом Грантом (очень уважаемым в городе человеком - местная аристократия - понявшим и простившим прошлое своей невесты) фильма… о Венеции(!). Цитатами из Байрона наполняя любовный диалог. Стрекот киноаппарата, бросающего свет и тени целлулоида на целующуюся пару. Обнаженные поцелуи. Порнографические поцелуи. Извращенные нежностью и обезоруживающие своей неподдельной искренностью поцелуи. Кисс ми дедли. Прощай, моя красотка. Убийство, моя милая. Пленка заканчивает крутиться в аппарате и хлещет в мрачном сумраке свободно. Свет на экране. Turn off the lights!
Когда понимаешь, насколько шикарен визуал фильма, становится не по себе от той конфеты, которую по сути сунул в него Фуллер. Обманная любовь, нечаянное преступление, богатый извращенец. Все отлично. Да фиг бы, честно говоря, и с педофилией. Черт с ней, и обнаженным поцелуем на шейке ребенка. Просто я не поверил во всю эту историю. Не сочувствовал ни капельки проститутке, ставшей ангелом. И понятия не имею, почему. Смотреть ли фильм вам? Не знаю. Не смотрите. Зачем? Чтобы на собственной шкуре, пусть и чисто кинематографически, понять, что значит пробежаться по лезвию ножа между красивым и мерзким, и не упасть? Чтобы прочувствовать эстетический кайф от всей этой, пусть и трижды гламурной, сцены с просмотром немых короткометражек про венецианских гондольеров, пение которых можно услышать, если только хорошо прислушаться (см. последнюю новеллу «Кофе и сигарет» Джармуша, там, где старики вслушиваются в музыку Малера)? А потом, чтобы вы с каким-то мерзким чувством в груди поняли, что вся эта красивость - ширма, скрывающая тошнотворную мерзость?
На кой черт в очередной раз убеждаться в том, что самое вкусное яблоко может оказаться червивым? Девушка, с которой вы встречались долгое время - шлюхой? А парень, за которого вы собираетесь выйти замуж - вообще педофил? Лучше этого не знать. Поэтому посмотрите это кино Сэма, храни его Бог на небесах, Фуллера в оригинале. Русской звуковой дорожки все равно нет. Субтитров тоже. И если вы каким-то чудом вообще не владеете английским, то вам просто повезло. Вы будете смотреть это кино так, как его смотрел я (увы, на слух оказывается я воспринимаю этот язык гораздо лучше, чем думал до сих пор). Одно но: Фуллер - гений визуальных образов. И он, мать его, донесет до вас всю эту педофилию, публичные дома и извращения, несмотря на милых девочек, нахлобучивших себе на голову пиратские шляпы с надписью «кок корабля». Не смотрите это кино. Лучше посмотрите «Вечерних посетителей» Марселя Карне. Они прекрасны. Прекрасны и наивны. Как прекрасны и наивны стихи Превера, которыми я и закончу этот отзыв о просмотренном мной фильме Фуллера, хотя они не фига никакого отношения к этому кинематографическому чуду и не имеют. Наверное.
«Под открытым небом
На бульваре Шанель протирают зеваки штаны,
Там девчонки красивы, и много там всякой шпаны,
И бродяги голодные спят на скамьях по ночам,
И клиента поймать проститутка седая пытается там.
На бульваре Ришар-Ленуар мне Ришар повстречался Леблан,
Был он бледен, держался с трудом на ногах, но совсем не был пьян.
"Поскорее отсюда беги, - он сказал мне, -
Прошли полицейские здесь,
Было холодно им - и дубинками их изувечен я весь".
На бульвар Итальянцев придя, на испанца наткнулся я там.
Рестораны Дюпона похожи на храм. Был испанец оборван и хром,
И в отбросах он хлебную корку искал, а потом... у дверей магазина
"Какая скотина! - воскликнул какой-то месье,
На испанца метнув осуждающий взгляд, -
Иностранцы весь хлеб наш съедят.
И куда только власти глядят!.."
На бульвар Вожирар меня случай привел, и младенца увидел я там.
Он в коробке для обуви спал под кривым фонарем.
Спал так тихо (ах, прелесть!), так крепко он спал (о, кошмар!).
Спал последним он сном.
Вот счастливец, попавший тайком на бульвар Вожирар!
День за днем, ночь за ночью
Под небом открытым,
Под чистыми звездами
Жизнь я веду.
Где они, эти чистые звезды?
Не знаю.
Не видят их те, кто попали в беду.
День за днем, ночь за ночью
Под небом открытым -
Вот так мне приходится жить.
Это - странное небо и грустная жизнь,
Очень грустная жизнь.»
Whatever?