“Только то, что имеете, держите пока приду”.
Апокалипсис 2.25.
Мессианское ощущение избранности русского народа общеизвестно. Средневековая Русь считала себя “Новым Израилем”, Третьим Римом, “избранным уделом Божиим”. “Зачем побил сильных во Израиле”, - писал Курбский Грозному. “Новый Израиль”, “чада Авраамовы” - называли себя русские люди того времени. “Богоизбранная лоза, насажденная Господом”, - говорит неизвестный автор XVII века. Эту же “идею” можно найти не только у митрополита Феодосия, который в “Слове об осьмом соборе” говорит: “...в восточной земле суть большее православие и высшее христианство - Белая Русь”, но и у св. Иосифа Волоцкого, св. Геннадия Новгородского, и даже у малопочтенного митрополита Зосимы. “В третьем же Риме, еже есть на русской земле - благодать Святаго Духа воссия”, - так писал архиепископ новгородский Геннадий в “Повести о белом клобуке”. “Яко древние нечестие русская земля, так ныне благочестием всех одоле”, - говорит св. Иосиф. Эта идея была общим достоянием целой эпохи, хотя ее обычно связывают с именем инока Филофея, который в письме к Великому князю дал ей четкое литературное оформление. Все ветхозаветные понятия Древнего Израиля переносятся на новую Родину и врастают в душу народа.
Впервые пророчество о Руси как “Новом Израиле” возникло еще в XI веке. Св. митрополит Илларион в “Слове о законе и благодати” утверждал грядущую избранность Руси: «Сбыться о нас языцех реченное: открыет Господь мышцу свою святую пред всеми языкы и узрят все концы земле спасение, еже от Бога нашего”. В “Повести временных лет” летописец упоминает предсказание апостола Андрея о судьбе Церкви Христовой на Руси: “На сих горах воссияет благодать Божия, имать город великий и церкви многи Бог воздвигнет имать”.
Пророчество святого митрополита исполнилось через триста лет, в конце XIV - начале XV века, и воплотилось в концепцию “Москва - Третий Рим, Русь - Новый Израиль”. Это мироощущение - общеизвестный факт. Каким образом оно возникло, что лежит в его основании? Это мы и собираемся прояснить далее. Обратимся к фактам и рассмотрим те события в истории и культуре Руси, в которых наиболее отчетливо проявилось переживание русским народом своей избранности и мессианского предназначения.
Конец XIV - начало XV веков - эпоха становления русского государства, оформления национального самосознания, и “национализация” русской веры. Маленькое, незаметное Московское княжество за сто с лишним лет превратилось в могучее государство. Множество земель объединяются вокруг Москвы. Польша, границы которой находились в каких-нибудь ста верстах от Москвы, вместе с Литвой оттесняются на Запад. В Русь вливаются новые племена и народности, а Православная Церковь была внутренней пружиной этого процесса.
Приняв христианство из Византии, русская церковь находилась от нее в полной зависимости: митрополит назначался константинопольским патриархом, которому и принадлежала вся полнота власти. Немногие попытки изменить этот обычай до времени не имели успеха. Со времени татаро-монгольского нашествия русские митрополиты посвящались дома, и только ездили в Константинополь за утверждением. Попытки избавиться от опеки Византии были безуспешны, но это уже было время ее заката. Окруженная со всех сторон врагами, беспощадно разгромленная в XIII веке крестоносцами, обескровленная и истощенная духовно, Византия медленно умирала и искала в унии со своими палачами-латинянами защиту от натиска мусульман. В 1274-ом году на Лионском Соборе Михаил Палеолог вместе с патриархом Иоанном Веккосом заключил унию, которая просуществовала восемь лет. Почти двести лет спустя, умный и хитрый император Иоанн VI Палеолог также пытался противостоять исламу посредством унии, рассчитывая на военную помощь христианского Запада. В 1441-ом году он вместе с патриархом Иосифом навязал духовенству и народу союз с Римом, что вызвало раскол в Православной Церкви, ибо резня в Константинополе и Салониках, учиненная крестоносцами, жила в памяти народа, а духовная разность с латинянами была уже для всех очевидной. Унию не приняли, конфликт между императором и Церковью обострился чрезвычайно. Последовали репрессии, пытки, высылки, опись имущества. Император бесчеловечно расправлялся с противниками унии, к которым постепенно присоединился весь народ, предпочитающий иго ислама предательству Православия. Все эти нестроения усугублялись общим разложением общества: жестокость, обман, разврат процветали всюду. Правительство, пытаясь исправить положение, печатало фальшивые деньги; с одной стороны процветало удивительное богатство и роскошь, с другой - крайняя бедность и нищета. Хомяков следующим образом характеризует этот период упадка Византии: “Христианство не могло разорвать сплошной сети злых и противохристианских начал, оно удалилось в душу человека, единственным убежищем для них оставалась частная жизнь”. Увеличился поток эмигрантов, бежавших от гнева императора. Уходили в монастырь, бежали в другие земли, в том числе и на Русь. Византия умирала, и вместе с ней умирал ее религиозный авторитет.
На Руси с большой неприязнью отнеслись к известию о Флорентийском соборе; хотя великий князь, скрепя сердце, разрешил митрополиту Исидору принять в нем участие. Из Флоренции Исидор привез унию. Отступничество потрясло русское духовенство и светскую власть. Великий князь Василий Васильевич, будучи еще совсем молодым человеком, встав во главе иерархов, первый обличил предателя. “До скончания века пребудем мы в преданном нам Православии”, - сказал светский блюститель Церкви. Митрополит - изменник был низложен и осужден поместным собором, вместо него поставлен свой митрополит, и была составлена грамота в Византию для императора Константина, но отправить ее не пришлось, ибо оттуда на Русь пришло известие о падении Константинополя под ударами мусульман. На Руси падение Византии вызвало растерянность, огромная ответственность неожиданно легла на плечи русского духовенства; оно осталось единственным хранителем Православия - духовного наследия Византии, участь которой была понята как кара за нечестие и отступничество. “Донежели (в Царьграде) дръжаху, сынове, благочестие, ничтоже град не пострада, егда же своего благочестие отступи, весте, что пострадание”, - говорит св. митрополит Иона. Надо сказать, что в середине XIV века славянские народы испытывали огромное давление, как со стороны Золотой Орды, так и со стороны Османской империи. В 1380-м году войско сербского князя Лазаря понесло поражение на Косовом поле от турок. В 1393-м году пало Тырновское царство, в 1396-м - Видинское. Южные славяне, которые издавна добивались независимости от Византии, желали иметь своего славянского царя и патриарха. Подобные попытки предпринимали и болгары при царе Александре, и сербы при Стефане Душане; оба государя стали именоваться самодержцами и царями, что же касается церковного устройства, то в Болгарии издавна было патриаршество, а такого же положения для своей Церкви добивался и Стефан Душан. В Болгарской рукописи XIV века религиозный и политический авторитет Византии переносится на престольный град Тырнов. “Все это приключилось со старым Римом, - говорит летописец, - наш же новый Царьград стоит и растет, крепится и умножается”. Мечты о православном царе витали в славянском мире, но им не суждено было сбыться; вскоре южнославянские княжества оказались разгромлены и подпали под власть мусульман, казалось, еще немного, и со славянством будет покончено навсегда. Но в это время русские войска нанесли сокрушительное поражение исламу на Куликовом поле. Надежды южных славян на явление православного царя и православное царство исполнились на Севере, где поднялась Русь. Произошло чудо: из множества маленьких княжеств, населенных различными племенами, возникло могучее государство, огромное, сильное, способное противостоять самым страшным противникам. Церковь стояла во главе этого процесса, она была идеологом объединения Руси, а ее великий подвижник преподобный Сергий Радонежский не только благословил великого князя на битву, но и дал ему в помощь двух иноков-воинов. Нужно сказать, что татаро-монголам не могло противостоять ни одно государство, и они в течение двух веков были определяющей силой в Азии и Европе. Куликовская битва была страшным побоищем, с которым можно сравнить только Франкскую или Каталонскую битву. Из 150 тысяч русского войска погибла почти половина, но, тем не менее, поражение орды было несомненным, и она уже никогда не смогла от него оправиться. К этому времени только Русь осталась единственной хранительницей Православия. “Уже не осталось теперь ни одного царства православного, кроме русского, - пишет летописец, - так исполнилось предсказание св. Мефодия и Льва Мудрого, что измаильтяне овладеют Византией”. “Блюди же и внемли, благочестивый царь, что все царства православной и христианской веры сошлись в твое единое царство: один ты во всей поднебесной христианам царь, - пишет инок Филофей князю Василию Иоанновичу, - Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не быть”. Как это сказано! “Блюди и внемли”, т.е. тебе доверяют нечто, что должно хранить как зеницу ока, внемли же тому, что ты, царь, не знал ранее: царство твое избранно Господом, ибо только оно сохранило Православную веру, и народ царства твоего, Святой Руси, - есть Новый Израиль, несущий Бога в сердце своем. Два Рима не сохранили Православия и пали, третий Рим - Москва (Ромейское царство, а не первопрестольный город) - стоит, а четвертому не быти, ибо далее уже Страшный Суд. Но этот процесс имеет еще и глубокий внутренний смысл. Возвышение Руси началось не победами над своими врагами, а пострижением в монахи сына боярина Кирилла Варфоломея под именем Сергия.
Теперь мы обратимся к иконописи, которая, без сомнения, представляет собой одно из замечательных явлений в русской культуре. До времени иконопись была скрыта от взоров современников в силу технических приемов иконописания. XX век открыл для себя новый, неизвестный ранее мир русской иконы. Нет конца восторгам живописцев и искусствоведов, которым древнерусская иконопись представила широкое поле деятельности для исследований, хотя нельзя сказать, что на этой ниве они достигли больших успехов. Едва ли не единственное исключение составляет работа отца Павла Флоренского “Иконостас”. Многие исследователи полагали, что живопись и иконопись - явления одного порядка, и что, освободив место иконописи в истории изящных искусств, они окажут ей достойнейшую услугу. В действительности, живопись и иконопись - явления разного рода, имеющие лишь материальное сходство, тогда как их внутренний смысл совершенно различен. Подлинный онтологизм иконы открывается только православному сознанию, для него икона - та точка, в которой соприкасаются Небесный мир и земной. Для сознания ориентированного иначе икона ничем не отличается от картины, разность заключена только в технических приемах.
Особое место в русской иконописи занимает “Троица”, икона, написанная Андреем Рублевым для Троицкого собора Троице-Сергиева монастыря. Деятельность Рублева высоко оценивалась уже современниками: его иконы ценились на вес золота, а тверской князь Федор почти силой отнял у Иосифа Волоцкого иконы Рублева, принадлежавшие Волоколамскому монастырю. “Князь Федор сам приехал в монастырь, да не поехал с монастыря, доколе икон не взял”, - сообщает летописец. В 1551-м году Стоглавый Собор постановил: “Писать с древних образов, как писали греческие живописцы, и как писал Андрей Рублев”. То есть, несмотря на то, что главное произведение Рублева, икона Святой Живоначальной Троицы, написано не совсем “канонично”, его деятельность была канонизирована, и Собор усмотрел в ней наиболее верное отображение исповедуемой веры. Рублев изменил общепринятый канон “Троицы”. До него три ангела изображались вместе с предстоящими Авраамом и Сарой; Рублев изобразил только трех ангелов, без предстоящих Авраама и Сары. (Известны лишь две миниатюры в рукописях византийских авторов, где Троица изображена без Авраама и Сарры. Первая миниатюра из рукописи Гомилий Иакова Коккиновафского, в которой изображена Троица на фоне небесного воинства. Вторая миниатюра Троицы из Теологических сочинений императора Иоанна IV Кантакузина, где последний изображен с Троицей).
Сведения о создании этой иконы весьма скудны. Искусствоведы датируют создание “Троицы” 30-ми годами XV века. В жизнеописании игумена Никона Пахомий Логофет сообщает, что для украшения каменного собора Троицы, построенного в 1422-1424 годах, были приглашены Даниил Черный и Андрей Рублев, что “Троица” была написана Рублевым в “похвалу” Сергию Радонежскому. Это замечание имеет большой смысл; в 794-ом году Никейский Собор постановил: “Не изобретение живописцев производит иконы, а неразрешимый закон и предание Православной Церкви. Не живописец, а святые отцы изобретают и предписывают. Очевидно, им принадлежит сочинение, а живописцу исполнение”. В нашем случае отношение Андрея Рублева к своему великому творению гораздо сложнее. Он написал “Троицу” в “похвалу” преподобному Сергию, то есть “материализовал” духовные движения, у истоков которых стоял Сергий Радонежский. Эта духовная деятельность иноков Троицкой обители явилась началом объединения и возвышения русской земли под началом Московского княжества, преодоления “общей розни” и объединения всех в любви и согласии. Именно преподобный Сергий был идеологом освобождения Руси от татаро-монгольского ига. Известно, что он благословил Дмитрия Донского на битву, предсказал ему победу и дал в помощь двух иноков-воинов. Но внутренний смысл, который выявлен в “Троице” Рублева, остался скрыт, хотя не менее реален и действенен. Каково каноническое значение “Троицы”? Иконы, писанные на этот сюжет до Рублева, традиционно изображали трех ангелов, явившихся Аврааму и Сарре, дабы напомнить им об избрании и возвестить благую весть об исполнении обетования - скором рождении Исаака. Этим актом в лоне Всеобщей Церкви по чину Мелхиседека была основана новая Церковь, по чину Аарона, в которой должно было состояться пришествие Иисуса Христа и исполниться - замысел Господень о спасении мира; Авраам становился родоначальником избранного народа, который будет многочисленным, “как песок морей”, и могучим. В избрании Авраама и рождении Саррой Исаака заключен прорыв Небесного мира в природно-чувственный. Законы реального мира, естественный ход вещей, тиранически подчиняющие себе человеческую жизнь, оказались опровергнуты актом Божественного произвола. Господь избрал сухую ветвь - Авраам и Сарра не имели детей и не могли их иметь, так как были стары. Но Господь произвел от них потомство, показав тем самым свое бесконечное превосходство над миром. Известие об исполнении обетования принесли Аврааму и Сарре три ангела. Это событие изображалось на иконах, существовавших до Рублева, но в его “Троице” вполне сознательно отсутствуют Авраам и Сарра. Некоторым исследователям это дало возможность утверждать, что в “Троице” выражен догмат о единстве и нераздельности трех ипостасей Бога. Другие думали, что на иконе изображены Бог - Отец, Бог - сын, Бог - Святый Дух. Имелись мнения, что “Троица” есть своеобразная полемика против еретических движений XIV-XV веков и так далее.
Для того чтобы понять смысл величайших произведений человеческой деятельности, нужно иметь в виду, что в них воплотился дух эпохи. Исторические события, являющиеся воплощением этого духа, эфемерны. В произведениях искусства он как бы застывает, делая их сосудом, хранящим вечное. Икона органически выросла из глубин Православной Церкви. Каноны икон, согласно постановлению VII Вселенского Собора, устанавливаются святыми отцами, т. е. такое-то событие Небесного мира было явлено св. отцу, и оно закреплено в иконе. Произвольно изменять канон иконы нельзя, ибо всякое изменение есть ложь против действительного. По преданию, первым иконописцем был Лука, изобразивший образ Божьей Матери. Понятие “икона” объединяет многообразие явлений Небесного мира: иконы могут основываться на непосредственном видении, как, например, икона евангелиста, или икона “Битва новгородцев с суздальцами”. Иконы явленные - Спас нерукотворный; по преданию, во время шествия на Голгофу, Господь наш, Иисус Христос, приложил к Лику Своему платок, на котором и запечатлелся Его образ. Иконы, увиденные мистическим “умным зрением”, а затем закрепленные материально - все это суть иконописные подлинники, имеющие в своем основании явления Небесного мира. Все вышеперечисленные иконы являют собой благодатное присутствие Небесного мира, остальные же иконы - только копии с подлинника, также хранящие отражение благодати Божией. Иконописные подлинники есть живые организмы, через них мир Божий исцеляется от яда грехопадения прародителей. Они могут творить чудеса. Таковы были иконы Андрея Рублева - все они были чудотворные.
Исходя из вышеизложенного, естественно следует, что явление Святой Троицы было реальностью Небесного мира, созерцаемое преподобным Сергием Радонежским и иноками Троицкой обители. В богослужебных текстах преподобному Сергию Радонежскому указывается на это событие: “Сергий имел дерзновение ко Святой Троице... Светоявление духовного исполнен был преподобный Сергий; светильник сияя издалече явися, словесные заринам облистая (озаряя) и пребожественной Троице жилище показася”. (Под дерзостью следует понимать смелость, духовную отвагу. Дастъ бо ся душам ихъ духовьная дьрзость, познанiемь своего владыкы. Кирилл Туровский). Известно, что Троицкий собор издавна называют домом Святой Троицы. Авраамий Палицин сообщает, что в Смутное время, в ночь на память Сергия Радонежского множество народа видело над Троицким Собором огромный огненный столп, “стоящий даже до тверди небесной”, который затем втянулся в наддверное оконце. Это чудесное и благодатное место есть духовное сердце России.
Каково же было отношение к иконам в средневековой Руси? В одной из книг XVII века имеется наставление, которое проясняет суть дела: “Стой же себе перед образом Господа нашего Иисуса Христа и пресвятой его Богоматери и пред чистыми его со всяким смирением и уничижением, и молися молитвой теплую и держи в сердце веру несумненную. Разумей же о святых иконах. Понеже еще кто из правоверных стоит пред образом Христа Бога нашего или Богородицы со смирением и верою теплою и приемлет его же просить, понеже, где образ там и благодать образная есть... Таков же и много в писании обрятах, ово убо глас от образа Христа Бога нашего бывает, тако и от Богородична, и когда слезы, а когда миро благоуханное. А тех чудес множество, кто верою молящийся слепой прозрит, хромой побегошет, расслабленный оздравишися, бесноватый уцелоумишася, и всякими болезнями страждущие исцелевахуся: ты же о том внимай и себе разумей”. Из всего вышеизложенного следует, что икона есть живое существо, способное отозваться, исцелить, являющая благодатное присутствие Небесного мира. Не случайно почти все выдающиеся иконописцы были монахами.
Теперь, имея в виду вышеизложенное, мы приступим к главному, дабы яснее очертить лик средневековой Руси и прояснить основание мессианских традиций, живущих в русском народе. В “Троице” Рублева воплотилась главная мысль допетровской Руси. Но в строгом смысле слова, это была не мысль, не идея или образ, и даже не мироощущение. Все эти понятия грешат отсутствием онтологизма; это было новое явление Живой Чудотворной Троицы. Три ангела, пришедшие к Аврааму и Сарре, явились на Руси Сергию Радонежскому. Это было повторением того библейского прихода, который и послужил началом исполнения обетования Господня. Вот почему на иконе Рублева отсутствуют Авраам и Сарра, а горки, архитектура и чахлое дерево Мамвре есть только знаки того, что ангелы, явившиеся вновь, те же самые, что принесли Аврааму и Сарре напоминание об обетовании и призыв к служению Господу. Но явились они не в дубраве Мамвре, а в глухих русских лесах, окружавших Троицкую обитель. Это было не просто явление, но и утверждение существования Нового Израиля, призванного хранить истинную заповедь Божию. Созерцая “Троицу”, русский человек средневековой Руси видел не то, что видим мы, и чувствовал иначе, чем чувствуем мы теперь. Он видел в иконе живое существо: действительное, реальное явление трех ангелов, и чувство огромной ответственности за Дар Божий страшной тяжестью ложился на его плечи. В этом пребывали святые земли русской, в этом пребывал преподобный Сергий Радонежский, в этом пребывал и инок Андрей, живописуя благодатное свидетельство нового обетования. (Существуют житейные иконы преп. Сергия. На некоторых из них встречаются житийные клейма, изображающие Троицу, в том виде, как ее изобразил Андрей Рублев). С этого времени древнеиудейские понятия “чада Авраамовы”, “Новый Израиль”, “богонасажденная лоза” прочно врастают в духовную жизнь Руси; Борис Годунов даже хотел возвести в Кремле храм Святая Святых, точную копию древнеиудейского храма Соломона. Эта избранность была смыслом и духом допетровской Руси. “Весть благоприятный о Христе народ, весть высоту и славу великия России, како возвышся и колик страх бысть бессерменом и германом и прочим языком”, т. е. “страшно быть другим народом”, - утверждает неизвестный автор XVII века. “Великий убо и всехрабрый князь Владимир, муж яко пречудной храбрости, тако дивного тщания сый, иже своим доброподвижным тщанием взыска светлого, пресветлого благочестия сионского на востоке”, - пишет о Православии один из ревнителей древнего благочестия. Протест старообрядчества был страшным утверждением этого духа, утверждением вплоть до отрицания себя - самосожжения, ибо если мы не новый Израиль, то нас нет. Ощущение избранности, всемирно-исторической миссии русского народа не умерло в нем, несмотря на страшные исторические перипетии. Оно оставалось в церковных формах до середины XVII века, а затем воплотилось в иные, которые не смогли скрыть мессианское мироощущение при всей своей неадекватности. Его можно найти у Чаадаева и Гоголя, Хомякова и Герцена, Достоевского и Владимира Соловьева. Но это не узконациональная вера, это не самодовольство сильного и замкнутого в себе народа. Эта вера во всечеловеческое значение Православной Церкви, и ежели эта внутренняя сущность когда-нибудь уничтожится, то никакого русского народа не будет. То, что называется русским народом, превратится в скопище людей, объединенных внешней силой принуждения.
Такова была средневековая Русь; эта “чистая доска”, “безжизненная пустыня”, “большой ребенок” и, наконец, “амбар для хранения предметов византийской археологии”, по мнению многих достаточно известных историков. Со своей стороны хочу заметить, что дьявол ненавидит Россию именно за ее избранность. Если человека допетровской Руси страшило “бысть другим языком”, то как все изменилось в XVIII веке, когда все русское оказалось под запретом, а жизнь народная и ее идеалы вызывали отвращение в верхних этажах русского общественного здания. “Новый Израиль” не должен безвозвратно уйти из памяти русских людей, да это и невозможно, пока стоит Православная Русь.
*Как-то на одной из демонстраций я увидел пожилую женщину, которая кричала каким-то демократам: “Мерзавцы, земля, по которой вы ходите, свята!” Она, конечно, ничего не слыхала о Новом Израиле, Третьем Риме, иноке Филофее, но генетическая память о Святой Руси заставляла ее произносить эти слова.