День памяти Розы Харитоновой
"Днем еще ничего, но вечер без тебя… "
Из писем Юрия Коваля 1957 г. Розе Харитоновой
2 апреля
Где же ты? Чистая и прекрасная весенняя вода. Красавица моя, почему лес и река, покрытая лужами, пахнут твоими губами и звездами…
Я сижу на обнаженном правом берегу, левый еще одет, но уже лопается белизна там, где пуговицы-строчки человечьих следов. Прозрачные наледи-лывы отражают куски летнего сухого сосняка.
Наледи-лывы, - так называются весенние лужи на оливковом льду.
Я не знаю названия двум своим чувствам…
Вон прямо подо мной сидит рыболов над лункой, похожей на человеческий след.
Вот, вот. Эх, Ро!
А я сижу над этим блокнотиком.
Сегодня видел божью коровку. Она ползала по березе и по моему пальцу. И мне вдруг страшно захотелось, чтоб она поползла по бархату черному и по… Но она вдруг улетела, а пацан Петька, что сидел на березе, сказал: “Прилетит обратно”. И она действительно вернулась, но на палец уже не села, а села на жухлую травинку.
Эх, пацан Петька, пацан Петька. Он зазвал меня на березу. И я весь искарябался, пока залез. А потом пришла собака Джони и улеглась на мое пальто, которое я оставил под березой. Я спрыгнул и назвал Джони поганым кобелем, а Джони облизал всю мою руку, но с пальто не слез. Зато пацан Петька слез с березы и стал мерить Джонины уши.
- Ну и уши у ней. Аж до глаз. Такая кусанет!
Я достал конфету и дал половину Петьке, а половину Джони. В благодарность Джони залинял меня всего волосами. Пригревает солнце, холодит ветер мой затылок. Я щурюсь на противоположный берег, туда ушли пацан Петька и собака Джони, и скоро пойду я рисовать…
Сделал за сегодняшний день три этюда.
Этюд - понятие относительное.
Был на том берегу. Там холодно, там тень от высоких сосен. Мотался по этому берегу, набирал грязи и воды в ботинки. Мне это нравится.
Роза! Ро-за за-ря.
3 апреля
Первый облачный день. Равнодушные облака и интересная собака Дамка. Собака, которая умеет лазить по пожарной лестнице.
Хозяин ее, маляр, красил крышу, а она скулила и лезла к нему. Смогла долезть только до половины лестницы и застряла там. Ни назад, ни вперед.
Отдыхающие стояли под лестницей и хохотали.
Я хотел снять собаку, но она зарычала на меня и чуть не укусила. Сказал ей, что она дура. Потом приехали мама и Борька.
Маму я поцеловал, и Борька тоже полез целоваться, но с ним никто целоваться не стал, потому что даже еловые ветки выглядят детской щечкой по сравнению с его щетиной…
Мы с мамой гуляли и говорили обо всем и о тебе…
Писал закат…
Писал закат…
Как убог мой язык. Почему я не могу сказать самого важного и самого основного. Почему я не могу сказать, что для меня ты.
Заводские трубы и дым похожи на кисточки для бритья.
Любить сосну, можжевельник, любоваться лесом, полем, рекой.
И чувствовать свое, понимаешь, свое сердце. Хочу говорить те слова, которые называют все…
Когда я говорю слово “роза”, оно не ты. Когда я пою себе это слово - оно ты. Когда мне говорят слово “роза” - меня передергивает. Я не могу слушать других о тебе.
Любой барбос или божья коровка скажет о тебе больше и для меня.
Роза. Роза.
Название алого бархатного бутона. Название колючего приземистого куста. Или тонконогой и большеглазой еврейской девочки.
Тебя, светлой, сероглазой, чернобархатной, северной: не могу вспомнить твоего лица сразу целиком.
Губы, потом нос, глаз нет. Не могу их вспомнить, не могу.
Их никогда не вспомнишь.
Снова к тому же закату.
Закат - это одно. Но ведь каждый раз разный. Так же глаза - одни. Десять минут назад они одни, сейчас другие. А когда мелькает в них что-то, что было, тепло становится мне тут. Но не нужно писать и говорить, все равно не могу. Днем еще ничего, но вечер без тебя…
Источник: Ковалиная книга : Вспоминая Юрия Коваля. - 2-е изд. - Москва, 2013. - С. 27-29. - В воспоминаниях: Роза Харитонова: "Солнце делает людей красивыми и честными..."