Мудрость (2)
Иманд (58) - Анна (55)
Стокгольм. Резиденция Haga
За поздним завтраком все карты на день спутала налетевшая откуда ни возьмись шальная вьюга - не иначе хулиганка-зима решила воздать земле все недоданное за три месяца. А он-то на лыжах собирался! Думал промчаться с ветерком по пологим холмам и ложбинкам в редкой щетине утонувших до весны кустиков, лихо взвихрить снежную целину на заливе… эх! После такой пробежки голова как новенькая - он бы живо разделался с накопившейся грудой бумаг. А теперь весь день сиднем сидеть.
- Не грусти, - перехватив тоскливый взгляд, брошенный в окно, Анна в утешение протягивает ему половинку очищенного мандарина. - Мы с тобой вечерком что-нибудь придумаем.
А до вечера еще целый день…
Оставшись один, он посвящает несколько часов работе с документами, прилежно подчищая накопившиеся хвосты. К обеду гора папок на рабочем столе перемещается с правой стороны на левую, снабжённая лапшой ярлычков и закладок. Он конечно молодец, и всё такое, но законного удовлетворения что-то не чувствует.
Процеженный сквозь метель дрожащий бледный свет заливает кабинет, матово бликует на стёклах книжных шкафов и обложках художественных альбомов, лежащих на овальном столике. Рядом тусклым рыбьим глазом отсвечивает стёклышко лупы и черная скорлупка футляра. Можно бы с чистой совестью завалиться в мягкое кресло, зажечь настольную лампу, льющую тихое розоватое сияние, особенно приятное, когда за окном вьюжит, и снежное покрывало вздымается и опадает на крышу, свисая до самой земли. Пристроить в круге света тяжеловесный том на специальной подставке и отдаться вдумчивому созерцанию, под легкий шорох мелованных страниц.
Но досадное неудобство внутри, как попавший в ботинок камешек, мешает вознаградить себя за труды, требует какого-то действия, движения. Выйти на воздух, что ли? Хоть в старую дубовую аллею - она сейчас с подветренной стороны. Жаль покидать насиженный уют, но надо пройтись, освежить голову, рассеять печальную смуту в душе. Он надевает куртку с капюшоном, отороченным лохматым серебристо-чёрным мехом, и выходит в гудящую метель.
В дубовой аллее пронизывающий ветер уловлен в сети корявых ветвей, редкие перемёты стелются между кряжистыми стволами, но идти легко, и приятно первому оставить следы на свежей пороше. Надвинув поглубже капюшон от секущего снега, он углубляется в колышущуюся серую мглу, из которой вдруг выступает то забеленный ствол в толстой черепице коры, то черная суковатая ветка, тяжело качаемая ветром. Меховая опушка вся забита снегом, куртка спереди побелела - пусть. Он замедляет шаг - печальные мысли, с утра идущие за ним по пятам, наваливаются всей тяжестью, гнут плечи. Для Софии он уже не авторитет, а всего лишь «ничего не понимающий» папа. Сама сказала: «Ты ничего не понимаешь, Нильс совсем не такой!» - и, заметив его скепсис, безнадёжно махнула рукой.
Но, положа руку на сердце, разве вправе он претендовать на роль житейского авторитета, каким был для него собственный отец? Может он сказать дочери: «Ты должна руководствоваться моей точкой зрения потому что… что?» «Я старше тебя на сорок лет?» «Ты мое дитя?» - это не основания. Ни возраст, ни родительство не делают его непогрешимым. Весомость мнения определяется заслугами - вот почему суждение отца было для него столь значимым, тот был фигурой - от его способности интриговать, договариваться, улещать и блефовать целиком зависел успех или неудача МИДа в конкретной точке мира. А чего достиг в жизни он сам? Обычный дипломат, вознесённый наверх благодаря удачной женитьбе. Не тот специфический штучный продукт высшего ранга, прошедший безжалостный отбор самой закрытой и косной касты, каким должен быть потомственный международник со связями. Без титула, без тени сиятельной жены за спиной - он не представляет собой ничего выдающегося.
Когда-то надеялся приблизить мир к согласию, превратив культурные и научные связи в основной противовес международным конфликтам. Да и теперь считает, что дружба и сотрудничество более надёжный залог мира, чем страх перед возмездием. Его усилия не то чтобы не дали плодов, но плоды определённо не стоили тех стараний. Он признаёт это, поднимаясь на кафедру, с которой говорит молодым, не то, что когда-то надеялся произнести, не «следуйте за мной» и «делайте как я», а «не повторяйте моих ошибок». Увы, он не образец житейской мудрости, и не вправе настаивать на главенстве своего мнения. Намеченные цели так и остались непокоренными. Его дочери не будут гордиться им так, как он гордился своим отцом. Он - один из многих, кто прожил обыкновенную, вполне заурядную жизнь.
Обыкновенную - значит, нормальную, отчего же этот итог отдает горечью? Разве не успокоительно думать, что ты ничего собой не представляешь? А значит, ничего собой и не застишь - так, легкое сгущение воздуха, через которое мир выглядит чуть размытым, скоро оно рассеется, и все опять станет отчетливым. Ему позарез нужно выявить обнадеживающую перспективу в своей жизни, вместо того чтоб оплакивать несбывшееся. Привычка до конца разбираться в себе, вносить ясность в запутанные вопросы бытия, увлекает его все дальше вглубь аллеи. Сгорбившись от ветра и сунув руки в карманы, весь заметенный снегом, он, как оживший сугроб, бредет сквозь непогоду, сам не зная куда.
Для чего природа настойчиво внедряет в нас желание преуспеть? Стремление воплотить мечты, прыгнуть выше головы дает эволюционное преимущество. Благодаря ему, у нас есть города, электричество и высокие технологии. Жажда преуспеяния, как шило в заднице, мешает довольствоваться тем, что есть. Но от тотальной устремленности к успеху всего вида выигрывают даже неудачники. Вот он - не стал вторым Клемансо или Дизраэли и, однако ж, к его услугам все блага цивилизации. Сумел человек прибавить что-то в общую копилку достижений или нет, он все равно платит за сытость и комфорт невротической жаждой успеха, разочарованием и фрустрацией.
Природа не наградила его честолюбием, и врождённое стремление достичь высот преобразилось у него в перфекционизм. Безупречность была его божком, которому он неустанно поклонялся - на работе и дома, в любви, воспитании детей и шлифовке собственного характера. Задирал планку до небес, ни в чём не давал себе спуску. Да и сейчас не дает, хотя готов признать, что «просто хорошее» уже «достаточно хорошо». Согласен умерить запросы, довольствоваться неидеальным, и даже не лучшим из возможного. Хотя для Софии ему всё же хотелось бы кого-то более достойного.
Он возвращается домой в сумерках и выясняет, что обе рабочие встречи, назначенные на вторую половину дня, отменены из-за ненастья. Небо по-прежнему низвергает лавины снега, скрученные ветром. На дорогах заторы, усталые стада машин еле ползут, подгоняемые нервным бибиканьем и надсадным воем застрявших карет скорой помощи. Могучие грейдеры сгребают снег на обочины, превращая дороги в траншеи. По национальному телевидению граждан заклинают не выходить без особой нужды из дому, не садиться за руль, не отпускать на улицу детей. Словом, на остаток дня он предоставлен самому себе.
***
С крупных листьев, склоненных над водой, срываются тяжелые капли, если задеть, прямо дождем осыпают. Анна конечно скажет, что пора подрезать эти «лопухи», чтоб не мешали плавать, а ему нравится: плеск, шорох листвы - будто озеро в тропическом лесу. Легкие волны, созданные его собственным движением, колышут зеленоватую глубь и вплетенные в нее золотые волнистые нити света. Он плывет под водой, рассматривая снизу огненно-красные как язычки пламени соцветия фризеи, рвущиеся из зарослей узкой пятнистой листвы, напоминающей рыбьи спинки - будто зацвел косяк зеленой скумбрии. От нехватки воздуха шумит в ушах, кажется легкие сейчас лопнут. Вот дохляк! Раньше ведь мог из конца в конец… Всё, наверх! Отфыркиваясь и запаленно дыша, слышит над собой весёлое: «Вот ты где! А я весь дом обыскала!» Балансируя на упругом бортике, Анна смотрит на него сверху вниз - длинные плавные линии голеней, переходящие в узкие коленки исчезают под широкой оборкой халата.
- Поплаваешь со мной? - с надеждой спрашивает он.
Под халатиком у нее голубой купальник, она садится на бортик и, сурово сдвинув брови, предупреждает:
- Не вздумай за ноги хватать!
Знает она этого разбойника!
За ноги? Да он и не думал даже…
- Ай! Ой!
А вот не надо было подсказывать ему идею! Вода бурлит, брызги летят во все стороны, «лопухи» трясутся, пламенеющие фризеи укоризненно качают колосовидными соцветиями, наблюдая за шалостями очумелой парочки. Буря в голубой чаше бассейна кончается как обычно: обидчик примерно отшлепан и обещает быть паинькой. Бросает ей мячик: «Лови!» Вот неуёмный - всё бы ему играть да дурачиться!
От души погоняв супругу - ничего, ей полезно - Иманд помогает ей с гимнастикой для спины: «Тянись, тянись, ещё чуточку - и достанешь». С ним не похалтуришь. Вот кто умеет ее вдохновить: «Спорим - не удержишь!» Он кладет ей мяч на поясничную ложбинку - теперь нужно прогнуться, направив пятки к затылку так, чтоб зажать его икроножными мышцами. С пятой попытки этот почти цирковой номер ей удается. Напоследок неугомонный предлагает плыть наперегонки - туда и назад. В уклончивом взгляде жены мелькает сочувствие. Раньше этот спор вообще не имел бы смысла - с таким пловцом ей не тягаться, но после болезни… Впрочем, он окреп за зиму. И можно ведь просто уступить. В ответ Иманд самолюбиво вскидывает голову: вот только в поддавки со мной не надо! И расчетливо соблазняет ее наградой:
- Ножки - да?
Это значит, сделаю тебе массаж ступней, если обгонишь. Вот, теперь попробуй, догони ее!
На счёт три оба срываются от бортика, он сразу берёт хороший темп и лидирует до середины дистанции - всего на полкорпуса, но и то хлеб! После разворота, в груди отчаянно жжет и колет, лёгкие отказываются вмещать воздух. В глазах темно, он гребёт из последних сил и добирается до финиша почти одновременно с Анной. Она довольно отпыхивается - высокая грудь, стиснутая сияющей лайкрой, бурно вздымается.
После ужина ножки победительницы устроены на высокой подушечке, а сама она удобно откинулась на мягкий валик, подсунутый под поясницу, и опирается на изголовье кровати. Окуная палец в баночку с кремом, он рисует ей на подъёмах улыбающиеся рожицы и, захватив в горсть розовую пятку (ой, щекотно!) устраивает любимой сеанс блаженства, который, как и трепка в бассейне, заканчивается предсказуемо - к обоюдному удовольствию.
Потом, когда он умиротворённый, но ничуть не сонный, отдыхая, вытягивается на постели, Анна, терпеливо ждавшая удобной минуты, заводит свой разговор. Днём она заходила посмотреть, как подвигаются дела у Софи и её команды.
- Не поверишь, уже собрали все шатры и прилавки, на хорах - настоящее кафе, и живая музыка будет. При мне привезли винтажные светильники на цепях: состаренные сосновые балки с металлическими подсвечниками - просто и стильно. Девочка умудрилась сделать благотворительность поистине элегантной. Она вся в делах, даже не заметила меня. А я минут двадцать на них смотрела. И на того мальчика тоже. Думаю, ты прав, он влюблён, пытается ухаживать. Подожди, не вскидывайся. Я кое-что поняла про них. Этот мальчик... Знаешь, почему Софи тебе не поверила? Он держится с ней как ты - естественно ласково, опекает по-мужски. Не даёт таскать тяжести, помогает с расчетами, ввязывается за нее в перепалки с парнями. Она принимает его заботы как твои. Помнишь, как защищать его кинулась: «Добрый, галантный!» Я смотрела, как он апельсин ей чистит, прогоняет со сквозняка, несет за ней забытую кофту... Милый мой, ты поступаешь точно так же: очищаешь яичко, следишь, чтоб на холодном не сидела…
Польщённый, он закрывает глаза под лаской легкой как лепесток руки, треплющей ему волосы. Анна смотрит на тонкое до мельчайших чёрточек изученное лицо, на морщинку у рта, поседевшие виски, прошитые лиловыми жилками подглазья, думает: когда замуж за тебя выходила, казалось, сильнее любить нельзя, вот дурёха-то была!
Доброта Анны, представившая ухажера Софии в новом свете, действует на него лучше укоров. В молодости он не придавал значения ее сердечности. Она всегда замечала в других хорошее, интересовалась здоровьем и успехами так, что хотелось о них рассказать, и заполняла минуты ничегонеделания ободряющей болтовней, от которой теплело на сердце. Раньше он не обращал внимания на такие незначительные проявления человеколюбия. Но теперь, когда жизнь хорошенько обмяла его, стал ценить и мелкие благодеяния, чувствуя благодарность за пустячную милость и толику снисходительности. Он стал добрее, поняв, как сильно сам нуждается в великодушии других. Там где раньше, не задумываясь, осудил бы, теперь готов искать смягчающие обстоятельства и оправдания дурного поведения, не позволяя себе поддаться скептицизму - этой костоеде ума. И параллель, бесхитростно проведенная Анной, помогает ему увидеть в дочкином приятеле не соперника за ее любовь, но преемника.
Под вечер следующего дня Софи с лёгким вызовом в голосе сообщает, что сейчас за ней зайдёт Нильс, и они вместе отправятся договариваться насчёт музыки к его друзьям. Отец реагирует совсем не так, как она ожидает. Расспрашивает, где они собираются разместить музыкантов, ведь на хорах слишком тесно. Ах вот как - там повыше есть маленькая площадочка, где в прежние времена стоял капельмейстер, оттуда звук равномерно накроет весь зал. Нильс придумал? Соображает парень!
- Ты правда хочешь поговорить с ним? - Софи встревожена: вряд ли её приятель обрадуется встрече, но раз уж это неизбежно...
Они вместе спускаются в малую гостиную, куда только что провели визитёра.
- Будь умницей, распорядись насчёт напитков, - Иманд ободряюще улыбается и оставляет дверь открытой. Разговор, слышанный ею от первого до последнего слова, убеждает Софи, что не так уж хорошо она знает своего отца. Он задает пару вежливых вопросов, в основном логистических: куда вы идёте? Как доберётесь туда? Когда моя дочь вернётся домой? Вот им уже подают кофе: «Попробуйте, это суданский высокогорный сорт - дикая разновидность арабики. Чувствуете тропические нотки?». Ещё пара любезных фраз на общие темы и «рад был повидать вас, хорошего вечера».
И это всё? Никакого допроса, ценных указаний, угроз?
- Папа? - Софи не знает, радоваться ей или как.
- Детка, - карие глаза в тонкой почти невидимой филиграни морщинок устремлены на неё с любовью и выстраданным пониманием, - у тебя хорошая голова на плечах. Если этот парень нравится тебе, и ты хочешь проводить с ним время, наверно он того стоит.
- Ты изменил свое мнение? Почему?
- Я тебе доверяю.
- А если я ошибусь?
- Тогда тебя ждет разочарование. Это цена, которую все мы платим, пока учимся разбираться в людях. Я здесь, чтобы помогать тебе, а не затем чтоб лишать тебя жизненного опыта. Так что будь осмотрительна в выборе, иначе я не смогу защитить тебя, не причинив больше вреда, чем пользы.
Софи растрогано приникает к нему, обнимает крепко-крепко, вдавливаясь щекой в плечо, пушистые волосы щекочут ему шею, от них сладко пахнет чем-то девчачьим… духами, карамельками?
- Придёшь к нам завтра на открытие ярмарки? Приходи, а? Мы будем ждать!