Ёлка-весёлка
Еще прежде февральской весны света случается у нас «весна звука». Приходит она на излете января, когда день немного прибавится, и ядреные морозы вытащат из-за туч упирающееся заспанное светило. Вот тогда и услышишь вдруг (и ушам своим не поверишь - неужто весна близко?) задорное синичье «ци-ци-фи́, ци-ци-фи́». Или однообразное ритмичное «пичи-пичи-пичи-пич». Ну все: раз большая синица запела, собирай, зима, манатки!
Я этих дней жду и нарочно к ёлке-весёлке наведываюсь - есть у нас такая в Шишкином лесу: молоденькая, пушистая, стоит на пригреве у обочины набитой тропы. И главное, любят ее отчего-то птицы - как ни иду мимо, все пернатое собрание там: лазоревки, гаички, пухляки, московки, зеленушки, ополовники - по веткам скачут, хвостиками трясут: «чив-чив-чрррж»! Это вроде переклички у них. С наступлением холодов - песням конец, и вся остающаяся зимовать мелкая птичура переходит на простецкий птичий воляпюк: одинаковые коротенькие свисты: жив-жив, мол, чего ж еще! А как только пригреет… Вот я и жду: когда же, и к ёлке-веселке похаживаю - не поют ли?
Смотрю, на нижней ветке собачье печенье в виде косточки образовалось - на ниточке висит. И как только собаки его не съели! По этой тропинке многие с питомцами гуляют. Видно недавно повешено. Постояла, поглядела: мелочь пернатая с ветки на ветку перепархивает, а на лысоватой колючей макушке сидит кто-то нахохленный и желтый как лимон. Пасмурно, скучно - вот и молчат синицы, не вокальная теперь погода. Ну ладно.
Назавтра на ветке новое печенье болтается - «куриная ножка» на красной ниточке. Кто же это ёлку в феврале наряжает? А синицы опять не поют. Только ветер треплет застрявший в хвое сухой скроробленный лист, да вторят этой печальной музыке тихие голоса укрывшихся в орешнике снегирей.
Дня три я в лесу не была - мело. Наконец хороший денек выпал: морозец и солнышко сквозь дымку. Зеленый еловый мех будто крупной солью присыпан. А ёлку-весёлку еще на подходе слыхать - запели синицы, гонят зиму, милые! Одна позвякивает: «цу-ви-цу-ви-цу-ви», а другая звенит: «синь-синь-синь», за что синицей и прозывается. Под деревцем что-то серо-бурое возится - собака? Нет, пацан. Ранец его на снегу валяется, и мешок со сменкой «2в» - тут школа близко, за Ржавским оврагом. Так вот кто печенье на ёлку вешает! И точно, висит свеженькое.
- Это ты для птиц, что ли? - спрашиваю. Мальчишка поглядел на меня как на дуру.
- Зачем для птиц? Их и так все кормят. Для собак это.
- Собак тоже кормят, - резонно замечаю я. - У каждой хозяин есть.
- Не у каждой. У приютских - нету.
С приютскими у нас волонтеры гуляют. Берут на ременные поводки сразу по двое-трое лохматых беспородных пёселей. Собачья шпана рвется вперед, задрав хвосты и волоча за собой доброхотов.
- Так это для них угощение?
- Ну!
Парнишка подобрал ранец, накинул на плечо, сгорбился. Поддел ногой мешок со сменкой, буркнул, глядя в сторону:
- Я хотел одного себе взять - Валета, да родители не разрешают, - вздохнул, и ушел, не оглядываясь.
Знаю я этого Валета - здоровый барбос с теленка размером, добрый, игривый, будто и не собачья жизнь у него. Валета и рыжую хромую Розку водит гулять пожилая тетенька в камуфляжной куртке - поздоровались полчаса назад у кормушки.
Я еще постояла, слушая желтопузых певуний. Они конечно приметили печеньице и с налету поклевывали его. Скоро и крошек не останется - синички-хищницы мясное любят.