Могила убийцы или как беспризорники за Лермонтова отомстили
Кое-что про суд потомков и плоды просвещения...
Под Зеленоградом в местечке под названием Цесарка базируется ОМОН. «Учебка», как говорят, нехорошая - не в смысле дедовщины (про то не ведаю), а в смысле «нечисто» там: кони призрачные по коридорам скачут, старинная музыка из леса доносится, бабка «вся в белом» шастает, ну это бы ладно… А вот дух убийцы Лермонтова - это, извиняюсь, эксклюзив, его больше нигде не встретишь. Бродит будто бы вокруг руин Знаменской церкви - замогильными вздохами часовых смущает (думаете, шутки шучу? - ан нет, местных краеведов пересказываю).
Та самая Знаменская церковь, облюбованная колоритным покойником...
Почему убийца поэта «является» (в черном плаще и цилиндре) в какой-то там Цесарке - объясняет гранитный знак перед входом в воинскую часть. Тут, оказывается, допрежь его имение было - Иевлево-Знаменское (а Цесарку это уж в советские времена придумали - открыли тут птицефабрику, хотели лесных клуш разводить, да не вышло). На граните (чтоб вам глаза не ломать) так и написано: «…находится на территории усадьбы Ивлево-Знаменское, принадлежавшей дворянину Мартынову Н.С., близкому другу и соратнику Лермонтова М.Ю.»
«Близкий друг и соратник» - ей богу, спятить впору! Какой дурак свое невежество в камне увековечил - не знаю, не спрашивайте. Но Николай Соломонович Мартынов - это он и есть: офицер, «имевший несчастье убить на дуэли Лермонтова».
Тут он и жил - сначала с женой и одиннадцатью детьми, после - вдовцом. Тут его и похоронили - в семейном склепе в Знаменской церкви.
На старости лет совесть Мартынова шибко мучила. Каждый год в день злосчастной дуэли уезжал он в монастырь: каялся, замаливал грех и заказывал панихиду «по убиенному рабу Божьему Михаилу», а по возвращении напивался вдрызг в своем кабинете (не современники врали - сын рассказал).
Вот таким респектабельным дядечкой предстает Мартынов на фотографии - и не скажешь, что убийца поэта…
Кончил «наш друг Мартыш» тем, что ударился в совершенную мистику. Уверовал, будто бы ранняя кончина жены, умершей от неудачно вырезанного аппендицита - результат проклятия, наложенного на его семью за убийство гения. А когда умерла одна из дочерей его, домочадцы нашли папеньку в помутившемся уме грозящим кому-то кулаком: «Ты... Все ты... За тебя уплатил дочерью... Знаю, знаю... Уж коли убит, - молчи... Враг был, им и остался!..».
Умирая, Мартынов завещал ни в коем случае не ставить ему надгробия, чтобы память о нем исчезла вместе с ним, и никто не мог плюнуть на его могилу. Но скорбящая родня на беду не послушалась…
После революции имение у потомков Мартынова отобрали, а сами они скрылись за границу. Бежали налегке. Самое ценное: картины, серебряную посуду, ковры и золоченные оклады икон управляющий замуровал в стене барского дома. Большевики сперва разводили в усадьбе скот, потом предсказуемо устроили там дом отдыха и наконец отдали Знаменское школе-колонии бывших беспризорников.
В 1929-м в колонию «Трудовой путь», прибыл новый воспитатель - 22-летний Иван Гудов. Педагог из него был тот еще, но раз бюро ячейки комсомола сказало: надо... Зато Гудов был социально близок воспитанникам и даже умел «стучать по-блатному» - выучился, когда сам беспризорничал, шатаясь по Кубани в голодные годы.
Впоследствии этот Гудов прославился знатно: стал фрезеровщиком-стахановцем, чуть не в десять тысяч раз перевыполнявшим норму. Вот он, на агитплакате 1938-го года.
На склоне лет он написал мемуары «Судьба рабочего», где и рассказал, как обошлись его воспитанники с прахом убийцы Лермонтова. А я эту книжку на «Озоне» нашла и прямо-таки затрепетала. Добыла ее и давай удовлетворять личное любопытство за казенный счет*.
По словам Гудова, в колонии верховодил парень по прозвищу Коля Коренной - вор-профессионал, авторитет в воровском мире. Парень был рослый, сильный. Он подмял под себя всех колонистов и считался атаманом.
«Однажды произошла такая история, - рассказывает Гудов. - Ко мне прибежали ребята и с таинственным видом сообщили, что к колонии подъехал автомобиль. Это тогда было редкостью. Из машины вышли двое - мужчина и женщина. Они пошли в церковь на кладбище, где похоронены Мартыновы. Ребята спрятались в кустах и поползли следом за приезжими».
Визитёры держались по-свойски: ходили по кладбищу, навещая могилы, заглянули к старухе-ключнице - та в слезах кинулась лобзать гостям ручки. Оказалось, бывшие владельцы усадьбы пожаловали - инкогнито: Мартынов с сестрою. Сестрица эта так измаялась на чужбине от тоски, что выправила себе поддельный паспорт и пустилась в авантюру под видом прислуги.
В Знаменском Мартыновы переночевали, а наутро после их отъезда в стене дома зияла дыра: видать вынули припрятанное. Гудов дал знать чекистам. Те прибыли, осмотрели разор, и вскоре взяли «госпожу-служанку» с ее поддельной ксивой. Но в кутузке продержали недолго - выпустили через несколько месяцев. Помогло знакомство Мартыновых с семьей Льва Толстого.
А колонистов от всех этих событий любопытство разобрало.
«Они все расспрашивали меня, - вспоминает Гудов, - «Кто это был? Кто такие Мартыновы?»
Я немного знал о Лермонтове. То, что знал, рассказал. В нашей библиотеке нашел томик стихов поэта, и самые отчаянные ребята вместе со своим атаманом Колей Коренным долго в необычной тишине слушали Лермонтовские «Бородино», «Мцыри», «Узника».
Закончилось чтение, и Коля Коренной закричал:
- Ребята, какого черта тут у нас Мартынов разлёживается? Не место ему тут лежать, раз он Лермонтова кончил! Айда за мной!»
Удержать юных мстителей «педагог» не сумел. Бывшие беспризорники кинулись к фамильному склепу Мартынова, выволокли оттуда его останки, и атаман Коля Коренной распорядился: «Топить его в пруду!» Ну и утопили.
Вот такие случаются плоды просвещения - не токмо что горькие, а прямо сказать совсем ядовитые.
А в разоренном склепе поселился сам Коля и с этого дня там спал. Он брал с собой фонарь и на ночь читал Лермонтова.
За сим, пустив слезу умиления, умолкаю.
----------------
* Эту историю я раскрутила, не вставая с рабочего места. Увы, с точки зрения заработка мои нынешние целодневные занятия - это не работа, а времяпровождение. Настоящая работа, которая будет не только увлекать, но и кормить, по-прежнему нужна мне.
Под Зеленоградом в местечке под названием Цесарка базируется ОМОН. «Учебка», как говорят, нехорошая - не в смысле дедовщины (про то не ведаю), а в смысле «нечисто» там: кони призрачные по коридорам скачут, старинная музыка из леса доносится, бабка «вся в белом» шастает, ну это бы ладно… А вот дух убийцы Лермонтова - это, извиняюсь, эксклюзив, его больше нигде не встретишь. Бродит будто бы вокруг руин Знаменской церкви - замогильными вздохами часовых смущает (думаете, шутки шучу? - ан нет, местных краеведов пересказываю).
Та самая Знаменская церковь, облюбованная колоритным покойником...
Почему убийца поэта «является» (в черном плаще и цилиндре) в какой-то там Цесарке - объясняет гранитный знак перед входом в воинскую часть. Тут, оказывается, допрежь его имение было - Иевлево-Знаменское (а Цесарку это уж в советские времена придумали - открыли тут птицефабрику, хотели лесных клуш разводить, да не вышло). На граните (чтоб вам глаза не ломать) так и написано: «…находится на территории усадьбы Ивлево-Знаменское, принадлежавшей дворянину Мартынову Н.С., близкому другу и соратнику Лермонтова М.Ю.»
«Близкий друг и соратник» - ей богу, спятить впору! Какой дурак свое невежество в камне увековечил - не знаю, не спрашивайте. Но Николай Соломонович Мартынов - это он и есть: офицер, «имевший несчастье убить на дуэли Лермонтова».
Тут он и жил - сначала с женой и одиннадцатью детьми, после - вдовцом. Тут его и похоронили - в семейном склепе в Знаменской церкви.
На старости лет совесть Мартынова шибко мучила. Каждый год в день злосчастной дуэли уезжал он в монастырь: каялся, замаливал грех и заказывал панихиду «по убиенному рабу Божьему Михаилу», а по возвращении напивался вдрызг в своем кабинете (не современники врали - сын рассказал).
Вот таким респектабельным дядечкой предстает Мартынов на фотографии - и не скажешь, что убийца поэта…
Кончил «наш друг Мартыш» тем, что ударился в совершенную мистику. Уверовал, будто бы ранняя кончина жены, умершей от неудачно вырезанного аппендицита - результат проклятия, наложенного на его семью за убийство гения. А когда умерла одна из дочерей его, домочадцы нашли папеньку в помутившемся уме грозящим кому-то кулаком: «Ты... Все ты... За тебя уплатил дочерью... Знаю, знаю... Уж коли убит, - молчи... Враг был, им и остался!..».
Умирая, Мартынов завещал ни в коем случае не ставить ему надгробия, чтобы память о нем исчезла вместе с ним, и никто не мог плюнуть на его могилу. Но скорбящая родня на беду не послушалась…
После революции имение у потомков Мартынова отобрали, а сами они скрылись за границу. Бежали налегке. Самое ценное: картины, серебряную посуду, ковры и золоченные оклады икон управляющий замуровал в стене барского дома. Большевики сперва разводили в усадьбе скот, потом предсказуемо устроили там дом отдыха и наконец отдали Знаменское школе-колонии бывших беспризорников.
В 1929-м в колонию «Трудовой путь», прибыл новый воспитатель - 22-летний Иван Гудов. Педагог из него был тот еще, но раз бюро ячейки комсомола сказало: надо... Зато Гудов был социально близок воспитанникам и даже умел «стучать по-блатному» - выучился, когда сам беспризорничал, шатаясь по Кубани в голодные годы.
Впоследствии этот Гудов прославился знатно: стал фрезеровщиком-стахановцем, чуть не в десять тысяч раз перевыполнявшим норму. Вот он, на агитплакате 1938-го года.
На склоне лет он написал мемуары «Судьба рабочего», где и рассказал, как обошлись его воспитанники с прахом убийцы Лермонтова. А я эту книжку на «Озоне» нашла и прямо-таки затрепетала. Добыла ее и давай удовлетворять личное любопытство за казенный счет*.
По словам Гудова, в колонии верховодил парень по прозвищу Коля Коренной - вор-профессионал, авторитет в воровском мире. Парень был рослый, сильный. Он подмял под себя всех колонистов и считался атаманом.
«Однажды произошла такая история, - рассказывает Гудов. - Ко мне прибежали ребята и с таинственным видом сообщили, что к колонии подъехал автомобиль. Это тогда было редкостью. Из машины вышли двое - мужчина и женщина. Они пошли в церковь на кладбище, где похоронены Мартыновы. Ребята спрятались в кустах и поползли следом за приезжими».
Визитёры держались по-свойски: ходили по кладбищу, навещая могилы, заглянули к старухе-ключнице - та в слезах кинулась лобзать гостям ручки. Оказалось, бывшие владельцы усадьбы пожаловали - инкогнито: Мартынов с сестрою. Сестрица эта так измаялась на чужбине от тоски, что выправила себе поддельный паспорт и пустилась в авантюру под видом прислуги.
В Знаменском Мартыновы переночевали, а наутро после их отъезда в стене дома зияла дыра: видать вынули припрятанное. Гудов дал знать чекистам. Те прибыли, осмотрели разор, и вскоре взяли «госпожу-служанку» с ее поддельной ксивой. Но в кутузке продержали недолго - выпустили через несколько месяцев. Помогло знакомство Мартыновых с семьей Льва Толстого.
А колонистов от всех этих событий любопытство разобрало.
«Они все расспрашивали меня, - вспоминает Гудов, - «Кто это был? Кто такие Мартыновы?»
Я немного знал о Лермонтове. То, что знал, рассказал. В нашей библиотеке нашел томик стихов поэта, и самые отчаянные ребята вместе со своим атаманом Колей Коренным долго в необычной тишине слушали Лермонтовские «Бородино», «Мцыри», «Узника».
Закончилось чтение, и Коля Коренной закричал:
- Ребята, какого черта тут у нас Мартынов разлёживается? Не место ему тут лежать, раз он Лермонтова кончил! Айда за мной!»
Удержать юных мстителей «педагог» не сумел. Бывшие беспризорники кинулись к фамильному склепу Мартынова, выволокли оттуда его останки, и атаман Коля Коренной распорядился: «Топить его в пруду!» Ну и утопили.
Вот такие случаются плоды просвещения - не токмо что горькие, а прямо сказать совсем ядовитые.
А в разоренном склепе поселился сам Коля и с этого дня там спал. Он брал с собой фонарь и на ночь читал Лермонтова.
За сим, пустив слезу умиления, умолкаю.
----------------
* Эту историю я раскрутила, не вставая с рабочего места. Увы, с точки зрения заработка мои нынешние целодневные занятия - это не работа, а времяпровождение. Настоящая работа, которая будет не только увлекать, но и кормить, по-прежнему нужна мне.