«На Карловом мосту себя запомни…»
Прага населена в два слоя - низ отдан копошению и суете человеков, верхний же - обиталище тех, кому век - не срок, и кто в отличие от нас помнит руки своего творца, будь то заскорузлые пальцы мастерового или резец богом поцелованного художника.
Таинственное медленное бытие ангелов, мучеников, химер, горгулий, рыцарей и кариатид, обсевших пражские крыши, мосты и разного рода архитектурные выпуклости, замечаешь не сразу. Изысканное общество в сутанах и латах, мушкетерских плащах и мантиях открывается взгляду, едва задерешь голову поглядеть, чья это крылатая тень простерлась над тобой, застя солнце.
Верхние жители парят над людскими толпами в разряженной атмосфере разновысоких крыш, взирают с фасадов, карнизов, балконов, аттиков и парапетов. Сонмы Вацлавов и Карлов, Иржи и Войцехов, Якубов и Рудольфов то ли изучают нас, то ли за нами приглядывают от имени и по поручению инстанции отсель незримой.
Снизу мы можем любоваться их отрешенными гипсовыми улыбками, пышными складками одеяний, их крылами, конями, копьями, кубками… а они нами?
Вот стоит в неприметной нише какой-нибудь Сигизмунд, а может Фердинанд или Варфоломей, с задумчивым видом попирая босой стопой камень, и мотает на сивый от времени и чаячьего помета ус нехитрые рассужденья пробегающих мимо (куда они все несутся?) туристов.
…где ж эта чертова синагога? Пятый круг по кварталу наворачиваем…
…почем шпикачки? А трдельники почем? Не, ну ва-аще уже!..
…вот памятник Гусу. Да? Что-то я не вижу никакого гуся…
Этому Сигизмунду (или как его там) еще повезло.
Вон на середине Карлова моста, поддавши отнюдь не компоту, отжигают две девахи. Одна проветривает бюст, другая, спустив джинсы, присела под Яном Непомуцким, который, заведя очеса к небесам, возвышается над ней с таким горестным лицом (ликом?), будто умоляет прохожих избавить его от этих сквернавок под ногами - во Влтаву их скинуть, что ли…
Изваяния на Карловом мосту.
Слева: Ян Непомуцкий, павший жертвой склок светской и церковной власти и назначенный «святым» по политическим соображениям.
Справа: Блаженный Августин Аврелий топчет еретические книги.
Карлов мост и те, кто с него никогда не уходит, видали и не такое. Превращенный ныне в торжище и балаган, он развлекает, торгует, незатейливо побирается, музицирует, рисует и дает представления буквально на каждом шагу. Широкая каменная спина моста с гранитными ребрами парапетов, обжита торговцами и художниками, музыкантами и ремесленниками, обставлена брезентовыми стульчиками, перевернутыми шляпами, складнями, зонтиками, мольбертами. Их обтекает нескончаемый гомонящий «шанхай», вспыхивая блицами и деланными улыбками.
- Ну что, - спрашивает старичок ночной портье в отеле, - была на Карловом мосту? Оккупантов видала?
- Кого?! - я от удивления ключи от номера выронила (это он про китайских туристов, что ли?).
- Ну этих… которые стоят там, - дед благостно складывает руки и возводит очи горе.
- Видела, - говорю. - А чего ж вы их оккупантами честите?
- Так ведь… насадили их на нашу голову, - почесывая пегую щетину на подбородке, ответствует дед.
Ну да, ну да… Мост, задуманный в эпоху величия «самым главным чехом», чье имя он носит, строился как символ имперского статуса Праги. А спустя триста лет превратился в символ национального унижения. Смирённая Чехия в то время лежала под Габсбургами, с благословения коих католические ордена - все эти иезуиты, августинцы, францисканцы, искореняли здесь протестантско-гуситскую ересь. Вот эти радетели веры и насадили на Карловом мосту «своих», утверждая подчиненность страны папе и Австрийской империи. С тех пор Чехия лидирует по числу костелов и монастырей на душу населения. И по числу атеистов тоже.
Оказывается, и у каменного населения Праги свои счеты, свои распри. И если б они, не дай бог, ожили, то-то пошла бы меж ними руготня и побранка, то-то бы гвалт поднялся - куда там китайским туристам…
А так поглядишь: вот два каменных мужика с суровыми лицами неутомимо тащат куда-то балкон на согбенных плечах - век несут, два несут - идиллия. И им не в лом, и нам красиво.
Если смотреть с некоторого отдаления - временного ли, пространственного - иное видится. Тот же Карлов мост, если любоваться им с моста Легии, прекрасен. Он как каменная гребенка вонзен между берегами реки и цедит ее мутную воду (говорят, она чистая - пить можно) всеми шестнадцатью мощными арками, облицованными темным камнем.
По обеим сторонам от него, вспухая куполами и кудрявыми купами дерев, вздымая груди холмов, возносясь к небу тысячей башен над черепичной коростой крыш, млеет под солнцем красный город. Глядя на него, думаешь не об исторических дрязгах, а о несказанной прелести здешнего рукотворного пейзажа. Его столетиями создавали люди, чья жизнь зачастую была «мерзкой, зверской и недолгой». И вот, что они оставили после себя - чистую красоту и гармонию, как знак того, в чем заключается людское предназначение.
