Побережье Ботнического залива. Резиденция «Höga Кusten». Поцелуй
Это продолжение двух предыдущих текстов - "Имя" и "Причина любви".
Иманд (25) - Анна (23)
До озера мили четыре по наезженной лесной дороге, и они уже позади. Лошади давно перешли с рыси на шаг, но всадникам спешить некуда.
- Вон там, видите! - прикрывшись ладонью от солнца, Анна показывает на юг - в распадок, поросший стройными черными на свету лиственницами. Широкий рукав полотняной амазонки сполз, открыв почти до плеча тонкую белую руку. Сетчатая тень от шляпки дрожит россыпью веснушек на ее щеках и носу. Ему требуется усилие, чтобы отвести взгляд от всего этого и повернуться к югу, туда, где за стволами сходящих в низину лиственниц сверкает под солнцем озеро.
Учуяв близкую воду, Латона раздувает ноздри и возбужденно фыркает, первой направляясь в распадок. Лорд тянется за ней. Деревья расступаются, открывая взгляду синий простор с желтоватой каемочкой песка и белым шатром, раскинувшим парусиновые крылья.
- Здесь все есть, - говорит Анна, скрываясь от зноя внутри, - полотенца, минералка, печенье и орешки, если мы проголодаемся. Непринужденно болтая, она отвлекает его и себя от тайного волнения, связанного с необходимостью раздеться друг при друге. Дело самое обычное (разве нет?), но оба старательно отводят глаза.
У нее под амазонкой закрытый серебристо-черный купальник. Худенькая длинноногая, скорее девчонка, чем женщина, хотя покрой подчеркивает узкую талию и соблазнительно округлые бедра, целомудренно прикрытые короткой юбочкой. Анна отворачивается к зеркалу - заколоть волосы повыше. Нужды в этом нет, но нельзя же просто стоять и смотреть на него.
Она спиной выдерживает его любопытный оценивающий взгляд. Оборачивается - Иманд, не глядя в ее сторону, сосредоточенно складывает одежду, будто в этом занятии есть смысл. Даже стоя перед ней раздетый в одних темно-серых плавках-боксерах, он выглядит как лорд - столько сдержанного достоинства в стройной худощавой фигуре. И никакой рисовки: непринужденная поза, непроницаемый вид.
- Поплаваем? - предлагает он.
- Вы не боитесь обгореть? Солнце еще высоко. У вас нет загара…
- У вас тоже, - Иманд поворачивается к ней.
Они никак не могут найти верный тон. С другой - он бы лихо отмахнулся: «Подумаешь!» (хотя она права: плечи и спину наверняка напечет). Но другие девушки, намазываясь кремом на пляже, никогда не задавали ему подобных вопросов. А она спросила. Иманд даже мысленно не знает, как ее теперь называть. Как соединить в уме девушку из Лилля, возившуюся с ним как с близким другом, и гордую красавицу, к которой этикет не позволяет ему обращаться иначе, чем ваше высочество?
Ее тоже мучит чувство диссонанса, который все никак не разрешится в гармонический аккорд. Едва слышная фальшь присутствует даже в их молчании, как близкая гроза в застойном ожидании воздуха. Они не говорят о прошлом, избегают обращений, случайных касаний и вообще не знают, как держаться друг с другом - формально-вежливо, как светским знакомым, или дружески-доверительно, как раньше. Они фальшивят и сбиваются с тона даже в таком невинном диалоге.
- Здесь есть серебро, - Анна берет с подзеркальника темный флакон.
- Серебро?
- Да, микрочастицы, растворенные в мягкой воде. Они превращают ультрафиолет в тепло, - говоря это, она распыляет санскрин на ладонь и проводит ею по другой руке от плеча до кисти. - Втирать не нужно, просто распределить по телу.
- А разве вода его не смоет? - Иманд тоже подставляет руку.
- Холодная - нет, а горячий душ - легко. Давайте я помогу вам сзади.
Чуть влажная ладонь уверенно оглаживает ему плечи, касается голых лопаток, несколько раз проводит сверху вниз - к пояснице. И вся неловкость между ними исчезает: Мари стоит у него за спиной, он помнит ее руки и доверяет им. Сейчас она такая, какой он знал ее в Лилле. И, ощутив эту перемену в ней, он испытывает внезапное облегчение.
- Теперь вы. Поможете мне? - Она протягивает ему флакон.
Купальник оставляет открытым совсем немного, она сдвигает лямки в стороны. Через ее плечо в глубоком вырезе видна нежная округлость груди с уходящей вглубь темной ложбинкой. Косточки шейных позвонков под его ладонью хрупкие, «цыплячьи». Ей наверное щекотно, она немножко ёжится и передергивает плечами.
***
Озерная водичка мягкая, прозрачная. Тень Анны скользит по песчаному дну. Она плывет и думает о своем спутнике - вон он исследует заросли водяных лилий на том берегу. Почему он до сих пор один?
Несколько минут назад, положив руку ему на плечо, она ясно ощутила: в нем будто напряжение выключили. Он и подумать, наверное, не успел - просто реакция тела на знакомое прикосновение. Одного жеста хватило, чтобы он расслабился.
Анна вспоминает сказанное им на днях без всякого осуждения: «Девушки - прекрасные существа, но у них какие-то свои цели, я для них просто средство». Его хотят, как красивую вещь, как трофей. А он помнит, как было в Лилле…
***
Влажные глянцевитые листья окружают остроконечные белые цветы, пахнущие озерной свежестью. Он бы сорвал лилию для Анны, но без стебля-насоса цветок сразу умрет. Жаль. У него так мало способов порадовать эту девушку. Влюбленность ставит его в трудное положение. Что ему делать? Добиваться внимания той, с которой заведомо «ничего не светит»? Подавить свои чувства, пока она о них не догадалась? А это возможно? И потом, вдруг она… Тогда в их последнюю встречу в Лилле… за всю жизнь никто не был с ним нежнее!
Но сейчас он ее не понимает. Анна будто забыла все, держится с ним, словно никогда не ласкала. Благожелательная, милая… недотрога. Недвусмысленно держит его на светской дистанции, даже когда кладет руку ему на плечо. Границы, очерченные ею, ясны, как если бы она обнесла себя каменной стеной. Но что это: знак «стой, где стоишь» или вызов «попробуй взять штурмом»? Ему кажется - второе. Ему так хочется. Поэтому, возвращаясь к Анне, он обдумывает хитрый план...
…в первый же погожий день вернуться на озеро и здесь, воспользовавшись моментом (на пляже легче отбросить условности), сломать как-нибудь лед между ними. Возвратиться к прежней свободе обращения. А там видно будет.
Что именно «видно», он и сам толком не понимает. Положим, Анна проявит благосклонность, что тогда? Завести с ней отпускную интрижку - отплатить мимолетным любовным приключением той, что вернула ему здоровье и дважды рискнула ради него репутацией? Даже не будь Анна девушкой из Лилля, разве вправе он играть ее чувствами? Что он может предложить ей, кроме обещания любить ее три недели, пока жизнь не разведет их по разным краям социальной пропасти?
Эти вопросы слишком сложны, чтобы решить их, пересекая вплавь лесное озеро. Иманд продолжает размышлять об этом на обратном пути, плавно покачиваясь в седле, и мысли его - вялые, грустные неутешительны. Все же он не отступит - попробует разрядить напряженность между ними и... будь, что будет.
По тому, как Иманд смотрит на нее, думая, что она этого не замечает, Анна догадывается, чем заняты его мысли и, отвернувшись в сторону, улыбается так, как улыбаются под мужским оценивающим взглядом.
***
Они возвращаются на озеро три дня спустя. Сегодня на ней купальник в легкомысленный цветочек, но тоже закрытый. Она ничуть не загорела с прошлого раза. А он - слегка, зато без неприятных последствий: то ли солнце высоких широт светит иначе, то ли и впрямь серебро спасло от ожога.
Анна берет флакон с санскрином, всем существом ощущая сгустившееся в шатре напряжение. Ее спутник выглядит спокойным, но инстинкт не обманывает девушку: это «покой» затаившегося в засаде, напряженно следящего за ней человека. Она становится позади Иманда, так, чтобы видеть его лицо в зеркале. Что-то подсказывает ей: он ждет именно этой минуты. Ее прикосновения. Он собран, готов к какому-то действию… Какому? Он и сам не знает. Обернуться, взять ее за руку? Может быть, за плечи - простым естественным жестом, ломающим всю искусственность, нагроможденную между ними.
Внезапно она оказывается перед ним - прямая и строгая:
- Что за игру вы затеяли? Что у вас на уме?
Еще секунда и она получила бы ответ на свой вопрос, даже не задав его. Но этой секунде не суждено наступить.
Анна смутила его. Не девчонка в купальнике, но возникшая вдруг взрослая женщина, знающая, чего она хочет. Она заставила его отступить перед превосходящей душевной зрелостью, вмиг лишила всех преимуществ сильного пола. Потребовав у него отчета, Анна перехватила инициативу, покусившись тем самым на его мужскую прерогативу самому определять развитие отношений. Пожелала немедленно получить то, что он хотел бы дать ей сам, единолично решая, когда и как это сделать. Стоя перед ней, Иманд пережил всю гамму нелепых желаний загнанного в угол человека - заползти в свою скорлупу, отмолчаться, выбежать вон… И обнаружил, что мужские права быстро теряют убедительность, превращая его в мальчишку, который вынужден оправдываться.
Ему нечего скрывать.
- Я хотел сломать лед между нами.
Его прямота заставляет Анну покраснеть.
- Вам не кажется, что мы ведем себя неестественно? - продолжает он. - Мы зажаты, скованны, не знаем, как обратиться друг к другу… Почему? У нас были простые искренние отношения в Лилле, когда вы могли коснуться меня, не выдумывая предлогов, не испытывая смущения. Почему сейчас мы делаем вид, что этого не было? Перед кем притворяемся? Я не понимаю… вы боитесь меня? Может быть, я вам неприятен? - он не собирался говорить этого, но почему-то не смог удержаться.
- Нет, нет… - обожженная его упреком, она не смеет поднять глаз, бормочет - с чего вы это взяли?
Слова тут бессильны. Ей нужно немедленно доказать ему обратное, разубедить как-нибудь раз и навсегда. Она не может придумать другого способа, кроме самого простого: поднимается на цыпочки и с осторожной нежностью дотрагивается губами до его губ. Прижалась на миг и тут же отпрянула, испуганная собственной храбростью.
Этот неумелый «детский» поцелуй - без сомнения первый в ее жизни. Трогательный дар неждано доставшийся ему. Он хотел свободы обращения, мечтал узнать, что она чувствует к нему - и получил все сразу, в один миг, без колебаний и жеманства. Она доверилась ему, положилась на его благородство так, словно оно обязано быть в нем. Заставила ощутить всю сомнительность его «планов». Помогла осознать, чего он хочет на самом деле: чтобы она позволила ему любить ее и сама полюбила в ответ. Но вдруг Анна просто... увлеклась им, поддалась порыву? Она неопытна, неосторожна и доверяется ему в том, чего сама не знает - наверно, ждет ответного поцелуя, но он-то должен соображать!
Обнимая ее, чувствуя под пальцами тепло нагретых солнцем волос, он говорит, смиряя себя, ее, простые верные самые нужные сейчас слова:
- Ты мне очень дорога. В жизни себе не прощу, если мы сейчас наделаем глупостей.
Анна впервые прижимается щекой к его к груди, слышит над собой наполненный сильным чувством голос, и в эту минуту верит ему безоговорочно.
Иманд (25) - Анна (23)
До озера мили четыре по наезженной лесной дороге, и они уже позади. Лошади давно перешли с рыси на шаг, но всадникам спешить некуда.
- Вон там, видите! - прикрывшись ладонью от солнца, Анна показывает на юг - в распадок, поросший стройными черными на свету лиственницами. Широкий рукав полотняной амазонки сполз, открыв почти до плеча тонкую белую руку. Сетчатая тень от шляпки дрожит россыпью веснушек на ее щеках и носу. Ему требуется усилие, чтобы отвести взгляд от всего этого и повернуться к югу, туда, где за стволами сходящих в низину лиственниц сверкает под солнцем озеро.
Учуяв близкую воду, Латона раздувает ноздри и возбужденно фыркает, первой направляясь в распадок. Лорд тянется за ней. Деревья расступаются, открывая взгляду синий простор с желтоватой каемочкой песка и белым шатром, раскинувшим парусиновые крылья.
- Здесь все есть, - говорит Анна, скрываясь от зноя внутри, - полотенца, минералка, печенье и орешки, если мы проголодаемся. Непринужденно болтая, она отвлекает его и себя от тайного волнения, связанного с необходимостью раздеться друг при друге. Дело самое обычное (разве нет?), но оба старательно отводят глаза.
У нее под амазонкой закрытый серебристо-черный купальник. Худенькая длинноногая, скорее девчонка, чем женщина, хотя покрой подчеркивает узкую талию и соблазнительно округлые бедра, целомудренно прикрытые короткой юбочкой. Анна отворачивается к зеркалу - заколоть волосы повыше. Нужды в этом нет, но нельзя же просто стоять и смотреть на него.
Она спиной выдерживает его любопытный оценивающий взгляд. Оборачивается - Иманд, не глядя в ее сторону, сосредоточенно складывает одежду, будто в этом занятии есть смысл. Даже стоя перед ней раздетый в одних темно-серых плавках-боксерах, он выглядит как лорд - столько сдержанного достоинства в стройной худощавой фигуре. И никакой рисовки: непринужденная поза, непроницаемый вид.
- Поплаваем? - предлагает он.
- Вы не боитесь обгореть? Солнце еще высоко. У вас нет загара…
- У вас тоже, - Иманд поворачивается к ней.
Они никак не могут найти верный тон. С другой - он бы лихо отмахнулся: «Подумаешь!» (хотя она права: плечи и спину наверняка напечет). Но другие девушки, намазываясь кремом на пляже, никогда не задавали ему подобных вопросов. А она спросила. Иманд даже мысленно не знает, как ее теперь называть. Как соединить в уме девушку из Лилля, возившуюся с ним как с близким другом, и гордую красавицу, к которой этикет не позволяет ему обращаться иначе, чем ваше высочество?
Ее тоже мучит чувство диссонанса, который все никак не разрешится в гармонический аккорд. Едва слышная фальшь присутствует даже в их молчании, как близкая гроза в застойном ожидании воздуха. Они не говорят о прошлом, избегают обращений, случайных касаний и вообще не знают, как держаться друг с другом - формально-вежливо, как светским знакомым, или дружески-доверительно, как раньше. Они фальшивят и сбиваются с тона даже в таком невинном диалоге.
- Здесь есть серебро, - Анна берет с подзеркальника темный флакон.
- Серебро?
- Да, микрочастицы, растворенные в мягкой воде. Они превращают ультрафиолет в тепло, - говоря это, она распыляет санскрин на ладонь и проводит ею по другой руке от плеча до кисти. - Втирать не нужно, просто распределить по телу.
- А разве вода его не смоет? - Иманд тоже подставляет руку.
- Холодная - нет, а горячий душ - легко. Давайте я помогу вам сзади.
Чуть влажная ладонь уверенно оглаживает ему плечи, касается голых лопаток, несколько раз проводит сверху вниз - к пояснице. И вся неловкость между ними исчезает: Мари стоит у него за спиной, он помнит ее руки и доверяет им. Сейчас она такая, какой он знал ее в Лилле. И, ощутив эту перемену в ней, он испытывает внезапное облегчение.
- Теперь вы. Поможете мне? - Она протягивает ему флакон.
Купальник оставляет открытым совсем немного, она сдвигает лямки в стороны. Через ее плечо в глубоком вырезе видна нежная округлость груди с уходящей вглубь темной ложбинкой. Косточки шейных позвонков под его ладонью хрупкие, «цыплячьи». Ей наверное щекотно, она немножко ёжится и передергивает плечами.
***
Озерная водичка мягкая, прозрачная. Тень Анны скользит по песчаному дну. Она плывет и думает о своем спутнике - вон он исследует заросли водяных лилий на том берегу. Почему он до сих пор один?
Несколько минут назад, положив руку ему на плечо, она ясно ощутила: в нем будто напряжение выключили. Он и подумать, наверное, не успел - просто реакция тела на знакомое прикосновение. Одного жеста хватило, чтобы он расслабился.
Анна вспоминает сказанное им на днях без всякого осуждения: «Девушки - прекрасные существа, но у них какие-то свои цели, я для них просто средство». Его хотят, как красивую вещь, как трофей. А он помнит, как было в Лилле…
***
Влажные глянцевитые листья окружают остроконечные белые цветы, пахнущие озерной свежестью. Он бы сорвал лилию для Анны, но без стебля-насоса цветок сразу умрет. Жаль. У него так мало способов порадовать эту девушку. Влюбленность ставит его в трудное положение. Что ему делать? Добиваться внимания той, с которой заведомо «ничего не светит»? Подавить свои чувства, пока она о них не догадалась? А это возможно? И потом, вдруг она… Тогда в их последнюю встречу в Лилле… за всю жизнь никто не был с ним нежнее!
Но сейчас он ее не понимает. Анна будто забыла все, держится с ним, словно никогда не ласкала. Благожелательная, милая… недотрога. Недвусмысленно держит его на светской дистанции, даже когда кладет руку ему на плечо. Границы, очерченные ею, ясны, как если бы она обнесла себя каменной стеной. Но что это: знак «стой, где стоишь» или вызов «попробуй взять штурмом»? Ему кажется - второе. Ему так хочется. Поэтому, возвращаясь к Анне, он обдумывает хитрый план...
…в первый же погожий день вернуться на озеро и здесь, воспользовавшись моментом (на пляже легче отбросить условности), сломать как-нибудь лед между ними. Возвратиться к прежней свободе обращения. А там видно будет.
Что именно «видно», он и сам толком не понимает. Положим, Анна проявит благосклонность, что тогда? Завести с ней отпускную интрижку - отплатить мимолетным любовным приключением той, что вернула ему здоровье и дважды рискнула ради него репутацией? Даже не будь Анна девушкой из Лилля, разве вправе он играть ее чувствами? Что он может предложить ей, кроме обещания любить ее три недели, пока жизнь не разведет их по разным краям социальной пропасти?
Эти вопросы слишком сложны, чтобы решить их, пересекая вплавь лесное озеро. Иманд продолжает размышлять об этом на обратном пути, плавно покачиваясь в седле, и мысли его - вялые, грустные неутешительны. Все же он не отступит - попробует разрядить напряженность между ними и... будь, что будет.
По тому, как Иманд смотрит на нее, думая, что она этого не замечает, Анна догадывается, чем заняты его мысли и, отвернувшись в сторону, улыбается так, как улыбаются под мужским оценивающим взглядом.
***
Они возвращаются на озеро три дня спустя. Сегодня на ней купальник в легкомысленный цветочек, но тоже закрытый. Она ничуть не загорела с прошлого раза. А он - слегка, зато без неприятных последствий: то ли солнце высоких широт светит иначе, то ли и впрямь серебро спасло от ожога.
Анна берет флакон с санскрином, всем существом ощущая сгустившееся в шатре напряжение. Ее спутник выглядит спокойным, но инстинкт не обманывает девушку: это «покой» затаившегося в засаде, напряженно следящего за ней человека. Она становится позади Иманда, так, чтобы видеть его лицо в зеркале. Что-то подсказывает ей: он ждет именно этой минуты. Ее прикосновения. Он собран, готов к какому-то действию… Какому? Он и сам не знает. Обернуться, взять ее за руку? Может быть, за плечи - простым естественным жестом, ломающим всю искусственность, нагроможденную между ними.
Внезапно она оказывается перед ним - прямая и строгая:
- Что за игру вы затеяли? Что у вас на уме?
Еще секунда и она получила бы ответ на свой вопрос, даже не задав его. Но этой секунде не суждено наступить.
Анна смутила его. Не девчонка в купальнике, но возникшая вдруг взрослая женщина, знающая, чего она хочет. Она заставила его отступить перед превосходящей душевной зрелостью, вмиг лишила всех преимуществ сильного пола. Потребовав у него отчета, Анна перехватила инициативу, покусившись тем самым на его мужскую прерогативу самому определять развитие отношений. Пожелала немедленно получить то, что он хотел бы дать ей сам, единолично решая, когда и как это сделать. Стоя перед ней, Иманд пережил всю гамму нелепых желаний загнанного в угол человека - заползти в свою скорлупу, отмолчаться, выбежать вон… И обнаружил, что мужские права быстро теряют убедительность, превращая его в мальчишку, который вынужден оправдываться.
Ему нечего скрывать.
- Я хотел сломать лед между нами.
Его прямота заставляет Анну покраснеть.
- Вам не кажется, что мы ведем себя неестественно? - продолжает он. - Мы зажаты, скованны, не знаем, как обратиться друг к другу… Почему? У нас были простые искренние отношения в Лилле, когда вы могли коснуться меня, не выдумывая предлогов, не испытывая смущения. Почему сейчас мы делаем вид, что этого не было? Перед кем притворяемся? Я не понимаю… вы боитесь меня? Может быть, я вам неприятен? - он не собирался говорить этого, но почему-то не смог удержаться.
- Нет, нет… - обожженная его упреком, она не смеет поднять глаз, бормочет - с чего вы это взяли?
Слова тут бессильны. Ей нужно немедленно доказать ему обратное, разубедить как-нибудь раз и навсегда. Она не может придумать другого способа, кроме самого простого: поднимается на цыпочки и с осторожной нежностью дотрагивается губами до его губ. Прижалась на миг и тут же отпрянула, испуганная собственной храбростью.
Этот неумелый «детский» поцелуй - без сомнения первый в ее жизни. Трогательный дар неждано доставшийся ему. Он хотел свободы обращения, мечтал узнать, что она чувствует к нему - и получил все сразу, в один миг, без колебаний и жеманства. Она доверилась ему, положилась на его благородство так, словно оно обязано быть в нем. Заставила ощутить всю сомнительность его «планов». Помогла осознать, чего он хочет на самом деле: чтобы она позволила ему любить ее и сама полюбила в ответ. Но вдруг Анна просто... увлеклась им, поддалась порыву? Она неопытна, неосторожна и доверяется ему в том, чего сама не знает - наверно, ждет ответного поцелуя, но он-то должен соображать!
Обнимая ее, чувствуя под пальцами тепло нагретых солнцем волос, он говорит, смиряя себя, ее, простые верные самые нужные сейчас слова:
- Ты мне очень дорога. В жизни себе не прощу, если мы сейчас наделаем глупостей.
Анна впервые прижимается щекой к его к груди, слышит над собой наполненный сильным чувством голос, и в эту минуту верит ему безоговорочно.