ВЫХОД ИЗ ПОЛОЖЕНИЯ
Когда мысль находится в железных тисках чужой глупости,
каждый шаг на пути к освобождению потрясает, как великое открытие.
Наум Коржавин
ОПЫТ ПОЭТИЧЕСКОЙ БИОГРАФИИ
Если будет война,
Мы уедем далёко-далёко.
Тепловая волна
Наш корабль взметнет кособоко.
Серо дымчатый гриб,
Точно столп, уцелевший от взрыва,
Будет выше зари,
И мы скажем: смотри, как красиво!
На небесный вокзал
Мы приедем, намучившись вдосталь,
Где с ключами стоял
Бородатый курчавый апостол.
И товарищ Петров,
Голубой ученик Чу Эн Лая,
Отодвинет засов
На воротах китайского рая.
Игорь Чиннов
ГРОТЕСКИ
ЧИННОВ Игорь Владимирович - поэт, профессор русской литературы. Родился в Латвии, окончил Латвийский университет. Выехал за границу после войны. Автор нескольких поэтических сборников, вышедших на Западе. Представлен в большинстве антологий русской поэзии, изданных на Западе за последние тридцать лет. Печатается в эмигрантских газетах и журналах, а также - в переводе на английский - в американских изданиях. В настоящее
время ...
Журнал КОНТИНЕНТ, N_11, 1977, стр.117-119
Здесь автору удалось сохранить свое я, несмотря на злободневность темы, по Кенжееву, отрицающую такую возможность напрочь. Ироничное, злое, бесстрашное.
И совсем другое, смертельно испуганное, но не сломленное - при первом моем знакомстве с Чинновым, всплывшем вдруг как подводная лодка в каком-то поэтическом блоге для посвященных в дни войны 080808 :
Человек… мыслящий тростник.
Блез Паскаль
Я помню пшеницу, ронявшую зерна,
На пыльной бахче дозревавшие дыни.
Я помню подсолнечник, желтый и черный,
И краски настурций, герани, глициний.
Я помню оливы (в Провансе? в Тоскане?),
Я помню - над Рейном поля зеленели.
И яблони помню (тогда, на Кубани…),
И в Дании поле. Ответь, неужели
Пшеница падет под ударами градин,
И черные кони помчатся, оскалясь,
И будет растоптан земной виноградник,
Растоптан тростник неразумный Паскаля?
1963
Карибский кризис, ага.
Здесь, кажется, уместной будет расширенная цитата из Кенжеева, с тем самым афоризмом, вынесенным мной в эпиграф поста :
Время здесь - это среда, это жизнь, которой живет данный человек, обстановка, с которой сталкивается его поэтическое отношение к жизни, его поэтический - если можно так выразиться - запрос к жизни. И еще время - частное проявление вечности, основа, на которой этот запрос формируется и крепнет. И если есть этот запрос, любая тема становится значительной и значащей, становится темой жизни, смысла и красоты. У Пушкина это получалось сплошь да рядом. Но само понимание необходимости пушкинского начала при том, что оно необходимо, ничего для творчества не дает. Ибо это не технический прием, а характер восприятия. Притом такой характер восприятия, выработать который современному человеку почти негде. В мире концентрации капитала, всевластной техники, массовой культуры, массовых средств искажения истины необходимо затратить напряженные усилия, чтобы не утратить собственного восприятия вообще, чтобы понять, что тебя действительно волнует, а до чего и дела нет.
В этих обстоятельствах приобретают большое значение всякие перипетии борьбы за себя, все открытия на пути к себе. Без них собственное "я" будет выглядеть в стихах недостоверно. Но в этом внимании к перипетиям таится страшная опасность - легко за ними забыть о главном, забыть, что главное не они, а сама борьба, сам ее смысл, т. е. то, что к этой борьбе толкает. И тогда любой злободневный вопрос - например, вопрос о свободе печати - начинает казаться коренным вопросом бытия и мироздания.
Когда мысль находится в железных тисках чужой глупости, каждый шаг на пути к освобождению потрясает, как великое открытие.
Сознанием, что свобода слова не барская блажь, как тебя учили, а, наоборот, великое благо, необходимое всем, могут быть проникнуты (могут исходить из этого сознания) даже вполне впечатляющие стихи. В острый момент они могут показаться гениальными. Но представьте себе, что процесс пошел дальше, благотворность этой свободы признана всеми и даже узаконена, тогда на первый план выдвинутся вопросы более неразрешимые, "детские", действительно коренные вопросы бытия, острота которых была только временно скрыта за остротой более временных, но в тот момент более насущных для нас вопросов (таких, как свобода печати). Что тогда произойдет с такими стихами? Выяснится, что большинство из них потеряет все свое обаяние, а уцелеют только те из них, в которых эта тема о свободе печати не исчерпывала всего их содержания, а была только поводом для проявления чего-то более важного и существенного.
Окажется, что хотя политический факт никак не может быть сутью художественного произведения, он вполне может стать его темой, ибо коренные закономерности и связи бытия проявляются в нем, как во всяком другом факте жизни. Впрочем, некоторые думают, что коренные вопросы бытия здесь ни при чем, поскольку искусство - это прежде всего непосредственное самовыражение личности: достаточно только улавливать и выражать собственные эмоции, и это само по себе таинственным образом приобретет космический смысл - независимо от характера этих эмоций.
Несмотря на широкую распространенность, эти представления не выдерживают никакой критики. Прежде всего, в таком контексте утрачивает ВСЯКИЙ СМЫСЛ СЛОВО "ЛИЧНОСТЬ". Ибо "ЛИЧНОСТЬ" - это не просто любая человеческая особь, а существо, так или иначе осознавшее себя по отношению к миру, к людям и человеческим ценностям. Личность - понятие общественное. Уловить и воплотить собственные эмоции - это тоже значит осознать, почувствовать их на фоне жизни и мира и по отношению к ним.
Я здесь часто, говоря о поэзии, употребляю слова, как будто не имеющие к ней отношения: "вопросы", "проблемы", "закономерности" и т. п. Но, употребляя их, я вовсе не думаю, что поэзия должна заниматься трактовкой, исследованием вопросов или закономерностей, пусть даже самых серьезных и значительных. Речь идет о глубине и границах мира, в котором поэт живет и чувствует, о характере и культуре представлений, сказывающихся и отражающихся на его восприятии, о том, что ему доступно до того момента, когда происходит акт творчества, но что все равно так или иначе воплощается в этом акте, потому что это как раз имеет самое непосредственное отношение к его личности. Личность без всех этих связей и культуры - нонсенс.
Люди, которые заняты только своими эмоциями и находят в этом прелесть - существуют, но это бедные люди - за их этими эмоциями ничего не открывается - ни им самим, ни читателям. Эти эмоции замкнуты сами на себя, это эмоции бесчувственного человека, защищающего свое право на равнодушие к миру, к людям, к творческому напряжению и желающего, чтоб это равнодушие выглядело - для самого себя в первую очередь - осмысленно, значительно и красиво. Их самовыражение всегда саморисовка и самовоспевание - даже когда воспевается собственное ничтожество. Но это никогда не может стать откровением: как и политика, отделенность и отчужденность могут быть только темой художественного произведения, но не могут составлять его сути.
Журнал КОНТИНЕНТ, N_2, 1975, стр.200-203
UPD: Попытаюсь парой-другой собственных комментариев дать некий эмпирический анализ двух стихотворений Чиннова.
По принципу "когда б вы знали, из какого сора" (С Ахматова ), что именно только и представляется мне действительно интересным...