Продолжение
Магический круг,
Лампады горят…
- Зайди ко мне, друг,
В проем адских врат.
- Князь рассветной звезды,
Господин тишины,
Я устал от узды,
Я устал от войны.
Мне нужен покой,
Серебро облаков,
Прикоснуться рукой
К сладкой мяте лугов…
Я уже не герой,
Я еще не слабак.
И жалею порой,
Что ты больше не враг.
Прошло мое время,
Я стал слишком стар.
Сними с меня бремя,
Купи божий дар!
Бессмертную душу
Врагу отдаю…
Я жизнь свою рушу
И строю твою.
***
Над Японией дожди идут.
Каплям в такт танцуют журавли.
И меня они, наверно, ждут,
Чтобы отрешиться от земли.
В сером небе призрачный полет
Одинок и грустен бесконечно.
Драгоценней жемчуга народ,
Небосвод пронзающий беспечно.
И в тумане хмурого утра
Растворяться горные отроги.
Воют жалобно холодные ветра,
А с небес им отвечают боги.
Над Японией дожди идут,
В осень улетели журавли.
Им, чтобы избавиться от пут,
Надо отрешиться от земли.
***
Разреши мне умереть, государь!
Я ж не вынесу рабских пут...
Про меня лишь скажут: жил, мол, встарь...
А тебя в легендах воспоют.
Ты сражался, как герои баллад,
Не твоя вина, что взяли нас в плен.
Ты по праву был владыкой палат,
Этих старых белокаменных стен.
Просто было слишком много врагов,
И предателей среди верных слуг.
Не кляни, мой господин, всех богов,
Сами мы замкнули этот круг.
Разреши мне умереть, государь!
Я устал от бесконечных утрат.
Про меня лишь скажут: был, мол, встарь
У великого вождя младший брат...
***
Мой ангел пришел на рассвете
С глазами, полными муки.
И он подарил мне ветер -
Предвестник скорой разлуки.
Мы всю ночь зажигали звезды.
Ночь, длинною в тысячи лет.
А теперь, добрый ангел, поздно:
В нас горел, но погас тот свет.
Почему, мой приятель крылатый,
Ради мира вечного зла
Мы покинули рая палаты,
Где беспечная жизнь текла?
Мы когда-то верили в сказки,
В сбывающиеся мечты...
Нам достались серые краски,
Да сожженные дотла мосты.
Мы сидели, обнявшись, на камне.
Мимо нас протекали года.
Я, мой друг - умирающий ангел...
...А над нами сгорала звезда...
***
Капает время с часов,
Жаркое чрево постели...
В голове моей шум голосов
Не смолкает уже недели.
В красных глазах - песок,
Агония мыслей рваных.
Вгрызается боль в висок,
Мешает достичь "нирваны".
Шорохи злые в доме,
Кто-то вздыхает тихо...
Пока я в дремотной коме,
Ко мне подбирается лихо.
Бессонницы тяжкое бремя
В залах смеющейся тьмы.
Самое страшное время -
Начало новой зимы.
***
Это осень на фоне неба
В судороге сводит листья.
Мы летом хотели снега,
Сегодня - зима так близко.
Расчерчено серыми тучами
Небо на сектора. Все играют -
От случая к случаю.
А мне зачем эта игра?
И лужи холодные морщатся
Тени моей вослед.
Наверно, мне было обещано
Одиночество в сотню лет.
Есть те, кому терять нечего.
А есть ли мне, что терять?
На роду мне было отмечено
Играть, не умея играть.
Только в окнах цветы зеленые,
А за окнами - снега крупа.
Небо пузырится, обожженное
Солнцем. Слишком глупая игра.
***
В осеннем горьком дыму
Всем наплевать на собак.
Время терять ни к чему.
Лучше сходить бы в кабак...
А шагающим через двор
Пепла листвы горящей.
Только собачья судьба
Кажется настоящей...
Мне не раз говорили так:
"Ты как собака умрешь".
Но собаки лучше меня:
Они презирают ложь.
Я начинаю теряться...
Я прохожу мимо бед.
Скоро начну со смехом
Лепетать нынче модный бред.
Наверно, лучше не надо
Пытаться учить меня жить.
Вместе с мертвой собакой
Буду на солнце выть...
***
Давайте учиться танцам!
В движении нежном рук
Давайте прочесть пытаться
О горьком вине разлук,
О встречах в уютных чайных,
О подвигах столь отчаянных,
Что рвали порочный круг.
Давайте учится танцам!
В один из лиловых дней
Белый цветок померанца
Запахнет еще сильней...
На озере в белой пене,
Одеваясь в свет или тени,
У самых земных корней
Давайте учиться танцам!
На толще мраморных плит,
На тонких пластинах сланца
Давайте учиться танцам!
В запахе сладком корицы
Давайте стараться забыться,
Танцуя еще веселей.
Глубокий голос певицы
Делает жизнь светлей.
На карнавале беспечном
Счастье кажется вечным.
Как воды сонной реки
Руки мои легки.
Давайте от бед спасаться!
Давайте учиться танцам!
***
Мне ветер в лицо снежинки бросал
Горстями - дождь маленьких стрел.
Вольному - воля, смерти - кинжал,
Проповеднику - райский удел.
Я шел до войны, я шел от весны,
От полей, от беспечности рек.
Отцовский наказ,
Сказанный раз,
Остался в душе навек.
«Иди воевать за светлую рать,
Пусть меч направляет Господь.
Пришла пора, сын,
Вставать, как один,
Злого врага побороть»…
Я шел через день, я шел через ночь
Не зная покоя и сна.
Месяц и год,
За восходом восход,
За солнцем - больная луна.
Голод и грязь, дорожная вязь,
Разбойники, волчий след…
За веру и свет
Сражаться обет
Давали по юности лет.
Я войны не нашел, хоть лесами прошел,
Хоть полями - до края земли,
Где не зная оков
Обетных слов
Подняли паруса корабли.
Я вернулся домой, я вернулся живой,
Тебе бы пройти с мое…
А в сердце - печаль,
Обнявшая даль,
И спутники - воронье.
Я жил, как в плену: за идею одну,
За данный когда-то обет.
Я вернулся назад,
Да сказывал сват,
Что в живых никого больше нет…
Дай, хозяйка, вина. Моя дума страшна.
Я в чарке вина тону.
Пройдя столько лет
В надежде на свет
Я домой опоздал на войну.
***
Посмотри, как пылает закат!
Я боюсь наступающей ночи.
Смотрит ветер в безумные очи,
Был я весь, да остался плат.
Моя тень - уже не моя,
Я богами своими оставлен.
Неразумен - как обезглавлен,
А в душе притаилась змея.
В самой чаще густых лесов
Мне колдунья сплетала сети.
Ах, оставят ли чары эти?
Этот шепот чужих голосов?
Поворот, поворот, поворот…
Тень проклятья мою сжирает.
Бесконечность бытья забавляет:
Нет ни адских, ни райских ворот.
Колдунья, зачем тебе я?
Измучен, бессилен, слаб…
Тьма, холод, жар уголья…
Да, я здесь. Я твой новый раб.
***
Я хочу раствориться в тумане,
Стать одной из воинства теней.
Свет звезды в дырявом кармане,
Сырой запах лесных корений...
Тропка узкая вьется и вьется,
И не видно конца и края...
Мое сердце все еще бьется,
Но, наверно, уже умирает.
Каждый шаг приближает к бездне.
Это мой, добровольный полет.
С каждым шагом сердце болезненно
О хрупкие ребра бьет.
Или это не сердце мечется,
А душа собралась уйти?
Все равно. Мы с Ничто повенчаны,
И это - конец пути.
***
Как-то уж слишком молитвенно
Ветер сегодня плачется.
Будто бы в ямах да рытвинах
Зло бессмертное прячется...
Выйди-ка, друг, за околицу!
Темень так страшно сгущается.
Ветер все яростней молится -
Будто бы с кем прощается.
Огарок свечи под иконою...
Пламя умерло, не разжигается.
Молнией ярко-зеленою
Свод небес озаряется.
Запирай-ка ты двери дубовые
Да крестом осени их благостным.
Нынче ночью люди бескровые
В положении будут тягостном.
Ты послушай меня, несчастную:
Есть пещера, от глаз упрятана.
Там, в годину злую, ненастную,
Дьяволица за дьявола сватана.
И свивали паучие коконы
Эти твари людям на смертушку
Из слюны своей да из локонов,
Чтобы вырастить себе детушку.
Посмотри, посмотри на задворки!
Кто там ходит да озирается?
Я боюсь - закрывай затворки -
Что отродье-то их вылупляется.
Гласила легенда древня,
Что нас не спасет богатырь.
Не может выжить деревня,
Коли рядом живет нетопырь.
***
Далеко, за Гранитной равниной,
За завесой Печальных Теней,
Бродит призрак с душой лебединой
В окруженьи крылатых коней.
Этот край в баррикадах тумана,
Там в колодцах не вычерпать звезд,
Серебристых Сосен поляна,
Бесконечных Скитаний мост...
За горами Полночного Бала,
На песке у Реки Времен,
Вальс с тенями Та танцевала,
Чей разум луною пронзен.
По тропинкам, по картам древним,
С нерабочим компа'сом в руках,
Мы шли - от деревни к деревне,
Мы искали пути в веках.
Мы были в Хрустальной башне,
С драконом беседы вели...
Мы искали себя во вчерашнем,
Но, смеясь, упустили вдали.
Потеряться во снах несложно,
Да найдется ль обратно дверь...
Найти меня невозможно.
Где я теперь?
***
Я прошу вас, говорите правду.
Говорите правду мне в лицо.
Мне так хочется быть храброй
Перед болью и свинцом.
Мне лелеять свои дремы
Больше не с руки.
Я с разбегу лучше в омут,
В омут - от тоски.
Принимай отказ от роли!
Надо верить в Свет.
Только будет меньше боли
Если веры нет.
Не воскреснут идеалы,
Коль предашь их раз.
Говоришь, поднять бокалы?
Этот тост за нас.
Мы плутали, мы искали,
Мы нашли ответ.
Ведь страдали, но мечтали,
Давшие обет.
Я поверила, я знаю:
Мы идем вперед.
Человеческую стаю
Только сталь спасет.
***
Шут королевский у трона.
Солнце нещадно палило,
Светом свои слепило,
Ярко блестела корона.
«Знаешь, к чему приводят
Излишне смелые речи?
Ты говорил о свободе?
Таких только смерть излечит…»
Глядят витражи устало,
Эхом звучат слова.
У власти язык - как жало,
Но как самшит - голова.
Ядом слова сочились,
Пеной сбивались у рта.
Их Королевская Милость
Казнить велела шута.
С рассветом на площади города
Стал собираться народ.
Хоть небо тучами вспорото,
Казни он жадно ждет.
Надоело, о, как надоело
Знать, что простой народ,
За который жил и горел он,
На казнь, как на праздник, идет.
***
Ах, как это было славно!
Славно и смешно.
Отворились ставни плавно,
Демон влез окно.
Мы сидели и молчали,
А луна пьяна
Налила: ему - печали,
А себе - вина.
Черных крыльев покрывало,
Черных глаз опал.
Я от времени отстала,
Кончился запал.
Горький сумрак, словно кофе,
В чашке на столе.
Свет луны - узор на штофе,
Голова - в петле.
Демон подошел устало,
Убирает стул.
Время осени настало,
Он меня задул...
***
Мы по насту бежали,
Уходя от погони,
И краями-ножами
Кони резали ноги.
На алмазном снегу
Ярко-алые маки
И, рыча на бегу,
Шли по следу собаки.
Запах дыма и боли,
Черных елей стена.
До свободы и воли
Лишь дорога одна.
Плети ветра, закат -
Золотые лучи.
За спиной - каземат,
За спиной - палачи.
Так вперед и вперед,
В красный солнца овал.
И закончится лед,
Не наступит финал.
Только боги сейчас
Мановеньем ладоней
Заморозили нас
Вместе с нашей погоней.
В бесконечности льда
Не меняется снег.
Никогда, никогда
Не закончится бег.
***
Мой избранник лежит на дне.
Он столетья назад утоп.
Увидев его во сне
Я купила нам ложе - гроб.
Как покойно мне будет с ним
В зеленых водах болот!
Пройдет много весен и зим,
Но наша любовь не пройдет.
Он, погибший с оружьем в руках,
С поеденным рыбой лицом,
Внушающий дикий страх,
Станет самым счастливым отцом.
Этой ночью к нему уйду.
Он выйдет меня встречать...
В зацветшем, гнилом пруду
Будет нас черт венчать.
Я буду людей щекотать,
Урожай собирая душ...
А со мной будет дни коротать
Мой любимый покойный муж.
***
Небо, белое небо
С ниточкой цапель.
Воздух ласкают руки
Теплых капель.
Туман, бессоный туман
Седой,бородатый...
Карман, дырявый карман,
На штанах заплаты.
Давно, очень давно
Он ушел из дома.
Окно, в бездну окно
В раскатах грома.
Дожди, только дожди,
Запах земли и озона.
Ты меня из ада не жди.
Нет смысла и нет резона.
***
Воскурю фимиамы лету,
Поклонюсь благодарно ветру.
Не канем сегодня в Лету -
Так завтра пойдем по свету.
Мне больно прощаться с вами,
Но я улыбаюсь на солнце.
Мы были когда-то друзьями.
Нам где-нибудь это зачтется.
Прощальные ваши слезы -
Устоявшейся моды навет.
На счастье - ветка мимозы,
Маленьких солнц букет.
На перроне пахнет грибами,
И скамейки свежеокрашенны...
Разрешите простится с вами,
Я покину ваше Вчерашнее.
В укрылись в мирке без света,
Моя суетность вам смешна.
Меня зовут ветер и лето,
А к вам лишь идет весна.
Ну же, полноте! Расставание -
Навсегда открытый вопрос.
Мой ветер поет на прощание
И тревожно свистит паровоз...
***
Не знаю, как вас, а меня
Лентой шелковой душит усталость.
Меня держит такая малость:
Неразгаданность света дня.
Ваши губы смешно дрожали,
Повторяя: "Держись, держись!"
Легкой брошью приколота жизнь
К пуху теплому козьей шали.
Мы пекли на кухне пирог
И обсыпались звездной мукою.
Нас удили из рек покоя
Рыболовной сетью дорог.
Мы в бегах от самих себя,
И в густеющем масле вечера
Нам давно уже делать нечего:
Чаепитим, платки теребя.
Я сейчас навсегда уйду,
Рассыплюсь фонарным светом.
А последним моим приветом
Считайте вон ту звезду...
***
Мой любимый месяц октябрь.
Мой любимый цветок засушен.
Желтолистно смеется Осень
На клочке сумасшедшей суши.
Да, мельчают нынче игрушки -
Был бумажный, теперь пакетный,
Но все тот же спутнрик у ветра:
Змей с пометкой "Из детства. Секретно".
И смеется, на небо глядя,
Капитан воздушного судна.
Только осень исходит ветрами.
Одиноко. Нелепо. И нудно.
***
Я люблю серебро твоих глаз.
Идет снег, и снежинки-слезы
В стылом воздухе умерших фраз...
Как же сладки, должно, твои грезы.
Мы шли с тобой через льды.
Помнишь, как загоралось небо
От искры одной лишь звезды?
И луна, как краюха хлеба...
Я опять о еде, о еде...
Понимаешь ведь, сколько не ели.
Целый месяц на талой воде.
Целый месяц в обьятьях метели.
Ты помнишь, горел самолет...
Мы бежали и падали в режущий снег.
Я каждую ночь буду видеть во сне
Как огонь жадно плавит лед.
"Целы. Бог все же есть - в затяжку курил -
Самолет ведь упал с небольшой высоты".
"Нам не нужно бояться - я говорил -
Ты - немножечко я, я - немножечко ты".
Нас искали, конечно же, но не нашли.
Мы брели, но людей будто нет.
Только льдины стояли, как патрули,
Только холодно резал свет.
Я однажды проснулся, а ты все спала.
Я звал, но сильней - морозы.
Снегом волосы вьюга твои убрала...
Как же сладки, должно, твои грезы.
***
- Скажи мне пожалуйста почему ты ненавидишь лунный свет?
В тот вечер в огромном замке Серого Камня горело слишком мало свечей, и все коридоры были окутаны не пропускающей звуки темнотой. Мы были одни с Господином Замка в каминном зале. Свет от факелов играл на наших лицах, печально светились скорой смертью его глаза. Как не узнать таких глаз? Вокруг них обычно черные полукружья, словно сытый и отъевший брюшко месяц. А сами глаза обычно темные, да на дне вспыхивают огоньки.
- Ты никогда не слышал об Иллюзорных Городах? - спросил он и, по обыкновению, сам ответил: - Конечно, не слышал... Ты только гость в этом мире, хоть и долгожданный гость. Слушай.
Я обожал такие вечера. Даже огонь застывал от любопытства на белых обожженных камнях камина, когда Господин Замка рассказывал. Пахло пылью, этот запах навеки въелся в стены серого камня и слился с ними. Окна были плотно зашторены - на небо выползла крутобокая луна.
- Знаешь, сейчас я начну говорить, как древний старик... - Господин Замка улыбнулся. В то время ему было около тридцати пяти, - Все это было так давно, что и вспоминать не хочется, чего зря раскручивать катушку памяти? Но раз уж ты просишь... Все равно ведь не отстанешь, - последовал долгий комический вздох. Только потом я понял, что Господин Замка никогда не смеялся по-настоящему. Смех ему отбили, как отбивают почки в пьяной драке. Он просто улыбался ради других. Ему-то самому было все равно, для него все было равнозначным.
-Итак, ты помнишь, какие зимы царят в этой части континента? Я был тогда еще ребенком, и о войне никто не говорил даже тревожным шепотом. Тогда под окнами замка Серого Камня росли сливы, и весной все-все пахло их нежным белым ароматом. А зимой на них лежали шапки снега - как будто колпаки. В ту зиму, о которой я хочу рассказать тебе, погода удивляла нас страшно. Снега совсем не было до весь декабрь и еще пол-января. Ветер путался в голых деревьях у выл безумно и безудержно. У-у-у-у-у! - Господин Замка смешно надул щеки, - Четырнадцатого декабря - как сейчас помню! - на небе поселились тяжелые серые тучи и давили своей тяжестью на наши многострадальные головы, - снова мимолетная улыбка. Да, тогда он держался молодцом... Мне говорили друзья, что он шутил без смеха и в последние минуты перед казнью, в день своего сорокалетия.
- И в этот день все надеялись увидеть снег, но его так и не было... К вечеру погода испортилась настолько, насколько это возможно бесснежной зимою: ветер пронизывал до костей, кому-то невидимому аплодировали хлопающие по всему дому ставни. Легли спать рано, в восьмом часу. Простыни были холодными, и обвились вокруг тела, словно руки Мертвой Невесты... - я побоялся спрашивать, кто это. Я бы не удивился, если бы узнал, к примеру, что Господин Замка связывал себя узами брака с восставшей мертвой - просто потому, что пожалел несчастную девушку. Хотя, надеюсь, до такого дело все-таки не доходило... Господин Замка продолжил:
- Проворочавшись с полчаса я уснул. Знаешь, двенадцатилетнему сорванцу для того, чтобы уснуть, достаточно будет и камня под головой... Проснулся я от яркого лунного света, заполнявшего мою комнату. Я подошел к окну, чтобы задернуть занавеси, и выпучил глаза от удивления. Под окнами замка был лагерь странствующих циркачей! Они привезли телеги, на которых стояли клетки с животными, балаган и многое другое, что обычно привозит бродячий цирк. Что может быть увлекательнее для мальчишки, чем рассмотреть все это лубочное великолепие поближе? Я прокрался по коридорам и в одной ночной сорочке выбежал на улицу, в ветер... - Господин Замка стал вдруг на секунду самим собой: глаза его ничего не выражали, уголки губ опустились вниз. Он был самым добрым человеком из всех, кого я знал за все годы войны. Я очень любил его, но ему было уже все равно. Он умер вместе со своей жестоко замученной семьей в самом начале борьбы. Его не было со мной в тот вечер у камина, его вобще не было. Со стен на меня смотрел портреты его семьи и его друзей. Мне стало так холодно, как будто это я выбежал на мороз той декабрьской ночью. Голос Господина Замка был тих и сер, как стены его цитадели. Он сказал:
- В лагере бродячих актеров никого не было, как мне показалось вначале. Я шел между повозками. И вдруг услышал шум впереди. Почувствовав себя великим воином древности, я стал красться вперед. А впереди... Впереди двое годовалых младенцев отнимали друг у друга полуобглоданный труп кошки и вгрызались в него зубами. Я подавил крик и бросился бежать, не разбираю пути. Заглянул в один балаган - там мужчина в блестящих сапогах кормил детскими головами паука с лицом старухи. Я закричал тонко- пронзительно и побежал еще быстрей. Никогда нельзя поддаваться панике, мой юный друг: ноги вынесли малолетнего глупца в центр лагеря. То, что я там увидел, останется в моей душе, будет питаться моими страхами и расти, пока я не наложу на себя руки в одну из лунных ночей. Посреди лагеря была площадь, ее окружали повозки, поставленные кругом. На земле лежала такая красивая женщина, какую только может выродить Тьма. Над ней склонился мужчина, ветер развевал его волосы за спиной. Я смотрел, как завороженный, как он вскрывает ей брюшину, достает от туда еще живые органы - по одному - и раскладывает причудливым, замысловатым узором. Я закрыл глаза, но лунный свет выворачивая веки наизнанку, и я видел все, даже плотно зажмурившись. Двигаться я не мог, липкие, пропитанные холодным потом веревки страха скрутили меня по рукам и ногам. Я только смотрел и смотрел, как перламутрово блестят внутренности в лунном свете, как жемчужно скалит зубы женщина...
Господин Замка вскочил и, пройдясь взад-вперед перед камином, положил мне руку на плечо. Я весь дрожал.
- Прости меня, пожалуйста, прости... - сказал тогда он.
- За что?
- За мое бахвальство. Я не мог и не должен был рассказывать тебе об Иллюзорном Городе. Понимаешь, я думал, что победил себя. Но мой страх, как раковая опухоль, разъедает меня. Я перестал контролировать себя на половине рассказа и черт знает, в какие дебри мог нас завести... - он смущенно улыбнулся, в глазах его, как в воде, покачивались огоньки. Мне было так жалко этого человека, что хотелось укусить край подушки, чтобы не расплакаться.
- Не волнуйся, все закончилось хорошо, как видишь. Родители нашли наутро свое чадушко во дворе в глубоком обмороке. Я не могу рассказать тебе, почему меня не взял к себе Иллюзорный Город. Это отдельная история, и вряд ли я еще готов... Но когда-нибудь я обязательно расскажу тебе обо всем на свете! Ты мне веришь?
Я верил этому человеку. Через пять лет он принял смерть, но не выдал меня карательным отрядам. Я очень люблю его до сих пор. Хотя знаю, что тогда ему не был интересен ни я, ни то, что вокруг. Ему просто было все равно. Однако, закрой окно. Темнеет, и скоро на небо выползет эта проклятая луна.
***
Серый-серый пляж. И небо тоже - серое, и море. Если прищуриться, то все сольется, и тебя окружит серый цвет. А вокруг - руины. Когда-то здесь был оживленный торговый город, и людская суета поливала грязью очищенное сознание. И бродил он по этому пляжу, вдыхая запах гниющих водорослей и запах этот тоже был серым. И весь он стал серый и прозрачный, словно целлофановый кулек, прибитый к берегу шальной волной. Внутри него серость плескалась, и в ней тонули его чувства и мысли - они совсем не умели плавать. Он посмотрел себе под ноги, но так и не понял - то ли он шел по земле, то ли по воде, то ли по небу. Он поднял руку к глазам - но тут же с ужасом одернул: сквозь нее было все видно. Слишком расплывчато, конечно, но видно. Когда он был ребенком (если это были его воспоминания, конечно), он хотел жить в аквариуме. А теперь он сам стал аквариумом, и с удивлением заметил, что кто-то живет внутри него. Он сел на камень и уставился внутрь себя. Он увидел серый-серый пляж. И небо тоже - серое, и море. Если прищуриться, то все сольется, и тебя окружит серый цвет. А вокруг - руины. По развалинам ("...По бывшей городской площади..." - подумал он) ходил человек... От созерцания его отвлекло странное ощущение: ему становилось все легче и легче, и весь он наполнился медвяной теплынью. Серость из него куда-то утекала, и он весело засмеялся, глядя на зеленое море травы вокруг себя. А в это время человек, который был внутри него, стал заполняться серостью и уселся на камень... Но этого он уже не видел. Его вниманием завладело зеленое-зеленое море.
Сегодня на его пляже начался дождь. Он стоял на скале и смотрел в размытую даль. Волны облизывали берег, обсасывали песок. По узенькой тропинки между скал он спустился к воде и сел на почерневшую от времени корягу. Ботинки оставляли на мокрой земле глубокие остроносые следы. Он уставился на след правого. Дождинки падали на края отпечатка и сухие еще песчинки разлетались в разные стороны от ее удара. Он сидел и смотрел на небо, и на лице его чертили борозды холодные капли. Он лег на песок и лежал, пока вода не начала скапливаться в его следах. Теперь капли падали в зеркальную коричневую поверхность и лужицы в каблуках вспучивались от ее ударов. Обязательно был бы слышнен глухой звон разбивающейся о воду капли, если бы он не тонул в шуме моря. Сегодня водоросли пахли как никогда сильно, и запах йода окружил его, не давая согрется. Очень холодно пахнет йод. Капли дождя затекали ему за шиворот, и он встал. Серое небо рисовало облаками дворцы и диковинных чудовищ, но он достаточно наспотрелся на эти чудеса. Он пошел по кромке берега вдоль скал. Море стремилось поймать его ноги своей ненасытной пастью, и он дразнил его: наступал на мокрый песок при отливе волны и убирал ногу при приливе. Море злилось и обгадывала следы, хранившие еще его запах. А потом, когда небо выстроило огромный крест из двух грозовых облаков, он увидел в расщелине между скал женщину. Она сидела, прислоновшись спиной к камню, и улыбалась. Он подошел к ней близко-близко и услышал запах ее мокрых волос: они пахли солью и шерстью. Он положил обе руки ей на плечи, но так и не почувствовал ее дыхания. Он легонько подтолкнул ее - она подвинулась немного и легла на песок. Он наклонился над ней и погладил ее волосы. Под его пальцами она превратилась в огромный ком зеленых гниющих водорослей. Он брезгливо пнул его и сел на камень, на котором раньше сидела она. В ложбинку, где раньше было ее тело, с силой били капли - дождь усилился. И если бы не шум моря, можно было бы услышать, как он плачет.
Сегодня он снова был на сером пляже. И ветер трепал его вылосы, и одиноко плакал. Но сегодня что-тог было не так, как всегда. Сегодня в его серый мирок вторгся чужой. Запах смерти щекотал ноздри, лип к коже. На берегу лежали трупы - птиц, животных и людей. Страшные, обезображенные, болотно-гнилостно пахнущие куски плоти. А между ними величаво ходил старик в шароварах и рваном плаще. В его бороде ветер путался и от того плакал тише - сил не хватало на то, чтобы и вырываться, и голосить. Волосы старика были все в песке. Старик не обращал внимания на сырую, мокрую погоду - приживалку этого места. У него было Дело, и не было времени отвлекаться. Хотя можно ли говорить о времени на сером пляже? Время измерялось здесь облаками. А старик ходил по заваленному на сколько хватало глаз трупами берегу и рука его мерно поднималась и опускалась, отвешивая неспешные и точные удары телам - по сто на одно. Хлыст был черный кожаный, рукоять деревянная. Гость не отходил от тела, даже если оно превращалось в кровавую кашу, пока не выполнит норму -сто. Хозяин пляжа, подставляя голову разозленному ветру, возненавидел это число. Оно таращилось на него огромными пустыми глазами и зло грозило пальцем. Хозяин пляжа спустился со скалы, на которой стоял, и подошел к старику.
- Я очень давно жду тебя, - сказал Экзекутор.
- Я не хотел отвлекать вас от работы... - сказал он, отшатнувшись. У старика не было белков в глазах. Не было и радужной оболочки. Глаза были абсолютно черными. Как у паука.
- Я здесь ради тебя, - сказал старик, избивая труп беззубой старухи.
Хозяин пляжа сел подальше от старика на песок - чтобы брызги не долетали.
Он не мог уйти с пляжа. Пляж не отпускал его, вцепился руками и ногами, как женщина. И когда он просыпался там - это было всего лишь очередной передышкой перед нескончаемой схваткой с пляжем. Он ли жил пляжем, или пляж жил им - какая теперь разница?
Старик на берегу закончил отвешивать удары трупу его матери и перешел к собаке его девушки. Эти были они - жители дневного мира, жертвы его памяти. Всех этих живых существ Хозяин пляжа знал когда-то (или ему казалось, что знал). Он унес умершие воспоминания о них с собой, сюда. Но вдохнуть жизнь в то, что умерло для тебя самого, невозможно. Наверное, он врал сам себе. Не воспоминания его умерли - сам он погиб. Погиб еще давным-давно, в неравной борьбе со сном о пляже. О его тюрьме с запахом осеннего моря.
Хозяин пляжа наконец понял, что нужно делать. Он медленно разделся и, ловя на кожу холодные слезы моря, лег на сырой песок. Когда-нибудь Экзекутор дойдет и до него...
Но, в сущности, какая разница?
***
Что мне с весны?
Детские сны
В памяти сдохли от голода.
А внутри пустота
Пусть весна - неспроста,
Для меня она символ холода.
Пусть подернется льдом
В этом зале пустом
Лужа моей души.
Посмотри мне в глаза,
Говоришь, что слеза?
Это свет от меня бежит.
Что ты, крыса, молчишь?
Ты ведь тоже спешишь
Покинуть идей лабиринт.
Раньше ты была враг,
Но теперь - просто так,
Последнего часа финт.
И сидим мы с тобой
Этой грязной весной
В тюрьме моего тепла.
Ты - пороки мои,
Гаснут веры огни,
И на нас наступает мгла…
Лампады горят…
- Зайди ко мне, друг,
В проем адских врат.
- Князь рассветной звезды,
Господин тишины,
Я устал от узды,
Я устал от войны.
Мне нужен покой,
Серебро облаков,
Прикоснуться рукой
К сладкой мяте лугов…
Я уже не герой,
Я еще не слабак.
И жалею порой,
Что ты больше не враг.
Прошло мое время,
Я стал слишком стар.
Сними с меня бремя,
Купи божий дар!
Бессмертную душу
Врагу отдаю…
Я жизнь свою рушу
И строю твою.
***
Над Японией дожди идут.
Каплям в такт танцуют журавли.
И меня они, наверно, ждут,
Чтобы отрешиться от земли.
В сером небе призрачный полет
Одинок и грустен бесконечно.
Драгоценней жемчуга народ,
Небосвод пронзающий беспечно.
И в тумане хмурого утра
Растворяться горные отроги.
Воют жалобно холодные ветра,
А с небес им отвечают боги.
Над Японией дожди идут,
В осень улетели журавли.
Им, чтобы избавиться от пут,
Надо отрешиться от земли.
***
Разреши мне умереть, государь!
Я ж не вынесу рабских пут...
Про меня лишь скажут: жил, мол, встарь...
А тебя в легендах воспоют.
Ты сражался, как герои баллад,
Не твоя вина, что взяли нас в плен.
Ты по праву был владыкой палат,
Этих старых белокаменных стен.
Просто было слишком много врагов,
И предателей среди верных слуг.
Не кляни, мой господин, всех богов,
Сами мы замкнули этот круг.
Разреши мне умереть, государь!
Я устал от бесконечных утрат.
Про меня лишь скажут: был, мол, встарь
У великого вождя младший брат...
***
Мой ангел пришел на рассвете
С глазами, полными муки.
И он подарил мне ветер -
Предвестник скорой разлуки.
Мы всю ночь зажигали звезды.
Ночь, длинною в тысячи лет.
А теперь, добрый ангел, поздно:
В нас горел, но погас тот свет.
Почему, мой приятель крылатый,
Ради мира вечного зла
Мы покинули рая палаты,
Где беспечная жизнь текла?
Мы когда-то верили в сказки,
В сбывающиеся мечты...
Нам достались серые краски,
Да сожженные дотла мосты.
Мы сидели, обнявшись, на камне.
Мимо нас протекали года.
Я, мой друг - умирающий ангел...
...А над нами сгорала звезда...
***
Капает время с часов,
Жаркое чрево постели...
В голове моей шум голосов
Не смолкает уже недели.
В красных глазах - песок,
Агония мыслей рваных.
Вгрызается боль в висок,
Мешает достичь "нирваны".
Шорохи злые в доме,
Кто-то вздыхает тихо...
Пока я в дремотной коме,
Ко мне подбирается лихо.
Бессонницы тяжкое бремя
В залах смеющейся тьмы.
Самое страшное время -
Начало новой зимы.
***
Это осень на фоне неба
В судороге сводит листья.
Мы летом хотели снега,
Сегодня - зима так близко.
Расчерчено серыми тучами
Небо на сектора. Все играют -
От случая к случаю.
А мне зачем эта игра?
И лужи холодные морщатся
Тени моей вослед.
Наверно, мне было обещано
Одиночество в сотню лет.
Есть те, кому терять нечего.
А есть ли мне, что терять?
На роду мне было отмечено
Играть, не умея играть.
Только в окнах цветы зеленые,
А за окнами - снега крупа.
Небо пузырится, обожженное
Солнцем. Слишком глупая игра.
***
В осеннем горьком дыму
Всем наплевать на собак.
Время терять ни к чему.
Лучше сходить бы в кабак...
А шагающим через двор
Пепла листвы горящей.
Только собачья судьба
Кажется настоящей...
Мне не раз говорили так:
"Ты как собака умрешь".
Но собаки лучше меня:
Они презирают ложь.
Я начинаю теряться...
Я прохожу мимо бед.
Скоро начну со смехом
Лепетать нынче модный бред.
Наверно, лучше не надо
Пытаться учить меня жить.
Вместе с мертвой собакой
Буду на солнце выть...
***
Давайте учиться танцам!
В движении нежном рук
Давайте прочесть пытаться
О горьком вине разлук,
О встречах в уютных чайных,
О подвигах столь отчаянных,
Что рвали порочный круг.
Давайте учится танцам!
В один из лиловых дней
Белый цветок померанца
Запахнет еще сильней...
На озере в белой пене,
Одеваясь в свет или тени,
У самых земных корней
Давайте учиться танцам!
На толще мраморных плит,
На тонких пластинах сланца
Давайте учиться танцам!
В запахе сладком корицы
Давайте стараться забыться,
Танцуя еще веселей.
Глубокий голос певицы
Делает жизнь светлей.
На карнавале беспечном
Счастье кажется вечным.
Как воды сонной реки
Руки мои легки.
Давайте от бед спасаться!
Давайте учиться танцам!
***
Мне ветер в лицо снежинки бросал
Горстями - дождь маленьких стрел.
Вольному - воля, смерти - кинжал,
Проповеднику - райский удел.
Я шел до войны, я шел от весны,
От полей, от беспечности рек.
Отцовский наказ,
Сказанный раз,
Остался в душе навек.
«Иди воевать за светлую рать,
Пусть меч направляет Господь.
Пришла пора, сын,
Вставать, как один,
Злого врага побороть»…
Я шел через день, я шел через ночь
Не зная покоя и сна.
Месяц и год,
За восходом восход,
За солнцем - больная луна.
Голод и грязь, дорожная вязь,
Разбойники, волчий след…
За веру и свет
Сражаться обет
Давали по юности лет.
Я войны не нашел, хоть лесами прошел,
Хоть полями - до края земли,
Где не зная оков
Обетных слов
Подняли паруса корабли.
Я вернулся домой, я вернулся живой,
Тебе бы пройти с мое…
А в сердце - печаль,
Обнявшая даль,
И спутники - воронье.
Я жил, как в плену: за идею одну,
За данный когда-то обет.
Я вернулся назад,
Да сказывал сват,
Что в живых никого больше нет…
Дай, хозяйка, вина. Моя дума страшна.
Я в чарке вина тону.
Пройдя столько лет
В надежде на свет
Я домой опоздал на войну.
***
Посмотри, как пылает закат!
Я боюсь наступающей ночи.
Смотрит ветер в безумные очи,
Был я весь, да остался плат.
Моя тень - уже не моя,
Я богами своими оставлен.
Неразумен - как обезглавлен,
А в душе притаилась змея.
В самой чаще густых лесов
Мне колдунья сплетала сети.
Ах, оставят ли чары эти?
Этот шепот чужих голосов?
Поворот, поворот, поворот…
Тень проклятья мою сжирает.
Бесконечность бытья забавляет:
Нет ни адских, ни райских ворот.
Колдунья, зачем тебе я?
Измучен, бессилен, слаб…
Тьма, холод, жар уголья…
Да, я здесь. Я твой новый раб.
***
Я хочу раствориться в тумане,
Стать одной из воинства теней.
Свет звезды в дырявом кармане,
Сырой запах лесных корений...
Тропка узкая вьется и вьется,
И не видно конца и края...
Мое сердце все еще бьется,
Но, наверно, уже умирает.
Каждый шаг приближает к бездне.
Это мой, добровольный полет.
С каждым шагом сердце болезненно
О хрупкие ребра бьет.
Или это не сердце мечется,
А душа собралась уйти?
Все равно. Мы с Ничто повенчаны,
И это - конец пути.
***
Как-то уж слишком молитвенно
Ветер сегодня плачется.
Будто бы в ямах да рытвинах
Зло бессмертное прячется...
Выйди-ка, друг, за околицу!
Темень так страшно сгущается.
Ветер все яростней молится -
Будто бы с кем прощается.
Огарок свечи под иконою...
Пламя умерло, не разжигается.
Молнией ярко-зеленою
Свод небес озаряется.
Запирай-ка ты двери дубовые
Да крестом осени их благостным.
Нынче ночью люди бескровые
В положении будут тягостном.
Ты послушай меня, несчастную:
Есть пещера, от глаз упрятана.
Там, в годину злую, ненастную,
Дьяволица за дьявола сватана.
И свивали паучие коконы
Эти твари людям на смертушку
Из слюны своей да из локонов,
Чтобы вырастить себе детушку.
Посмотри, посмотри на задворки!
Кто там ходит да озирается?
Я боюсь - закрывай затворки -
Что отродье-то их вылупляется.
Гласила легенда древня,
Что нас не спасет богатырь.
Не может выжить деревня,
Коли рядом живет нетопырь.
***
Далеко, за Гранитной равниной,
За завесой Печальных Теней,
Бродит призрак с душой лебединой
В окруженьи крылатых коней.
Этот край в баррикадах тумана,
Там в колодцах не вычерпать звезд,
Серебристых Сосен поляна,
Бесконечных Скитаний мост...
За горами Полночного Бала,
На песке у Реки Времен,
Вальс с тенями Та танцевала,
Чей разум луною пронзен.
По тропинкам, по картам древним,
С нерабочим компа'сом в руках,
Мы шли - от деревни к деревне,
Мы искали пути в веках.
Мы были в Хрустальной башне,
С драконом беседы вели...
Мы искали себя во вчерашнем,
Но, смеясь, упустили вдали.
Потеряться во снах несложно,
Да найдется ль обратно дверь...
Найти меня невозможно.
Где я теперь?
***
Я прошу вас, говорите правду.
Говорите правду мне в лицо.
Мне так хочется быть храброй
Перед болью и свинцом.
Мне лелеять свои дремы
Больше не с руки.
Я с разбегу лучше в омут,
В омут - от тоски.
Принимай отказ от роли!
Надо верить в Свет.
Только будет меньше боли
Если веры нет.
Не воскреснут идеалы,
Коль предашь их раз.
Говоришь, поднять бокалы?
Этот тост за нас.
Мы плутали, мы искали,
Мы нашли ответ.
Ведь страдали, но мечтали,
Давшие обет.
Я поверила, я знаю:
Мы идем вперед.
Человеческую стаю
Только сталь спасет.
***
Шут королевский у трона.
Солнце нещадно палило,
Светом свои слепило,
Ярко блестела корона.
«Знаешь, к чему приводят
Излишне смелые речи?
Ты говорил о свободе?
Таких только смерть излечит…»
Глядят витражи устало,
Эхом звучат слова.
У власти язык - как жало,
Но как самшит - голова.
Ядом слова сочились,
Пеной сбивались у рта.
Их Королевская Милость
Казнить велела шута.
С рассветом на площади города
Стал собираться народ.
Хоть небо тучами вспорото,
Казни он жадно ждет.
Надоело, о, как надоело
Знать, что простой народ,
За который жил и горел он,
На казнь, как на праздник, идет.
***
Ах, как это было славно!
Славно и смешно.
Отворились ставни плавно,
Демон влез окно.
Мы сидели и молчали,
А луна пьяна
Налила: ему - печали,
А себе - вина.
Черных крыльев покрывало,
Черных глаз опал.
Я от времени отстала,
Кончился запал.
Горький сумрак, словно кофе,
В чашке на столе.
Свет луны - узор на штофе,
Голова - в петле.
Демон подошел устало,
Убирает стул.
Время осени настало,
Он меня задул...
***
Мы по насту бежали,
Уходя от погони,
И краями-ножами
Кони резали ноги.
На алмазном снегу
Ярко-алые маки
И, рыча на бегу,
Шли по следу собаки.
Запах дыма и боли,
Черных елей стена.
До свободы и воли
Лишь дорога одна.
Плети ветра, закат -
Золотые лучи.
За спиной - каземат,
За спиной - палачи.
Так вперед и вперед,
В красный солнца овал.
И закончится лед,
Не наступит финал.
Только боги сейчас
Мановеньем ладоней
Заморозили нас
Вместе с нашей погоней.
В бесконечности льда
Не меняется снег.
Никогда, никогда
Не закончится бег.
***
Мой избранник лежит на дне.
Он столетья назад утоп.
Увидев его во сне
Я купила нам ложе - гроб.
Как покойно мне будет с ним
В зеленых водах болот!
Пройдет много весен и зим,
Но наша любовь не пройдет.
Он, погибший с оружьем в руках,
С поеденным рыбой лицом,
Внушающий дикий страх,
Станет самым счастливым отцом.
Этой ночью к нему уйду.
Он выйдет меня встречать...
В зацветшем, гнилом пруду
Будет нас черт венчать.
Я буду людей щекотать,
Урожай собирая душ...
А со мной будет дни коротать
Мой любимый покойный муж.
***
Небо, белое небо
С ниточкой цапель.
Воздух ласкают руки
Теплых капель.
Туман, бессоный туман
Седой,бородатый...
Карман, дырявый карман,
На штанах заплаты.
Давно, очень давно
Он ушел из дома.
Окно, в бездну окно
В раскатах грома.
Дожди, только дожди,
Запах земли и озона.
Ты меня из ада не жди.
Нет смысла и нет резона.
***
Воскурю фимиамы лету,
Поклонюсь благодарно ветру.
Не канем сегодня в Лету -
Так завтра пойдем по свету.
Мне больно прощаться с вами,
Но я улыбаюсь на солнце.
Мы были когда-то друзьями.
Нам где-нибудь это зачтется.
Прощальные ваши слезы -
Устоявшейся моды навет.
На счастье - ветка мимозы,
Маленьких солнц букет.
На перроне пахнет грибами,
И скамейки свежеокрашенны...
Разрешите простится с вами,
Я покину ваше Вчерашнее.
В укрылись в мирке без света,
Моя суетность вам смешна.
Меня зовут ветер и лето,
А к вам лишь идет весна.
Ну же, полноте! Расставание -
Навсегда открытый вопрос.
Мой ветер поет на прощание
И тревожно свистит паровоз...
***
Не знаю, как вас, а меня
Лентой шелковой душит усталость.
Меня держит такая малость:
Неразгаданность света дня.
Ваши губы смешно дрожали,
Повторяя: "Держись, держись!"
Легкой брошью приколота жизнь
К пуху теплому козьей шали.
Мы пекли на кухне пирог
И обсыпались звездной мукою.
Нас удили из рек покоя
Рыболовной сетью дорог.
Мы в бегах от самих себя,
И в густеющем масле вечера
Нам давно уже делать нечего:
Чаепитим, платки теребя.
Я сейчас навсегда уйду,
Рассыплюсь фонарным светом.
А последним моим приветом
Считайте вон ту звезду...
***
Мой любимый месяц октябрь.
Мой любимый цветок засушен.
Желтолистно смеется Осень
На клочке сумасшедшей суши.
Да, мельчают нынче игрушки -
Был бумажный, теперь пакетный,
Но все тот же спутнрик у ветра:
Змей с пометкой "Из детства. Секретно".
И смеется, на небо глядя,
Капитан воздушного судна.
Только осень исходит ветрами.
Одиноко. Нелепо. И нудно.
***
Я люблю серебро твоих глаз.
Идет снег, и снежинки-слезы
В стылом воздухе умерших фраз...
Как же сладки, должно, твои грезы.
Мы шли с тобой через льды.
Помнишь, как загоралось небо
От искры одной лишь звезды?
И луна, как краюха хлеба...
Я опять о еде, о еде...
Понимаешь ведь, сколько не ели.
Целый месяц на талой воде.
Целый месяц в обьятьях метели.
Ты помнишь, горел самолет...
Мы бежали и падали в режущий снег.
Я каждую ночь буду видеть во сне
Как огонь жадно плавит лед.
"Целы. Бог все же есть - в затяжку курил -
Самолет ведь упал с небольшой высоты".
"Нам не нужно бояться - я говорил -
Ты - немножечко я, я - немножечко ты".
Нас искали, конечно же, но не нашли.
Мы брели, но людей будто нет.
Только льдины стояли, как патрули,
Только холодно резал свет.
Я однажды проснулся, а ты все спала.
Я звал, но сильней - морозы.
Снегом волосы вьюга твои убрала...
Как же сладки, должно, твои грезы.
***
- Скажи мне пожалуйста почему ты ненавидишь лунный свет?
В тот вечер в огромном замке Серого Камня горело слишком мало свечей, и все коридоры были окутаны не пропускающей звуки темнотой. Мы были одни с Господином Замка в каминном зале. Свет от факелов играл на наших лицах, печально светились скорой смертью его глаза. Как не узнать таких глаз? Вокруг них обычно черные полукружья, словно сытый и отъевший брюшко месяц. А сами глаза обычно темные, да на дне вспыхивают огоньки.
- Ты никогда не слышал об Иллюзорных Городах? - спросил он и, по обыкновению, сам ответил: - Конечно, не слышал... Ты только гость в этом мире, хоть и долгожданный гость. Слушай.
Я обожал такие вечера. Даже огонь застывал от любопытства на белых обожженных камнях камина, когда Господин Замка рассказывал. Пахло пылью, этот запах навеки въелся в стены серого камня и слился с ними. Окна были плотно зашторены - на небо выползла крутобокая луна.
- Знаешь, сейчас я начну говорить, как древний старик... - Господин Замка улыбнулся. В то время ему было около тридцати пяти, - Все это было так давно, что и вспоминать не хочется, чего зря раскручивать катушку памяти? Но раз уж ты просишь... Все равно ведь не отстанешь, - последовал долгий комический вздох. Только потом я понял, что Господин Замка никогда не смеялся по-настоящему. Смех ему отбили, как отбивают почки в пьяной драке. Он просто улыбался ради других. Ему-то самому было все равно, для него все было равнозначным.
-Итак, ты помнишь, какие зимы царят в этой части континента? Я был тогда еще ребенком, и о войне никто не говорил даже тревожным шепотом. Тогда под окнами замка Серого Камня росли сливы, и весной все-все пахло их нежным белым ароматом. А зимой на них лежали шапки снега - как будто колпаки. В ту зиму, о которой я хочу рассказать тебе, погода удивляла нас страшно. Снега совсем не было до весь декабрь и еще пол-января. Ветер путался в голых деревьях у выл безумно и безудержно. У-у-у-у-у! - Господин Замка смешно надул щеки, - Четырнадцатого декабря - как сейчас помню! - на небе поселились тяжелые серые тучи и давили своей тяжестью на наши многострадальные головы, - снова мимолетная улыбка. Да, тогда он держался молодцом... Мне говорили друзья, что он шутил без смеха и в последние минуты перед казнью, в день своего сорокалетия.
- И в этот день все надеялись увидеть снег, но его так и не было... К вечеру погода испортилась настолько, насколько это возможно бесснежной зимою: ветер пронизывал до костей, кому-то невидимому аплодировали хлопающие по всему дому ставни. Легли спать рано, в восьмом часу. Простыни были холодными, и обвились вокруг тела, словно руки Мертвой Невесты... - я побоялся спрашивать, кто это. Я бы не удивился, если бы узнал, к примеру, что Господин Замка связывал себя узами брака с восставшей мертвой - просто потому, что пожалел несчастную девушку. Хотя, надеюсь, до такого дело все-таки не доходило... Господин Замка продолжил:
- Проворочавшись с полчаса я уснул. Знаешь, двенадцатилетнему сорванцу для того, чтобы уснуть, достаточно будет и камня под головой... Проснулся я от яркого лунного света, заполнявшего мою комнату. Я подошел к окну, чтобы задернуть занавеси, и выпучил глаза от удивления. Под окнами замка был лагерь странствующих циркачей! Они привезли телеги, на которых стояли клетки с животными, балаган и многое другое, что обычно привозит бродячий цирк. Что может быть увлекательнее для мальчишки, чем рассмотреть все это лубочное великолепие поближе? Я прокрался по коридорам и в одной ночной сорочке выбежал на улицу, в ветер... - Господин Замка стал вдруг на секунду самим собой: глаза его ничего не выражали, уголки губ опустились вниз. Он был самым добрым человеком из всех, кого я знал за все годы войны. Я очень любил его, но ему было уже все равно. Он умер вместе со своей жестоко замученной семьей в самом начале борьбы. Его не было со мной в тот вечер у камина, его вобще не было. Со стен на меня смотрел портреты его семьи и его друзей. Мне стало так холодно, как будто это я выбежал на мороз той декабрьской ночью. Голос Господина Замка был тих и сер, как стены его цитадели. Он сказал:
- В лагере бродячих актеров никого не было, как мне показалось вначале. Я шел между повозками. И вдруг услышал шум впереди. Почувствовав себя великим воином древности, я стал красться вперед. А впереди... Впереди двое годовалых младенцев отнимали друг у друга полуобглоданный труп кошки и вгрызались в него зубами. Я подавил крик и бросился бежать, не разбираю пути. Заглянул в один балаган - там мужчина в блестящих сапогах кормил детскими головами паука с лицом старухи. Я закричал тонко- пронзительно и побежал еще быстрей. Никогда нельзя поддаваться панике, мой юный друг: ноги вынесли малолетнего глупца в центр лагеря. То, что я там увидел, останется в моей душе, будет питаться моими страхами и расти, пока я не наложу на себя руки в одну из лунных ночей. Посреди лагеря была площадь, ее окружали повозки, поставленные кругом. На земле лежала такая красивая женщина, какую только может выродить Тьма. Над ней склонился мужчина, ветер развевал его волосы за спиной. Я смотрел, как завороженный, как он вскрывает ей брюшину, достает от туда еще живые органы - по одному - и раскладывает причудливым, замысловатым узором. Я закрыл глаза, но лунный свет выворачивая веки наизнанку, и я видел все, даже плотно зажмурившись. Двигаться я не мог, липкие, пропитанные холодным потом веревки страха скрутили меня по рукам и ногам. Я только смотрел и смотрел, как перламутрово блестят внутренности в лунном свете, как жемчужно скалит зубы женщина...
Господин Замка вскочил и, пройдясь взад-вперед перед камином, положил мне руку на плечо. Я весь дрожал.
- Прости меня, пожалуйста, прости... - сказал тогда он.
- За что?
- За мое бахвальство. Я не мог и не должен был рассказывать тебе об Иллюзорном Городе. Понимаешь, я думал, что победил себя. Но мой страх, как раковая опухоль, разъедает меня. Я перестал контролировать себя на половине рассказа и черт знает, в какие дебри мог нас завести... - он смущенно улыбнулся, в глазах его, как в воде, покачивались огоньки. Мне было так жалко этого человека, что хотелось укусить край подушки, чтобы не расплакаться.
- Не волнуйся, все закончилось хорошо, как видишь. Родители нашли наутро свое чадушко во дворе в глубоком обмороке. Я не могу рассказать тебе, почему меня не взял к себе Иллюзорный Город. Это отдельная история, и вряд ли я еще готов... Но когда-нибудь я обязательно расскажу тебе обо всем на свете! Ты мне веришь?
Я верил этому человеку. Через пять лет он принял смерть, но не выдал меня карательным отрядам. Я очень люблю его до сих пор. Хотя знаю, что тогда ему не был интересен ни я, ни то, что вокруг. Ему просто было все равно. Однако, закрой окно. Темнеет, и скоро на небо выползет эта проклятая луна.
***
Серый-серый пляж. И небо тоже - серое, и море. Если прищуриться, то все сольется, и тебя окружит серый цвет. А вокруг - руины. Когда-то здесь был оживленный торговый город, и людская суета поливала грязью очищенное сознание. И бродил он по этому пляжу, вдыхая запах гниющих водорослей и запах этот тоже был серым. И весь он стал серый и прозрачный, словно целлофановый кулек, прибитый к берегу шальной волной. Внутри него серость плескалась, и в ней тонули его чувства и мысли - они совсем не умели плавать. Он посмотрел себе под ноги, но так и не понял - то ли он шел по земле, то ли по воде, то ли по небу. Он поднял руку к глазам - но тут же с ужасом одернул: сквозь нее было все видно. Слишком расплывчато, конечно, но видно. Когда он был ребенком (если это были его воспоминания, конечно), он хотел жить в аквариуме. А теперь он сам стал аквариумом, и с удивлением заметил, что кто-то живет внутри него. Он сел на камень и уставился внутрь себя. Он увидел серый-серый пляж. И небо тоже - серое, и море. Если прищуриться, то все сольется, и тебя окружит серый цвет. А вокруг - руины. По развалинам ("...По бывшей городской площади..." - подумал он) ходил человек... От созерцания его отвлекло странное ощущение: ему становилось все легче и легче, и весь он наполнился медвяной теплынью. Серость из него куда-то утекала, и он весело засмеялся, глядя на зеленое море травы вокруг себя. А в это время человек, который был внутри него, стал заполняться серостью и уселся на камень... Но этого он уже не видел. Его вниманием завладело зеленое-зеленое море.
Сегодня на его пляже начался дождь. Он стоял на скале и смотрел в размытую даль. Волны облизывали берег, обсасывали песок. По узенькой тропинки между скал он спустился к воде и сел на почерневшую от времени корягу. Ботинки оставляли на мокрой земле глубокие остроносые следы. Он уставился на след правого. Дождинки падали на края отпечатка и сухие еще песчинки разлетались в разные стороны от ее удара. Он сидел и смотрел на небо, и на лице его чертили борозды холодные капли. Он лег на песок и лежал, пока вода не начала скапливаться в его следах. Теперь капли падали в зеркальную коричневую поверхность и лужицы в каблуках вспучивались от ее ударов. Обязательно был бы слышнен глухой звон разбивающейся о воду капли, если бы он не тонул в шуме моря. Сегодня водоросли пахли как никогда сильно, и запах йода окружил его, не давая согрется. Очень холодно пахнет йод. Капли дождя затекали ему за шиворот, и он встал. Серое небо рисовало облаками дворцы и диковинных чудовищ, но он достаточно наспотрелся на эти чудеса. Он пошел по кромке берега вдоль скал. Море стремилось поймать его ноги своей ненасытной пастью, и он дразнил его: наступал на мокрый песок при отливе волны и убирал ногу при приливе. Море злилось и обгадывала следы, хранившие еще его запах. А потом, когда небо выстроило огромный крест из двух грозовых облаков, он увидел в расщелине между скал женщину. Она сидела, прислоновшись спиной к камню, и улыбалась. Он подошел к ней близко-близко и услышал запах ее мокрых волос: они пахли солью и шерстью. Он положил обе руки ей на плечи, но так и не почувствовал ее дыхания. Он легонько подтолкнул ее - она подвинулась немного и легла на песок. Он наклонился над ней и погладил ее волосы. Под его пальцами она превратилась в огромный ком зеленых гниющих водорослей. Он брезгливо пнул его и сел на камень, на котором раньше сидела она. В ложбинку, где раньше было ее тело, с силой били капли - дождь усилился. И если бы не шум моря, можно было бы услышать, как он плачет.
Сегодня он снова был на сером пляже. И ветер трепал его вылосы, и одиноко плакал. Но сегодня что-тог было не так, как всегда. Сегодня в его серый мирок вторгся чужой. Запах смерти щекотал ноздри, лип к коже. На берегу лежали трупы - птиц, животных и людей. Страшные, обезображенные, болотно-гнилостно пахнущие куски плоти. А между ними величаво ходил старик в шароварах и рваном плаще. В его бороде ветер путался и от того плакал тише - сил не хватало на то, чтобы и вырываться, и голосить. Волосы старика были все в песке. Старик не обращал внимания на сырую, мокрую погоду - приживалку этого места. У него было Дело, и не было времени отвлекаться. Хотя можно ли говорить о времени на сером пляже? Время измерялось здесь облаками. А старик ходил по заваленному на сколько хватало глаз трупами берегу и рука его мерно поднималась и опускалась, отвешивая неспешные и точные удары телам - по сто на одно. Хлыст был черный кожаный, рукоять деревянная. Гость не отходил от тела, даже если оно превращалось в кровавую кашу, пока не выполнит норму -сто. Хозяин пляжа, подставляя голову разозленному ветру, возненавидел это число. Оно таращилось на него огромными пустыми глазами и зло грозило пальцем. Хозяин пляжа спустился со скалы, на которой стоял, и подошел к старику.
- Я очень давно жду тебя, - сказал Экзекутор.
- Я не хотел отвлекать вас от работы... - сказал он, отшатнувшись. У старика не было белков в глазах. Не было и радужной оболочки. Глаза были абсолютно черными. Как у паука.
- Я здесь ради тебя, - сказал старик, избивая труп беззубой старухи.
Хозяин пляжа сел подальше от старика на песок - чтобы брызги не долетали.
Он не мог уйти с пляжа. Пляж не отпускал его, вцепился руками и ногами, как женщина. И когда он просыпался там - это было всего лишь очередной передышкой перед нескончаемой схваткой с пляжем. Он ли жил пляжем, или пляж жил им - какая теперь разница?
Старик на берегу закончил отвешивать удары трупу его матери и перешел к собаке его девушки. Эти были они - жители дневного мира, жертвы его памяти. Всех этих живых существ Хозяин пляжа знал когда-то (или ему казалось, что знал). Он унес умершие воспоминания о них с собой, сюда. Но вдохнуть жизнь в то, что умерло для тебя самого, невозможно. Наверное, он врал сам себе. Не воспоминания его умерли - сам он погиб. Погиб еще давным-давно, в неравной борьбе со сном о пляже. О его тюрьме с запахом осеннего моря.
Хозяин пляжа наконец понял, что нужно делать. Он медленно разделся и, ловя на кожу холодные слезы моря, лег на сырой песок. Когда-нибудь Экзекутор дойдет и до него...
Но, в сущности, какая разница?
***
Что мне с весны?
Детские сны
В памяти сдохли от голода.
А внутри пустота
Пусть весна - неспроста,
Для меня она символ холода.
Пусть подернется льдом
В этом зале пустом
Лужа моей души.
Посмотри мне в глаза,
Говоришь, что слеза?
Это свет от меня бежит.
Что ты, крыса, молчишь?
Ты ведь тоже спешишь
Покинуть идей лабиринт.
Раньше ты была враг,
Но теперь - просто так,
Последнего часа финт.
И сидим мы с тобой
Этой грязной весной
В тюрьме моего тепла.
Ты - пороки мои,
Гаснут веры огни,
И на нас наступает мгла…