Когда меня отпустит ч.II

Sep 27, 2012 22:10


Начало
- А я сразу понял: полосатые, значит, матросы! - крикнул он, стараясь перекрыть шум мотора. - Вы на митинг тоже?

- В Москву, - сказала Дженни.

Водитель удовлетворенно кивнул.



- А что у вас за пассажиры? - спросила Дженни, настороженно покосившись на таджиков в оранжевых безрукавках.

- Это нелегалы! Асфальтщики! - охотно сообщил водитель, прижав ладонь ко рту - то ли для секретности, то ли чтобы перекричать шум: - Звонок помощника губернатора: всех оранжевых срочно на митинг. Собрались, поехали.

- А палки им зачем? - продолжала Дженни.

- Российский флаг нести дадут! - объяснил водитель.

- А для чего у вас на торпеде кочан капусты лежит? - не унималась Дженни.

Я перевел взгляд и остолбенел - действительно, прямо перед водителем, заслоняя обзор, лежал громадный кочан.

- Подарили! - с гордостью улыбнулся водитель, нежно похлопал кочан ладонью и пояснил со значением: - Женщина подарила.

Я ткнул Дженни в бок локтем и прошептал:

- Прошу тебя, не спрашивай больше ничего! Я не знаю, что мне делать с этой безумной информацией, у меня скоро башка от нее взорвется!

Но водителя было не остановить.

- У меня брат, - почему-то сообщил он не к месту, но гордо, - капусту возил на «Газели». Шесть раз в аварию влетал и переворачивался. В итоге без руки остался. А капуста в кузове цела. Вот вы, студенты, объясните, как такое бывает?

Я глубоко вздохнул, надув щеки. Водитель явно ждал ответа.

- Всякое бывает, - сказал я. - Вот у вас бывает состояние, когда все люди вокруг кажутся сумасшедшими? И вы слышите речь, но не понимаете смысла?

Дженни больно пихнула меня локтем.

- Смысл - он всегда есть, - философски заметил водитель. - Просто его увидеть надо. Смысл я вам объясню: с тех пор я перед собой всегда кочан вожу. Считай, мой талисман. Если он цел будет, то и со мной ничего не случится. - Водитель снова нежно посмотрел на кочан и доверительно пояснил: - Обычно у меня маленький. А этот - знакомая женщина подарила.

- А пристегиваться не пробовали? - не выдержала Дженни.

- Пробовал, - кивнул водитель, - и иконку Николая пробовал. Но кочан лучше.

- Пристегивайтесь, пожалуйста? - попросила Дженни. И повторила, нежно вытягивая слова: - Пожа-а-алуйста.

Водитель внимательно на нее посмотрел, а затем пожал плечами и покрутил пальцем у виска.

Вдоль шоссе проносились рекламные щиты. Я старался в них не вчитываться, но это не удавалось: глаза сами цеплялись и прочитывали каждый лозунг. Большинство из них оказывались просто абсурдным набором слов, было совсем непонятно, что там рекламируется. С одного плаката скалился неопрятного вида мужик, а надпись спрашивала «НЕ ХОЧЕШЬ ТАКОГО СОСЕДА?» На другом, совсем черном, виднелось жутковатое и лаконичное «ЖДЕТ РЫБА». Попадались плакаты довольно понятные - «ВЫХОД ВСЕГДА - СЕТЬ!» или просто «ЗАКУПИСЬ!», но неясным оставалось, к чему они призывают и что имелось в виду, потому что никакой другой информации там не было. Иногда слова на плакате отсутствовали вовсе - только фотография дома и длиннющее число, которое для цены выглядело слишком длинным и разнородным, а до телефонного номера не дотягивало по числу знаков. А иногда вместо слов появлялась откровенная тарабарщина - вроде того щита, где разноцветно сияли набросанные в полном беспорядке буквенные конструкции: «ВЫ - КАЧЕСТ - НАД - ГОДНО - ВЕННО - ЁЖНО». Если и попадались вполне разумные с виду заявления, то их смысл, если вдуматься, стремительно ускользал.

- Смотри, - обратился я к Дженни, - Вот что это имелось в виду: «СВАДЕБНЫЕ ПЛАТЬЯ - СУПЕРСКИДКИ. РАСПРОДАЖА ВЕСЕННЕЙ КОЛЛЕКЦИИ»?

Дженни пожала плечами:

- Поторопиться с женитьбой, пока есть дешевое платье.

- Нет, а что вообще такое «весенняя коллекция свадебных платьев»? Кто их коллекционирует? Почему весенняя?

Дженни поморщилась.

- Вопросы не по адресу, я тут сама обалдеваю, - ответила она, - Ты вот лучше на это посмотри...

Я глянул, куда она указывала пальчиком, и увидел абсолютно черный щит с алыми строчками внизу: «ОПЯТЬ ПРОБЛЕМА С НАРКОТИКАМИ? ТЕПЕРЬ ДОСТАТОЧНО ПРОСТО ПОЗВОНИТЬ...» - и номер телефона.

- Предлагаешь позвонить? - усмехнулся я. - Вот только как понять, там лечат или продают?

- Или принимают доносы, - заметила Дженни.

Звучало логично.

- А вот смотри, - я показал ей магазин на обочине: - «Таможенный конфискат». Прикинь, сколько надо каждый день конфисковывать у пассажиров разной всячины, чтобы целые магазины открывать? - Я задумался. - Хотя если не у пассажиров, а у бизнесменов, и целыми вагонами... Все равно непонятно, откуда столько. Бизнесмены же не идиоты, постоянно на одни грабли наступать и нарушать закон, теряя свои вагоны.

Дженни пожала плечами.

- Это не конфискованное, а ворованное, все знают. Таможня просто ворует, а здесь продает.

- Абсурд, - сказал я. - И эта система так давно и открыто работает?

Неожиданно вмешался водитель.

- Да никакой это не конфискат! - сообщил он. - Врут они все! Я знаю эти магазины, они все на одном китайском складе в Клину закупаются. Просто название такое, чтоб народ шел.

Я опешил.

- Совсем бред получается! Выходит, магазин продает не ворованное, но специально обманывает, будто оно ворованное, потому, что ворованное люди покупают охотнее?!

- Пусть это будет сегодня нашей самой большой проблемой, - миролюбиво заключила Дженни.

Автобус свернул на лепесток и выехал на МКАД. Здесь оказалось на удивление свободно - МКАД был почти пуст. Водитель вдруг обернулся к нам почти всем корпусом и широко улыбнулся - мы с ужасом увидели, что все зубы в его рту стальные.

- Вот за что я люблю МКАД, - начал водитель, с азартом, - это за неожиданности! Никогда не знаешь...

- На дорогу смотри!!! - заорали мы с Дженни одновременно, вскидывая руки.

Водитель начал яростно тормозить, но было поздно - задница черного джипа продолжала лететь нам навстречу с бешеной скоростью.

Я схватил Дженни обеими руками и бросился на пол автобуса, стараясь прикрыть своим телом. Раздался оглушительный удар и звон, мир подпрыгнул, и обрушился на нас горой таджиков с черенками от лопат.

Таджики гортанно кричали, причем, казалось все сразу. Автобус стоял неподвижно, и мы рванулись наружу - кто-то из таджиков даже помог встать мне и Дженни.

Удивительно, но вроде никто не пострадал, даже водитель - он, матерясь, вылезал из кабины. У автобуса не было лобового стекла, а весь перед оказался смят. Досталось и джипу - здоровенная черная коробка превратилась сзади в гармошку. Из-за руля джипа вылезла лохматая дама в странном платье с вуалью и огромным пушистым воротником. Она принялась осматривать свой джип, ни на кого не обращая внимания.

- Эй! - заорал водитель. - Ты совсем долбанутая?! Зачем ты задом гонишь по МКАДу?!

Дама презрительно подняла на него взгляд, словно только что заметив.

- А твое какое дело? - визгливо ответила она, уперев руки в бока. - Хочу и гоню!

Водитель от возмущения открыл рот и снова закрыл.

- Ты больная что ли?! - снова заорал он. - Проехала поворот - езжай до следующего! Или аварийку включи и пяться медленно. Но кто ж задом так носится?!

- Это ты мне, сука, сказал? - прошипела дама, а затем вдруг бросилась, цокая каблуками, на середину проезжей части и истошно замахала руками: - Люди! Остановитесь все! Слышите? Я - Божена!!! Смотрите, что я сделаю, смотрите!

Она кинулась обратно, выхватила у одного из таджиков черенок, метнулась к автобусу и стала с истерическим визгом крушить стекло в двери кабины. От первого же удара на стекле появилась витиеватая трещина, но дальше оно на удивление крепко держалось, сколько дама ни старалась.

- Кто это? - спросила Дженни испуганным шепотом.

- Понятия не имею, - прошептал я. - Адская галлюцинация. Надо бежать отсюда, нас плющит просто ужасно!

- А куда бежать-то? - Дженни испуганно оглянулась. - У нас ни денег, ни документов, ни метро поблизости...

Машины невозмутимо катились по МКАДу, объезжая место аварии. За жестяным отбойником дороги начиналась странная местность: по бесконечному пустырю в зарослях прошлогоднего сухостоя валялись бетонные шпалы. Они были огромные - на грузовике такую не привезешь - и валялись в абсолютном беспорядке, словно кто-то рассыпал с неба гигантский коробок спичек. Далеко за полем торчали жилые высотки. Чуть по ходу у обочины вяло дымилась большая металлическая куча из обгорелых сетчатых ящиков. Приглядевшись, я понял, что это тележки из супермаркета, сваленные в груду. Кто их сюда привез в таком количестве, как ему удалось их поджечь и зачем - об этом я думать и не пытался. Бежать действительно было некуда.

В этот момент рядом притормозил второй автобус - точно такой же, только на лобовом стекле стояла табличка «ЗАКАЗНИК-1». Видимо он ехал за нами, потому что внутри сидели такие же оранжевые жилетки. Им, похоже, уже сообщили об аварии, потому что дверь призывно раскрылась и человек, высунувшийся оттуда, гортанно позвал всех внутрь. Таджики послушно набились в автобус, и мы тоже втиснулись последними.

Давка была такая, что нас прижало друг к другу, и мне пришлось обнять Дженни за талию - на ощупь через байковую пижаму она оказалась удивительно теплой и мягкой. Это было сейчас самое спокойное место посреди свихнувшегося мира. Похоже, Дженни тоже так думала.

- Куда мы теперь? - спросила она. - Мне как-то в общагу сейчас совсем не хочется.

- Поехали ко мне! - предложил я. - Поесть чего-нибудь приготовим...

- Поехали, - охотно согласилась Дженни.

В итоге автобус заехал на стоянку, забитую автобусами и людьми, и долго стоял с закрытыми дверями и выключенным двигателем. Наконец пришли какие-то парни с рулоном широкой ленты цвета российского флага. Всех выпустили из автобуса. Парни, вооружившись бритвенным лезвием, принялись прямо на асфальте резать ленту на флаги и раздавать таджикам. А таджики стали кусочками скотча привязывать полотнища к черенкам от лопат.

- Экономней отрезай, не хватит, - ругался один из парней.

- Да и так квадраты, - огрызался его напарник.

Дженни как зачарованная наблюдала за этой картиной.

- Ты видишь то же самое, что и я? - спросила она, тревожно сжав мою ладонь.

- Не знаю. - Я пожал плечами. - А что видишь ты?

- Это флаг Франции. У России в центре синяя.

- Пойдем отсюда скорее, - решительно сказал я.

Но уйти оказалось непросто. Все вокруг было обставлено металлическими заграждениями, за которыми стояли молодые скучающие полицейские. Толпа медленно вваливалась в проход, становясь все плотнее и плотнее, но куда все движутся, было неясно. Иногда толпа останавливалась, затем начинала двигаться снова. Прямо передо мной маячила оранжевая жилетка, от которой пронзительно пахло асфальтом. Я крепко взял Дженни за руку, чтоб не потеряться, и предложил выбираться из потока вправо.

Как только справа появлялось место сделать шаг, мы смещались туда, и вскоре оранжевые жилетки сменились на вполне гражданские куртки, рубашки и вязаные безрукавки. Пару раз я подпрыгнул, чтобы посмотреть, что происходит, но видел лишь море голов, над которыми мелькали воздушные шарики, транспаранты, обращенные к нам белой стороной, и флаги самых разных цветов - желтые, зеленые, оранжевые. Совсем недалеко от нас над головами хлопало даже старинное полковое знамя, напоминающее штору: выцветший от времени золотой серп и молот на темно-кровавом бархате, с золотой бахромой и кистями.

Толпа все это время гудела, но невнятно. Вдруг какой-то мужик за нашими спинами ожил и принялся выкрикивать речевку хрипло и возмущенно:

- Кто!!! Блять!!! Если не Путин!!! - скандировал он. - Кто!!! Блять!!! Если не Путин!!! Я спрашиваю вас!!! Ответьте мне, кто?!! Кто!!! Блять!!!

Толпа невнятно загудела, а затем стала нестройно подхватывать.

- Слушай, - спросила Дженни, - а это за или против?

- Ты меня спрашиваешь? Понятия не имею. Вроде и выборы сто лет как закончились.

- Скажите, а митинг за или против? - обратилась Дженни к пожилой женщине в роговых очках с дужками, обмотанными зачем-то мятой и неряшливой фольгой.

Та посмотрела взглядом, полным ненависти и презрения. Стекла у ее очков оказались с невероятным увеличением, поэтому ненависть выглядела огромной. Затем вдруг не выдержала и гортанно заклокотала:

- Провокаторы! Провокаторы! Вам всё мало?! Всё мало?!

- Давай срочно выбираться, - я потянул Дженни за руку и принялся грубо расталкивать людей плечами.

Дело пошло заметно быстрее. Вокруг стоял дикий шум, мельтешили лица, а один раз мы даже повалили штатив с огромной камерой «НТВ++», который внезапно вырос из толпы перед нами. Напротив камеры стоял пузатый мужик в костюме клоуна с рыжей шевелюрой, накладным носом и выбеленным лицом. Похоже, ему было без разницы, с кем разговаривать, потому что, когда штатив упал, он на полуслове повернулся к нам и, не меняя интонации, продолжал говорить вслед, пока между нами не сомкнулась толпа: «...социальные льготы и пассионарность гражданского населения. Эта пассионарность сохранилась сегодня только в России как ответ на давление иностранных спецслужб. И здесь я хотел бы особо подчеркнуть два фактора, а именно...»

А потом толпа резко закончилась, и мы с размаху налетели на загородку, которую придерживал рукой здоровенный ушастый полицейский. На пальцах руки синела полустертая татуировка «ТУЛА».

- Куда прешь, - лениво пробасил он.

- Нам разрешено! - решительно сказал я.

- Матросы что ли? - недоверчиво спросил полицейский, оглядывая нас, а затем раздвинул перед нами загородки: - Идите, но обратно уже не пущу, - пригрозил он.

Оказавшись на свободе, мы нырнули в арку и оказались на параллельной улочке. Здесь было тихо, хотя шум толпы доносился и сюда. А потом толпа зашумела сильнее, а из далеких динамиков заиграла грустная песня. Над крышей поднялась разноцветная стая воздушных шаров. Следом - огромная надувная голова, она обвела окрестности добрыми нарисованными глазами. За головой вылезли плечи и туловище с надувными рукавами, изображавшее деловой пиджак со строгим галстуком. И гигантское воздушное чучело медленно поплыло в небо, покачивая подошвами исполинских ботинок.

- Что это было? - спросил я ошарашенно.

В ответ послышался далекий выстрел, а через секунду в небе расцвели гроздья праздничного салюта, провожая улетающую фигуру. Дженни вдруг уткнулась мне в грудь.

- Я не могу больше! - всхлипнула она. - Верните меня в нормальный мир! Отпустите меня!

- Пойдем, пойдем, - сказал я, обнимая ее за плечи. - Просто надо научиться вести себя так, будто все вокруг нормально. Пойдем спрячемся, скоро все пройдет.

Но ничего не проходило. Над головой грохотал салют, а мы шли по улицам, стараясь не смотреть на вывески и лица прохожих, в каждом из которых было свое безумие.

Из огромной фуры с надписью «ТРАНС» прямо посреди бульвара выгружали один за другим новенькие диваны в полиэтилене и ставили в два этажа.

Огромный пакет кефира на человеческих ножках кинулся нам наперерез, размахивая ручками и бумажной папкой. Изнутри тонкий девичий голосок, приглушенный слоями картона, предложил поучаствовать в социальном опросе всего на пять минут, и звонко выматерился нам вслед, когда мы прошли мимо, никак не реагируя.

Поперек дороги по земле тянулась здоровенная труба почти в человеческий рост, а через нее был выстроен деревянный переход с резными перилами и очень узкими ступеньками. Перед ним скапливалась очередь из прохожих. Какая-то бомжиха в драной меховой шубе деловито срывала с трубы пласты стекловаты и запихивала в свою клетчатую сумку на колесиках.

Крепкие тетки в одинаковых серых халатах и белых косынках, вооружившись ломами, методично выкорчевывали кирпичи тротуарной плитки и небрежно скидывали прямо на проезжую часть. За ними плелись трое хмурых мужиков с тачкой и лопатами, и забрасывали освободившиеся дыры дымящимся асфальтом, разравнивая его сапогами.

Красная «Ауди» с тонированными стеклами, устав тащиться в пробке за троллейбусом, вдруг взревела двигателем, подпрыгнула и вкатилась на бульвар, гулко стукнув днищем о бордюр. Она унеслась вперед по дорожке, распугивая пешеходов и мамаш с колясками, а чуть дальше мы уже видели, как она гудит с тротуара и сигналит фарами, пытаясь снова вклиниться в поток, причем за тем же самым троллейбусом.

Остальные машины выглядели не лучше. Один «Жигуленок» ехал с открытым капотом, из-под которого валил черный дым. Когда капот открывался слишком высоко, водитель высовывался по пояс из бокового окна и рукой слегка прикрывал его. В стальном кузове самосвала были насквозь прорезаны электросваркой громадные буквы «БГ433», и через них на дорогу плоскими струйками непрерывно тек песок. Старенький, но вполне респектабельный джип вез на крыше обычный железный бак для мусора - грязный и подписанный масляной краской «ЯСЛИ 7». У маленькой «Дэу» нежно-салатового цвета из распахнутой горловины бензобака торчал заправочный пистолет с обрывком шланга. Старинная «Волга» несла на своем капоте трехметровую иглу антенны - она с оттяжкой стегала ветви каштанов, растущих вдоль дороги.

Припаркованные автомобили стояли совсем дико и в совершено неожиданных местах. Но особенно меня почему-то поразил оранжевый эвакуатор: он торчал посреди тротуара, занимая все пространство, а прохожие обходили его по проезжей части. Судя по спущенным колесам и мусору, накиданному на площадку, стоял он здесь с зимы.

- Вот тут и живу, - сказал я Дженни, когда мы свернули во дворы и подошли к подъезду бетонной башни. - Заходи. Нам на последний этаж, лифт сейчас не работает.

- Сейчас не работает? - на всякий случай с ударением переспросила Дженни.

- Ну да. Его в будни утром выключают, а в шесть вечера снова включают. - Я покосился на нее. - Только меня не спрашивай, зачем. Может, электричество для каких-нибудь окрестных цехов экономят. Я здесь третий год живу, всегда так было.

- Вот я и думаю, - вздохнула Дженни. - Если мы приняли препарат сегодня, то как же оно всегда так было?

Я пожал плечами.

- Ну вот смотри, - продолжала Дженни, бодро шлепая по ступенькам резиновыми галошами, - у тебя на входе в дом целых четыре двери подряд, одна за другой. Четыре! Подряд! Это всегда так было?

- Ну да. Сначала кодовый замок, на второй - домофон, третья обычная, ну и четвертая железная...

- Ладно, а вот это что? - Дженни бесцеремонно указала пальцем.

- Это дядя Коля, - объяснил я. - Здравствуйте, дядя Коля.

- Здоров, - кивнул он, не отрываясь от экрана.

- А почему он сидит на лестнице в одних трусах?

- Ему дома жена курить запрещает.

- И он всегда так сидит?

- Нет, конечно. Зимой - в свитере.

- Но все равно сидит здесь? С телевизором на коленях? - допытывалась Дженни.

- Ну да... Пришли, вот моя квартира. - Я распахнул электрощиток и вынул из тайника ключ.

Переступив порог, Дженни с любопытством озиралась.

- Скажи, а вот эти все ведра и тазы... - начала она.

- Это не мое, - перебил я. - Это хозяйки. Она здесь почти не бывает. А моя комната вот тут.

- Нет, просто я никогда не видела столько ведер. Зачем они ей?

- Она домашнее мыло варит.

- Домашнее мыло? - отчетливо переспросила Дженни, внимательно глядя на меня. - Мыло? Домашнее?

Я пожал плечами.

- И это нормально? - подытожила Дженни.

- Вроде того.

Дженни долго смотрела на меня, а затем вдруг облегченно рассмеялась.

- Ну, слава богу. Я уж боялась, что все три дня будет плющить. А тебя, я вижу, уже отпускает потихоньку. Значит, скоро и меня отпустит.

- Что-то я не уверен, что меня отпускает, - пробормотал я, заглядывая в холодильник. - Слушай, еды нет, давай я в магазин спущусь?

- Я с тобой! - быстро сказала Дженни.

- Хочешь переодеться? - предложил я. - Майку и штаны найду, а вот с обувью не уверен...

- Зачем? - удивилась Дженни. - В пижамах и пойдем, полгорода уже прошагали.

- Ну теперь-то у нас есть во что переодеться.

- Так кругом же одни ебанутые, - возразила Дженни. - Чего мы будем выделяться?

- Тоже верно, - согласился я.

* * *

В магазинчике было немноголюдно, и мы с Дженни неспешно шли вдоль стеллажей. Я рассматривал ценники и этикетки, которые попадались по пути.

- Знаешь, нет, - сказал я, наконец. - Совсем меня не отпускает. Даже и не думает. Наоборот, все сильнее и сильнее накрывает.

- Ты уверен? - нахмурилась Дженни.

Я кивнул на коробку с кексиками:

- Вот это ты видишь, например?

Дженни присвистнула.

- Нет, ну может русский у них не родной, что они так фразы строят? - предположила она. - Хотя не до такой же степени: «коньячный спирт» без мягкого знака, а «пшеничная мука» - с мягким...

- Да это как раз ерунда, - отмахнулся я. - Ты на сам рисунок посмотри. Что они с осликом делают?

- Ой, бля... - не сдержалась Дженни и испуганно закрыла рот ладошкой.

- Ведь такое случайно не нарисуешь, верно?

Дженни кивнула, еще раз посмотрела на рисунок и покраснела.

- Давай возьмем, - сказала она решительно. - Покажем кому-нибудь. С кафедры психиатрии.

Мы пошли дальше, взяли сосисок, овощей и хлеб. Дженни остановилась у корзины с плюшевыми енотами, вынула одного и принялась рассматривать.

- Нравится? - с готовностью спросил я. - Берем, будет у тебя енот.

Дженни молча помотала головой.

- Если ты хочешь меня спросить, что делают плюшевые еноты в продуктовом магазине... - начал я.

- Почему у него из жопы белые ленты? - перебила Дженни. - Почему?

Я пригляделся. Действительно, прямо из задницы енота торчал целый пучок белых лент. Было их там три штуки - широкие, жесткие, длинные, чуть ли не полметра, покрытые нескончаемыми абзацами убористого текста на всех языках мира.

- Там написано, как стирать, - неуверенно объяснил я.

- Как люди научились стирать? - насмешливо переспросила Дженни. - Статьи из Википедии?

- Так всегда делают, - уверил я. - Вообще всегда. На всех игрушках мира. Не спрашивай меня, зачем.

- Вшивают в жопу? - уточнила Дженни. - Намертво? Их же никогда оттуда не выдрать. Смотри!

Она вдруг намотала ленты на руку и потянула изо всех сил. Ленты не оторвались, но задница енота вдруг треснула, и на пол посыпалась пенопластовая крошка.

Дженни испуганно запихнула енота в глубину ящика, отскочила в сторону и принялась делать вид, что рассматривает этажерку с вином. Даже сняла одну из бутылок.

- Возьмем? - предложил я. - Отметим знакомство.

- Что-то я боюсь, как оно на алкоголь ляжет, - нахмурилась Дженни. - Я же тебе рассказывала, как меня мутило от таблетки в клубе.

Вдруг послышался окрик.

- Молодые люди! Матросы! Я вам говорю! - раздраженно повторила кассирша, грозно приподнимаясь над своей кассой. - Положите обратно! Для кого объявление висит?

Дженни испугано вернула бутылку на место.

- В будни продажа алкоголя в Москве запрещена, - объяснила кассирша. - Только по выходным и праздникам. Не знаете, что ли?

Я покачал головой.

- Давно? - спросила Дженни тихо.

- С начала месяца, - ответила кассирша. - Вот приказ висит. Продажа любой продукции, содержащей алкоголь, в рабочие дни запрещена. Постановление правительства Москвы.

- Да мы и не собирались, - ответил я. - Просто смотрели.

- Просто смотреть вот сюда надо! - проворчала кассирша, снова указывая пальцем на ламинированные таблички, развешенные над кассой.

Мы подошли ближе и стали читать.

- А петрушка не продается вообще или тоже в рабочие дни? - аккуратно спросила Дженни кассиршу.

- Вообще, - процедила кассирша. - Там нашли наркотические вещества. Приказ главного санитарного врача Онищенко.

- Хорошо, а чеснок-то почему? - удивился я.

- Отравлений много было, - ответила кассирша и демонстративно отвернулась, качнув серьгами: в ее ушах на коротких серебряных цепочках висели маленькие пушистые мышата, изящно сшитые из какого-то породистого меха. Из попы каждого мышонка тянулся до плеча плоский белый ярлык с надписями на разных языках.

- А почему мобильными телефонами в торговом зале запрещено пользоваться? - спросила Дженни.

- Вам товар пробивать или вы мне нервы трепать будете? - вспыхнула кассирша. - Просто больные все какие-то... - с чувством добавила она, грозно махнув серьгами.

Я выложил перед кассой покупки. Кассирша ожесточенно тыкала в каждый предмет лазерным сканером, а затем всякий раз его откладывала и принималась набирать коды вручную. С пельменями она даже набрала код дважды.

- Марин! - вдруг заорала она в зал, поднимая голову. - Опять пельмени не пробиваются, посмотри код?

Ей никто не ответил.

- Не пробиваются, в базе нет, - сказала касcирша и бросила пельмени в ящик на полу.

Там уже лежали две такие же пачки, только сильно раскисшие. Следом кассирша схватила коробку с кексами и привычным движением швырнула ее туда же.

- А это сейчас вообще нельзя, - пояснила она. - Вы на упаковку смотрели?

Дженни густо покраснела. А я набрался наглости и все-таки поднял на кассиршу вопросительный взгляд.

- Там в составе коньячный спирт, - объяснила кассирша. - С вас двести девяносто три семьдесят.

* * *

Дженни сидела в кресле, скрестив ноги. Перед ней лежал мой старенький ноутбук, она копалась в интернете.

- Слушай, вообще пиздец, - вдруг сказала она. - Извини, другого слова нет.

- Что там?

- Госдума обсуждает вопрос установки счетчиков на канализационных трубах! Хотя нет, стоп... Пресс-секретарь тыры-пыры такая-то... успокоила журналистов, объяснив, что... Ага, ну, слава богу, пишут: законопроект не коснется самих жилых помещений! Вот перечислено: только государственных учреждений, предприятий, офисов... - Дженни замолчала, продолжая шевелить губами. - Хотя, нет, коснется! А также санузлов, принадлежащих жилым помещениям в квартирах граждан.

- Это где такое? - спросил я устало.

- Да это везде! - Дженни подняла глаза. - Если конкретно - ленту новостей ИТАР-ТАСС читаю. Просто подряд. - Она снова уткнулась в экран: - В Кемерово неизвестные угнали тепловоз. Епископ брызнул в лицо журналистке расплавленным оловом. В Москве проезд по улице Обручева с сентября станет платным. Иран объявил... Ого! Иран объявил войну Египту и Венгрии! Командующий ВВС США заявил... - Дженни замерла с открытым ртом. - Стоп, это я вообще читать не буду. Вдруг оно от нашего внимания запускается? Так и нас с тобой разбомбят...

- За два дня не успеют, - возразил я. - Нам осталось-то два дня продержаться.

- Британские ученые обнаружили на орбите... - снова начала Дженни. - А нет, пустяки. Президент России подписал указ о повышении пенсионного возраста до семидесяти пяти... Тоже ерунда. В Павлово охранник госпиталя... Чушь собачья. Стоп! В Павлово охранник госпиталя ФСБ прострелил пациенту здоровую ногу из-за брошенного окурка.

- Чего? - насторожился я.

- Дело закрыто за отсутствием состава преступления. - Дженни подняла на меня глаза: - Слушай, я не могу больше! Не могу!

- Успокойся, - сказал я, присаживаясь рядом и обнимая ее. - Надо просто потерпеть. Понимаешь?

Дженни всхлипнула и кивнула.

* * *

- Все! - сказала Дженни, едва переступив порог, и со злостью швырнула сумку с тетрадями в темноту коридора.

Загремели падающие ведра.

- Ну ладно тебе... - Я обнял ее и поцеловал. - Что опять стряслось?

- Четвертый день! - всхлипнула Дженни. - Четвертый уже пошел! А оно только хуже!

- Где?

- Да везде! - Дженни топнула ножкой. - Везде! Ты не видишь?

- Вижу, но терплю, - вздохнул я. - Сегодня даже в институт не пошел. А у тебя что нового?

- Ничего особенного! - с вызовом сказала Дженни. - По закону божьему на нашем курсе будет не зачет, а курсовая. Выдавали сегодня темы, мне досталось «Мощи ли молочные зубы». Я не могу больше!!! Не могу!!!

Я решительно кивнул.

- Дженни, давай съездим в госпиталь? Ну, извинимся, что убежали, спросим, что делать. Одежду, опять же, может отдадут.

- Мобилку, - кивнула Дженни. - Мобилку особенно жалко. И наушники.

Госпиталь почти не изменился. Только перед зданием теперь стояли два автобуса: второй был зеленый - с расплющенной мордой и без лобового стекла, зато с уцелевшей табличкой «ЗАКАЗНИК-2». Профессор возился внутри, вывинчивая что-то из кабины. Он был хмур, наше появление его не удивило, но и не обрадовало.

- Вы за деньгами? - спросил он сходу. - Денег не будет. Вы убежали, мы так не договаривались.

- Послушайте... - начала Дженни.

- Не будет денег! - упрямо повторил профессор. - Нет у нас сейчас денег. Нету. Нам Рустама пришлось отмазывать, нет денег.

- Да не нужно нам ваших денег! - крикнул я с отчаянием. - Скажите просто, когда это кончится? Когда нас отпустит?!

Профессор удивленно посмотрел на нас.

- А я вас и не держу, - сказал он. - Зачем вы мне нужны? Поднимайтесь на пятый, Ксения вам одежду вернет. Ну и всего вам доброго.

- А препарат когда прекратит действовать? - спросила Дженни.

- Какой препарат? - удивился профессор. - А, вы про эксперимент что ли? А всё закончилось.

- Да не закончилось же! - закричали мы хором. - Он же не отпускает!

- Кто? - изумился профессор.

- Препарат!

- Вы с ума сошли? - Профессор отложил отвертку и вытер замасленные руки об халат. - Это плацебо.

- Что?!

Профессор заговорщицки подмигнул и сообщил доверительным шепотом:

- У нас нет никакого препарата. У нас и лаборатории уже давно нет. Просто есть проект, есть финансирование, и начальство требует отчетов. Так что мы пока проводим вторую половину эксперимента. Чтобы отчитаться хотя бы на пятьдесят процентов.

- Какую вторую половину? - не понял я.

- Контрольная группа, - объяснил профессор. - Вы ж медики, должны знать: в любом эксперименте половина испытуемых - контрольная группа. Они принимают не препарат, а просто воду. Вот это вы и были.

- Так значит... - опешил я, - не было никакого препарата?

- Не было, - подтвердил профессор. - Я ж вам сразу намекнул, что никакого действия на ваш организм не будет. Помните? Правду я вам не мог сказать, потому что какой же тогда эксперимент? Но воду-то в стаканчики я набирал прямо при вас из крана. Или вы не обратили внимания?

Я замолчал потрясенно. Дженни тоже молчала.

- Так что же это получается? - наконец произнесла она одними губами. - Нас теперь уже никогда не отпустит? http://lleo.me/arhive/2012/otpustit.htm

март 2012, Москва
© Леонид Каганов

Previous post Next post
Up