Старый дом
Весь дом давно покрыт патиной,
Он стар и дряхл уж много лет.
Углы прикрыты паутиной,
Парадный в ней семьи портрет.
Из центра добрым чутким взглядом
Семейства мать глядит сквозь пыль,
Ее могилу за оградой
Оброс давно уже кавыль.
Она ушла ведь самой первой,
Забрав улыбки с стольких лиц
Хоть и была приличной стервой,
Но далеко ей до блудниц,
Какими дочери прослыли,
Что слева чуть ее глядят.
Стыд ангельский они забыли,
А здесь стоят потупив взгляд.
Покоится их прах мятежный
В двух урнах в каменной стене,
Любви отцовской пыл безбрежный
Детей не отдал сатане.
А вот и он с печальным взглядом,
Предвидя всё в тени стоит,
Он отравился жизни ядом,
В пруду уж тело его спит.
Скрепят протяжно половицы,
Изъеденных перил труха,
Со стен глядят пустые лица,
Скрываясь словно от греха.
И тусклый свет луны сквозь окна,
Поросшие уж слоем мха,
Вторая слева здесь оглохла,
А третья в муках умерла.
Тот что в раскошных бакенбардах
На дне морском давно лежит,
А тот знаком во всех ломбардах,
Сломал в конце его артрит.
Здесь жили все и умирали,
Вокруг кладбищенский покой
Здесь подло и бестыдно лгали
И кровь лилась, увы, рекой.
На верхнем этаже постели
Под балдахином и в пыли,
Здесь многие благоговели,
Но к сатане опять брели.
Проклятьем дом обвит по слухам,
Тут каждый житель в ад ушел,
Наполнен он зловещим духом,
И чернем светит ореол.
Он стар и дряхл уж много лет.
Углы прикрыты паутиной,
Парадный в ней семьи портрет.
Из центра добрым чутким взглядом
Семейства мать глядит сквозь пыль,
Ее могилу за оградой
Оброс давно уже кавыль.
Она ушла ведь самой первой,
Забрав улыбки с стольких лиц
Хоть и была приличной стервой,
Но далеко ей до блудниц,
Какими дочери прослыли,
Что слева чуть ее глядят.
Стыд ангельский они забыли,
А здесь стоят потупив взгляд.
Покоится их прах мятежный
В двух урнах в каменной стене,
Любви отцовской пыл безбрежный
Детей не отдал сатане.
А вот и он с печальным взглядом,
Предвидя всё в тени стоит,
Он отравился жизни ядом,
В пруду уж тело его спит.
Скрепят протяжно половицы,
Изъеденных перил труха,
Со стен глядят пустые лица,
Скрываясь словно от греха.
И тусклый свет луны сквозь окна,
Поросшие уж слоем мха,
Вторая слева здесь оглохла,
А третья в муках умерла.
Тот что в раскошных бакенбардах
На дне морском давно лежит,
А тот знаком во всех ломбардах,
Сломал в конце его артрит.
Здесь жили все и умирали,
Вокруг кладбищенский покой
Здесь подло и бестыдно лгали
И кровь лилась, увы, рекой.
На верхнем этаже постели
Под балдахином и в пыли,
Здесь многие благоговели,
Но к сатане опять брели.
Проклятьем дом обвит по слухам,
Тут каждый житель в ад ушел,
Наполнен он зловещим духом,
И чернем светит ореол.