Эстетика революции (о фильме «Отверженные»)
«Обидно, что мы предали свою революцию», - сказал мне один мой хороший друг по просмотру фильма английского режиссера Тома Хупера «Отверженные» - кинопостановки одноименного мюзикла по роману Виктора Гюго.
И ведь действительно, в России - стране, чей революционный опыт построения нового мира потряс когда-то планету, да и по сей день служит примером для левых всего мира, сегодня революция предстает в кино в виде жалких конъюнктурных поделок, в которых пьяная матросня насаживает на штыки белую кость на обломках «России, которую мы потеряли».
А европейцы, может быть потому и не предали революцию, что понимают, откуда собственно идут истоки их сегодняшнего благополучия - из потрясений былых веков, разрушавших в свое время до основания старый мир феодализма и средневековья. И потоки крови, пролитой на парижских улицах в течение всего XIX века - это вполне естественная и закономерная плата за тот социально-политический и мировоззренческий перелом.
Хорошо знакомые представителям самой читающей в мире страны образы мятежного каторжника Вальжана, несчастной Фантины, маленькой Козетты, с детских лет работающей у подонков Тенардье, гибнущей от своей любви и находящей спасение в смерти Эпонины, и, конечно, юного героя баррикад Гавроша - всего этого мира отверженных, противостоящего суровой машине государства, символом которого выступает инспектор Жавер, беззаветно преданный букве и духу закона - все это в который раз (классика вечна!) предстает на киноэкране.
Великолепная музыка, проникновенно исполняемые арии и хоровое пение создают неповторимый колорит фильма, приковывающего к экрану зрителя, чьи мозги еще не превратились в кисель и чьи чувства не заменили инстинкты.
Впрочем, даже неискушенный зритель, не бравший в руки роман Гюго и не имеющий представления о революционных событиях 30-х годов позапрошлого века, не умом, так сердцем становился на сторону отверженных и парижских баррикадников. И мало у кого возникали сомнения в том, что именно они, баррикадники, сражающиеся даже тогда, когда народ не восстал, - настоящие герои, а не солдаты и офицеры, расстреливавшие обреченных на гибель из пушек и ружей.
Тема борьбы за справедливость неразрывно связана с нравственной. Тот, кто творит добро, кто помогает ближнему своему, как это делал вставший на путь честной жизни Жан Вальжан, угоден Богу, как и те, кто погибал за идеалы свободы, равенства и братства, провозглашенные еще в 1789-ом, но часто попираемые даже теми, кто их когда-то горячо провозглашал. И потому - песня «рассерженных» людей, которые больше не будут рабами, исполняемая революционными парижскими бойцами, становится не просто боевым гимном, но и как будто зовет к построению мира светлого будущего, в котором не будет места гневу, скорби и насилию человека над человеком.
В какой-то момент в кинозале затихают звуки поглощаемого поп-корна и открываемых жестяных банок. И хочется верить, что не только потому, что зрительские припасы закончились, но и потому, что происходящее на экране всерьез взволновало сидящих в зале людей. Они еще не готовы к баррикадам. Но эстетика революции - вещь захватывающая. И не дано предугадать, как и чем слово (хоть и не наше) отзовется.
Александр Токарев
И ведь действительно, в России - стране, чей революционный опыт построения нового мира потряс когда-то планету, да и по сей день служит примером для левых всего мира, сегодня революция предстает в кино в виде жалких конъюнктурных поделок, в которых пьяная матросня насаживает на штыки белую кость на обломках «России, которую мы потеряли».
А европейцы, может быть потому и не предали революцию, что понимают, откуда собственно идут истоки их сегодняшнего благополучия - из потрясений былых веков, разрушавших в свое время до основания старый мир феодализма и средневековья. И потоки крови, пролитой на парижских улицах в течение всего XIX века - это вполне естественная и закономерная плата за тот социально-политический и мировоззренческий перелом.
Хорошо знакомые представителям самой читающей в мире страны образы мятежного каторжника Вальжана, несчастной Фантины, маленькой Козетты, с детских лет работающей у подонков Тенардье, гибнущей от своей любви и находящей спасение в смерти Эпонины, и, конечно, юного героя баррикад Гавроша - всего этого мира отверженных, противостоящего суровой машине государства, символом которого выступает инспектор Жавер, беззаветно преданный букве и духу закона - все это в который раз (классика вечна!) предстает на киноэкране.
Великолепная музыка, проникновенно исполняемые арии и хоровое пение создают неповторимый колорит фильма, приковывающего к экрану зрителя, чьи мозги еще не превратились в кисель и чьи чувства не заменили инстинкты.
Впрочем, даже неискушенный зритель, не бравший в руки роман Гюго и не имеющий представления о революционных событиях 30-х годов позапрошлого века, не умом, так сердцем становился на сторону отверженных и парижских баррикадников. И мало у кого возникали сомнения в том, что именно они, баррикадники, сражающиеся даже тогда, когда народ не восстал, - настоящие герои, а не солдаты и офицеры, расстреливавшие обреченных на гибель из пушек и ружей.
Тема борьбы за справедливость неразрывно связана с нравственной. Тот, кто творит добро, кто помогает ближнему своему, как это делал вставший на путь честной жизни Жан Вальжан, угоден Богу, как и те, кто погибал за идеалы свободы, равенства и братства, провозглашенные еще в 1789-ом, но часто попираемые даже теми, кто их когда-то горячо провозглашал. И потому - песня «рассерженных» людей, которые больше не будут рабами, исполняемая революционными парижскими бойцами, становится не просто боевым гимном, но и как будто зовет к построению мира светлого будущего, в котором не будет места гневу, скорби и насилию человека над человеком.
В какой-то момент в кинозале затихают звуки поглощаемого поп-корна и открываемых жестяных банок. И хочется верить, что не только потому, что зрительские припасы закончились, но и потому, что происходящее на экране всерьез взволновало сидящих в зале людей. Они еще не готовы к баррикадам. Но эстетика революции - вещь захватывающая. И не дано предугадать, как и чем слово (хоть и не наше) отзовется.
Александр Токарев