Generation P

Oct 07, 2008 03:59

image Click to view



"Антирусский заговор, безусловно, существует - проблема только в том, что в нем участвует все взрослое население России." Пелевин В.О.

Но  ролик не о том, и не так сделан. Все не то здесь. Не знаю почему. Нет мысли в нем, пустота.


Долгое время трубку никто не брал. Наконец, на пятнадцатом или двадцатом гудке, Гиреев хмуро отозвался:

- Алло.

- Андрюша? Здравствуй. Это Татарский.

- Ты знаешь, сколько сейчас времени?

- Слушай, - торопливо заговорил Татарский, - у меня беда. Я кислоты обожрался. Специалисты сказали, пять доз. Колбасит, короче, по всему мясокомбинату. Что делать?

- Что делать? Не знаю, что делать. Я в таких случаях мантру читаю.

- Можешь мне дать?

- Как я тебе дам. Передача нужна.

- А таких нет, чтобы без передачи?

Гиреев задумался.

- Сейчас, подожди минуту, - сказал он и положил трубку на стол.

Несколько минут Татарский вслушивался в далекие звуки, которые приносил по проводу электрический ветер. Сначала были слышны обрывки разговора, надолго вклинился раздраженный женский голос, а потом все покрыл резкий и требовательный детский плач.

- Записывай, - сказал наконец Гиреев. - Ом мелафефон бва кха ша. Повторяю по буквам: о‑эм…

- Записал, - сказал Татарский. - Что это значит?

- Неважно. Концентрируйся чисто на звуке, понял? Водка у тебя есть?

- Вроде была. Две бутылки.

- Можешь смело выпить. С этой мантрой очень хорошо. Через час все пройдет. Завтра позвоню.

- Спасибо. Слушай, а кто это там плачет?

- Сын, - ответил Гиреев.

- У тебя сын есть? Не знал. Как зовут?

- Намхай, - недовольно ответил Гиреев. - До завтра.

Положив трубку, Татарский кинулся на кухню, быстро пришептывая полученное заклинание. Достав бутылку «Абсолюта», он в три приема выпил ее из стакана, запил холодной заваркой и пошел в ванную - в комнату возвращаться было страшно. Сев на край ванны, он уставился в дверь и зашептал:

- Ом мелафефон бва кха ша, ом мелафефон бва кха ша… Предложение было настолько труднопроизносимым, что ни на какие другие мысли ума уже не хватало. Прошло несколько спокойных минут, и теплая волна опьянения разлилась по телу. Татарский уже почти успокоился и вдруг заметил знакомое мерцание на периферии взгляда, сжал кулаки и зашептал мантру быстрее, но новый глюк уже было не остановить.

В том месте, где только что была дверь ванной, вспыхнуло нечто вроде салюта, а когда красно‑желтый огонь чуть угас, он увидел перед собой пылающий куст. Его ветви обвивало яркое пламя, словно он был облит пылающим бензином, но широкие темно‑зеленые листья не обгорали в этом огне. Как только Татарский рассмотрел куст в подробностях, из его середины к нему протянулась рука, сжатая в кулак. Татарский покачнулся и чуть не свалился в ванну спиной. Кулак разжался, и Татарский увидел на ладони перед своим лицом маленький мокрый огурец в пупырышках.

Когда куст исчез, Татарский уже не помнил, взял он огурец или нет, но во рту ощущался явственный соленый привкус. Возможно, это была кровь из надкушенной губы.

- Не, Гиреев, не катит твоя мантра, - прошептал Татарский и пошел на кухню.

Выпив еще водки (для этого пришлось сделать усилие), он вернулся в комнату и включил телевизор. Раздалась торжественная музыка, синее пятно на экране расплылось и превратилось в изображение. Передавали какой‑то концерт.

«Гo‑осподи, к Тебе воз‑звах!» - вращая выпученными глазами, пропел человек с напудренным лицом, в бабочке и перламутровом жилете под фраком. Во время пения он странно отгребал ладонью, словно его куда‑то сносил невидимый поток горнего эфира.

Татарский щелкнул пультом, и человек в бабочке угас. «Помолиться, что ли? - подумал он. - Вдруг поможет…» Ему вспомнился человечек с барельефа, воздевавший руки к звездному небу.

Выйдя в центр комнаты, он с трудом встал на колени, сложил руки на груди и поднял взгляд в потолок.

- Господи, к Тебе воззвах, - сказал он тихо. - Я так виноват перед Тобой. Я плохо и неправильно живу, я знаю. Но я в душе не хочу ничего мерзкого, честное слово. Я никогда больше не буду есть эту дрянь. Я… Я просто хочу быть счастливым, а у меня никак не получается. Может, так мне и надо. Я ведь ничего больше не умею, кроме как писать плохие слоганы. Но Тебе, Господи, я напишу хороший - честное слово. Они ведь Тебя совершенно неправильно позиционируют. Они вообще не въезжают. Вот хотя бы этот последний клип, где собирают деньги на эту церковь. Там стоит такая бабуля с ящиком, и в него сначала кладут рубль из «запорожца», а потом сто баксов из «мерседеса». Мысль понятная, но как позиционирование это совершенно не катит. Ведь тому, кто в «мерседесе», западло после «запорожца». Коню ясно. А как target group нам нужны именно те, кто в «мерседесах», потому что по отдаче один в «мерседесе» - это как тысяча в «запорожцах». Надо не так. Сейчас…

Кое‑как встав с коленей, Татарский добрел до стола, взял ручку и прыгающим паучьим почерком записал:

Плакат (сюжет клипа): длинный белый лимузин на фоне Храма Христа Спасителя. Его задняя дверца открыта, и из нее бьет свет. Из света высовывается сандалия, почти касающаяся асфальта, и рука, лежащая на ручке двери. Лика не видим. Только свет, машина, рука и нога. Слоган:

ХРИСТОС СПАСИТЕЛЬ
СОЛИДНЫЙ ГОСПОДЬ
ДЛЯ СОЛИДНЫХ ГОСПОД

Вариант:

ГОСПОДЬ ДЛЯ СОЛИДНЫХ ГОСПОД

Бросив ручку, Татарский поднял заплаканные глаза в потолок.

the matrix has me

Previous post Next post
Up