ДАГЕСТАН: СТАРЫЕ МИФЫ И НОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ
Оригинал взят у pcnariman в ДАГЕСТАН: СТАРЫЕ МИФЫ И НОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ
Экономист и публицист Михаил Чернышов (на фото) отличается нетривиальным взглядом на вещи. В недавнем прошлом член Экономического совета при президенте Дагестана, сейчас он работает в Москве, в Институте проблем рынка РАН, изучает экономику Северного Кавказа и продолжает следить за происходящим в родном регионе. Мы попросили его прокомментировать последние события в общественно-политической жизни республики.
- На недавнем круглом столе в Общественной палате России вы говорили, что на Кавказе надо менять качество человеческого материала. Что это значит?
- Речь идет о круглом столе «Северный Кавказ: слабое звено или точка опоры», который был организован Денисом Соколовым и Валерием Фадеевым. Им удается собирать достаточно представительную группу ученых и экспертов. В этот раз выступали такие известные в Дагестане кавказоведы, как Ольга Глезер, Николай Силаев, Максим Шевченко. В том числе и мне удалось выразить свою позицию.
Несколько лет назад, выступая на семинаре Московской школы политических исследований в Махачкале, я попросил аудиторию ответить на вопрос: зачем Дагестан нужен России? Надо сказать, прозвучало много разных версий, которые сводились к одной мысли: нужны ресурсы и территория Дагестана. Но никто из опрошенных, как жителей северокавказских регионов, так и московских экспертов, не сказал, что России нужны сами жители республики. Почему-то в массовом сознании укрепилась мысль, что основной ресурс - это полезные ископаемые, земля, море, уникальная природа. А как быть с народами? Почему их хотят отгородить стеной от других регионов страны? Впрочем, среди дагестанских «ура-патриотов» тоже много тех, кто говорит о необходимости ради сохранения языка и культуры административными средствами загнать людей в горные «резервации». Хотя сами предпочитают «бороться» за права своего народа все же в Махачкале, но никак не в родном ауле.
Что не устраивает жителей других регионов в дагестанцах? В первую очередь качество: качество образования, культуры и прочее. Но когда мы пытаемся анализировать экономическую политику, которая реализуется на Северном Кавказе, то видим, что она не предполагает изменение качества людей - главной проблемы, которая не устраивает российское государство и общество. Напротив, регионы накачивают деньгами, на которые строят самые разнообразные «пирамиды».
- Финансовые пирамиды?
- Не только. Главным образом, «пирамиды» - это крупные затратные проекты, «проедающие» деньги бюджета или государственных банков, но не предполагающие реального результата. Это и строительство горнолыжных курортов, окупающихся при 10 млн. отдыхающих, в то время, когда в России горными лыжами занимаются всего 100-150 тысяч человек. Это и строительство по завышенной смете сельской школы в местности, где детей школьного возраста в 10 раз меньше. Это и мегаагропроекты, планирующие «завалить» рынок своей продукцией, которую и сейчас трудно сбыть по себестоимости. Когда на Экономическом совете мы заслушивали инициаторов приоритетных инвестиционных проектов, то больше всего удивляло сочетание миллиардных вложений в здания и оборудование, слова «инновационный» и средней зарплаты персонала 6-7 тысяч рублей. Зачем нужен проект, который даже на бумаге не предполагает возможности получать достойную оплату труда?
- Но их принимали?
- Да, в то время эти проекты получали статус приоритетных, но они же остались таковыми при новом руководстве. Фактически, идеология экономической политики государства за последние 10 лет не меняется. Нам говорят об огромном ресурсном потенциале, в итоге в обществе и элите господствуют экономические мифы. Более 5 лет в своих публикациях я старался доказывать цифрами и фактами, что ни запасы нефти, ни гидроресурсы, ни туризм не могут обеспечить многомиллионному населению Дагестана достойного уровня жизни.
- Но все-таки и природные ресурсы в Дагестане есть?
- Есть. Немного. Но они не позволяют достичь тех уровней, о которых нам заявляют. Допустим, ставится задача достичь масштабов добычи нефти 70-80 годов. Но упускается из виду, что, по данныМ геологов, в Дагестане нет крупных залежей нефти. В советское время вкладывали деньги в разведку и разработку небольших месторождений, которые уже истощены. Всего было открыто 54 месторождения, из которых за 75 лет добыли около 70 млн тонн нефти. Пик был в 1970 году - 2,2 млн тонн. После этого добыча лишь падала: в 1980-м добыли около 750 тысяч тонн, в 1990 - менее 650 тысяч, в 2000 - менее 350 тысяч, в 2010 - менее 200 тысяч.Для сравнения скажу, что Дагестан в год потребляет нефтепродуктов в пересчете на сырую нефть на 1,3-1,5 млн тонн. То есть мы и свои потребности не обеспечиваем.
- А как же каспийская нефть?
- Всего промышленные запасы нефти на балансе дагестанских компаний составляют менее 4 млн тонн. Это на суше. Разведка на дагестанском участке шельфа не дала результатов. Уже разведанные мелкие месторождения, такие как Инчхе-море, не интересны крупным компаниям. А мелкие компании к разработке шельфа никто не допустит. Единственный реальный резерв роста добычи - разрабатывать законсервированные скважины. В советское время из месторождения извлекалось 32-38% имеющейся нефти. Современные технологии позволяют извлекать 45-55%.
Из тысячи отработанных скважин примерно половина еще может дать нефть. То есть реально говорить о возможном приросте запасов еще на 5-7 млн тонн и ориентире добычи на ближайшие годы - 400-450 тыс. тонн. Это позволяет сохранить нефтедобывающую отрасль, но не достигает уровня 1980 года и ничего не меняет в благосостоянии большинства дагестанцев.
При этом замечу, что новые технологии - это западные компании, которые занимают около 70% российского рынка нефтесервисных услуг. А опыт их работы в республике - негативный. Поэтому успех и этого начинания, в конечном счете, сводится к проблеме инвестиционного климата и защиты собственности.
- А как обстоит дело с запасами природного газа и гидроэнергии?
- Газ в республике действительно есть, но его практически не добывают. Думаю, что в ближайшей перспективе добывать не будут - невыгодно. Сейчас Европа переходит на сланцевый и сжиженный газ, снижается потребление, а значит, Газпрому некуда девать излишки. Поэтому дагестанцы и дальше будут покупать добываемый в Сибири газ по самой высокой в стране цене.
Про гидроэнергетику тоже пришлось немало выступать и писать. Во-первых, в республике нет огромных гидроресурсов, наша доля в РФ - лишь 1,9%. Мощность всей дагестанской гидроэнергетики - 1,8 тыс. МВт, а у одной Саяно-Шушенской ГЭС - 6,4 тыс. МВт. Треть ресурсов уже освоена, и проектов строительства новых крупных ГЭС, сопоставимых с Чиркейской или Ирганайской, нет ни у кого. Сейчас озвучивают ориентир роста выработки электроэнергии - 2,6 млрд. кВт-ч, что означает рост мощности на 1200 МВт. До 2020 года правительством РФ утвержден ввод дополнительных мощностей лишь на 820 МВт. Цифры не бьются.
Также не имеют логики планы взять дополнительно 8-10 млрд. рублей налогов с энергетиков. В 2012 году сфера производства и распределения энергии, то есть не только генерация, но и сети, дала в бюджеты всех уровней 1,7 млрд. рублей. Налог составляет примерно 43 копейки с одного произведенного киловатт-часа. Даже если удастся произвести дополнительные 2,6 млрд кВт-ч, то это даст лишь 1,1 млрд рублей налогов.
Во-вторых, это миф, что Дагестан экспортирует энергию. По данным МРСК Северного Кавказа, в 2012 году в республике потребили 5,15 млрд кВт-ч электроэнергии, из которых 31,5% - это потери в сетях. Дагестанская генерация составляла всего 3,9 млрд кВт-ч.
В-третьих, дагестанская гидроэнергетика выполняет в энергосистеме, в первую очередь, функцию выравнивания пиковой нагрузки. Результаты отрасли сильно зависят от погодных условий. Будет снежная зима и жаркое лето, таяние ледников - значит будет много воды и много энергии.В итоге задача энергетики на перспективу - лишь обеспечить собственные потребности.
- Так нужно ли развивать электроэнергетику?
- Нужно строить малые ГЭС, развивать солнечную и ветряную энергетику. Но не с целями генерации, а для оптимизации расходов. Чтобы не тянуть в горы дорогостоящие газопроводы и «дырявые» электросети.
- А в других отраслях экономики есть перспективы? Например, в АПК?
- У нас много любят говорить об успехах сельского хозяйства, которые чаще всего существуют лишь на бумаге. Наиболее яркий пример - овцеводство. Основные результаты отрасли дают личные подсобные хозяйства, продукцию которых считают путем оценки, без первичных документов. Эти хозяйства не платят налоги, поэтому «нарисовать» можно сколько угодно. Реально Дагестан себя не обеспечивает продовольствием. Зерна мы выращиваем 116 тысяч тонн, а потребляем, с учетом нужд животноводства, - около 2 млн тонн.
Согласно данным Росстата, средние надои с коровы у нас 1,6 тонны молока в год, в Ставропольском крае - 5,6 тонн, в Якутии - 1,8 тонн. Хуже нас дела обстоят лишь в Ингушетии и Республике Тыва.
Винограда мы собрали в прошлом году менее 60 тыс. тонн, что в 6 раз меньше, чем в советский период. При этом основная часть также приходится на личные хозяйства. Виноградных вин мы производим в 100 раз меньше, чем Краснодарский край и 5 раз меньше, чем Челябинская область. Коньяки делаем в основном из привозных спиртов, по объемам уступая Москве и Ставрополью.
Достаточно взглянуть на ассортимент магазинов и рынков, чтобы оценить конкурентоспособность дагестанских продуктов питания. А ведь страна вступила в ВТО, к 2015 году таможенные пошлины на большинство товаров резко снизятся, и у наших сельхозпроизводителей появятся дополнительные проблемы со сбытом.
Сельскому хозяйству нужна земельная реформа, укрупнение производства и резкое сокращение численности занятых. Иначе не выжить. Кстати, на круглом столе в Общественной палате выступал представитель ставропольской компании по переработке фруктов. Он пробовал закупать в Дагестане абрикосы, но в итоге проще и выгоднее оказалось покупать их в Китае. На мой взгляд, это показывает тенденцию.
- А какие отрасли перспективны?
- Дагестану нужно не вкачивать деньги в какие-то отрасли, а менять саму бизнес-среду, снимать существующие барьеры. Это не требует больших денег, но позволит возникнуть десяткам тысяч проектов, из которых несколько тысяч станут успешными и конкурентоспособными. Например, когда в 2008-2009 годах шла дискуссия о путях развития республики, я настойчиво пытался доказать, что Дагестан - это не территория инноваций и даже не территория промышленности. У дагестанцев есть выигрышные качества. В основном нашу республику населяют люди работящие, малопьющие, активные, чего нет в других регионах. В этом наше главное конкурентное преимущество. Но сегодня нас почему-то хотят загнать в модель экономики 70-80-х годов, когда люди воспринимались как проблема, которую нужно решать путем трудоустройства. Их искусственно загоняли на заводы и фабрики, которые без государственной подпитки просто не выжили.
На мой взгляд, ни индустриализация, ни производство инноваций для дагестанцев не подходят. Но зато мы идеально вписывается в нишу коммерциализации инноваций. У нас
не хватает образования и квалификации, чтобы изобретать или производить, но мы умеем применять, продавать. В остальной России этого не хватает. Пусть инновации появляются в Новосибирске, Москве или Татарстане. Давайте учить наших людей разбираться в том, как эти инновации применить. Дагестанцы предприимчивые, не боятся открывать бизнес, не боятся рисковать. Это качество человеческого капитала и нужно использовать.
- Что мешает этому? Какой барьер самый большой?
- За последние десятилетия в Дагестане сформировалась система, которая производит фиктивные результаты. Липовые овцы получают реальные дотации, но не дают ни шерсти, ни мяса. Липовые инвестиции не стимулируют производство, а лишь увеличивают потребление. Это меняет ценностные установки в обществе, усиливает иждивенческие настроения. Многие предпочитают не работать, производить, а жить на пособия от государства или на доходы от коррупции и хищений. Не хотят заниматься производством или даже торговлей, а стремятся жить на доходы от сдачи в аренду земель, производственных и торговых площадей.
Иждивенчество усиливает процессы деградации кадрового и профессионального потенциала, приводит к тому, что главным становятся не люди, а «выбивание» новых финансовых ресурсов. Из-за этого реальные стимулы к развитию республики крайне слабые. К сожалению, это устраивает государственную власть. Реальные деньги приходят из федерального бюджета, а успех или провал экономической политики в самой республике не так заметен. В результате мы имеем хорошую динамику экономических показателей, рост валового регионального продукта (ВРП). Но проблема в том, что фиктивный ВРП не дает налогов. С одного рубля той произведенной добавленной стоимости, которую нам показывает статистика, мы собираем налогов в 5 раз меньше, чем в Волгоградской области, в 3 раза меньше, чем в Ставропольском крае, в 2 раза меньше, чем в Кабардино-Балкарии или Карачаево-Черкесии.
Главное, что нужно сделать, - привести в соответствие с реальностью отчетность: величину ВРП, численность населения, поголовье овец, многое другое.
- А что у нас не в порядке с численностью населения?
- У нас нет точных данных о том, какова численность населения республики в целом и в разрезе населенных пунктов. Результаты двух переписных компаний 2002 и 2010 годов вызвали достаточно много причин усомниться в их достоверности. Подробно я писал об этом в своей статье «Загадки демографии». Официальный статистический сборник за 2003 год дает удивительные цифры - в 2001 году в республике проживало 2179,5 тысячи жителей, а в 2002-м - 2576,5 тыс. человек. Прибавляем к первому числу естественный прирост 25 тыс. чел., вычитаем сальдо миграции 4,8 тыс. человек, получаем нестыковку в 376 тыс. человек. В 2010 году также возникает нестыковка - население необъяснимо выросло примерно на 120 тысяч человек.
В сумме получаем примерно полмиллиона жителей, которые по переписи числятся, а из сферы медицины и образования выпадают.
- И что же, никто не обнаружил пропажи?
- Обнаружили. И политики, и ученые. В 2005 году комиссия Александра Починка выявила более 70 тыс. детей, которые должны были обучаться в школах, но не фиксировались министерством образования. При этом детские пособия на этих детей выделялись, и кто-то их получал. В марте 2013 года Александр Хлопонин обнаружил, что «фактически исчезли» 110 тысяч детей из северокавказских республик, фиксируемые в статистических документах. Здесь уже не мешает проверить полученный материнский капитал. Никита Мкртчян из Института демографии в своих статьях подробно оценил масштабы приписок в регионах Северного Кавказа. Он также отметил, что данные переписи полностью опровергают существовавшие демографические тенденции. Например, если в 2000 году Дагестан занимал 2-е место в стране по рождаемости, то после переписи оказался в «середине списка» между Якутией и Бурятией. В то же время
показатель ожидаемой продолжительности жизни, напротив, подскочил до самых высоких по стране значений.
- С чем это связано?
- Есть и откровенные фальсификации, когда для получения пособий регистрируют якобы рожденных, а также не регистрируют умерших для получения их пенсий. Но основной объем приписок дает двойной счет. Посчитали ту часть диаспоры, которая фактически не живет в республике. Дважды посчитали тех, кто переехал из горных районов на равнину, в том числе в Махачкалу.
- А какая от этого выгода?
- Как оценивают специалисты в области межбюджетных отношений, на каждые 100 тысяч приписанного населения из федерального бюджета и внебюджетных фондов наша республика дополнительно получает свыше 1 млрд рублей. То есть «мертвые души» ежегодно обеспечивают Дагестану более 5 млрд рублей. Прибавьте к этому электоральные выгоды.
Фактически республика погрязла в паутине мифов и фиктивных результатов.
- Как вы оцениваете шаги Рамазана Абдулатипова по созданию Стратегического совета, отказ от мегапроектов в пользу малого и среднего бизнеса?
- Я согласен, что в принципе это правильный подход. Нужно менять приоритеты, менять среду, реформировать образование, включить человеческий потенциал. К сожалению, последние новости говорят о том, что многие мегапроекты все же получают поддержку без их предварительной ревизии и переоценки. Декларации о поддержке малого бизнеса сопровождаются заявлениями о том, что, например, Восточный рынок надо перенести за город, убрать торговые точки от объектов транспорта, строить крупные торговые центры вместо мелких торговых точек.
При этом торговля - это наиболее значимая отрасль экономики. Укрупнение торговых предприятий - это естественный процесс, который должен опираться на лучшую логистику и меньшие издержки. Так, например, произошло в Москве, где многое выгоднее покупать в торговых центрах. В Дагестане пока ситуация такова, что даже большие магазины стараются по отчетности быть совокупностью малых предприятий, иначе слишком высоки издержки. Действовать в этой сфере административными методами, на мой взгляд, неправильно. А экономических решений пока не заметно.
Однозначно позитивно можно оценить стремление привлечь в республику ресурсы таких крупных финансовых учреждений, как Сбербанк и ВТБ.
Вместе с тем, указ о создании Стратегического совета меня несколько удивил. Он обозначен как консультативный орган, который собирается два раза в год и готовит предложения. Это не совсем уровень главы Сбербанка, да и при такой интенсивности заседаний предложений не будет много.
Этот орган имел бы смысл, если бы Германа Грефа, представителей других структур, в том числе государственных, использовали как фильтр, который, проведя независимую общественную экспертизу, разделит инвестиционные проекты, целевые программы, ключевые экономические документы на «дутые» и реальные. У банков есть структуры, которые способны выступить аудиторами, провести независимый анализ. Ведь главное достоинство людей уровня Грефа в том, что их невозможно купить или запугать.
Тогда мегапроектов и «распильных» госпрограмм поубавилось бы, что оздоровило бы ситуацию.
И так у нас законы и исполнительная власть существуют в параллельных измерениях. Скажем, можете открыть сайт Министерства экономики Дагестана и увидеть, что Стратегия развития Дагестана до 2025 года, которая принята в 2011 году республиканским законом, так и не была размещена на сайте министерства. В этом разделе за Стратегию выдается НИР, выполненный консалтинговой компанией «AV» и не имеющий никакой юридической силы. Согласно закону председатель правительства ежегодно должен отчитываться о ходе реализации Стратегии и публиковать эту информацию в СМИ. В 2011 году не было отчета, в 2012 году «забыли» отчитаться. Все делают вид, что ничего не происходит.
- Может быть, у правительства есть более важные дела?
- Возможно. В свое время мы пытались через Экономический совет поднимать проблемы, привлекать внимание общества и первых лиц. Например, в 2011 году большая работа была проделана по изучению проблем отгонного животноводства. В прошлом году поднималась серьезная проблема сейсмобезопасности, выступал с хорошим докладом директор Института геологии ДНЦ РАН Василий Черкашин. Еще в 2010 году Институт физики Земли прогнозировал вероятность сильного землетрясения после 2013 года, которое может затронуть Махачкалу, Кизилюрт и Хасавюрт.
К сожалению, нарушение технологии строительства, игнорирование сейсмического зонирования, низкая готовность спасательных служб вызывают реальное беспокойство. Надеюсь, что об этих проблемах наконец вспомнят.
Экономист и публицист Михаил Чернышов (на фото) отличается нетривиальным взглядом на вещи. В недавнем прошлом член Экономического совета при президенте Дагестана, сейчас он работает в Москве, в Институте проблем рынка РАН, изучает экономику Северного Кавказа и продолжает следить за происходящим в родном регионе. Мы попросили его прокомментировать последние события в общественно-политической жизни республики.
- На недавнем круглом столе в Общественной палате России вы говорили, что на Кавказе надо менять качество человеческого материала. Что это значит?
- Речь идет о круглом столе «Северный Кавказ: слабое звено или точка опоры», который был организован Денисом Соколовым и Валерием Фадеевым. Им удается собирать достаточно представительную группу ученых и экспертов. В этот раз выступали такие известные в Дагестане кавказоведы, как Ольга Глезер, Николай Силаев, Максим Шевченко. В том числе и мне удалось выразить свою позицию.
Несколько лет назад, выступая на семинаре Московской школы политических исследований в Махачкале, я попросил аудиторию ответить на вопрос: зачем Дагестан нужен России? Надо сказать, прозвучало много разных версий, которые сводились к одной мысли: нужны ресурсы и территория Дагестана. Но никто из опрошенных, как жителей северокавказских регионов, так и московских экспертов, не сказал, что России нужны сами жители республики. Почему-то в массовом сознании укрепилась мысль, что основной ресурс - это полезные ископаемые, земля, море, уникальная природа. А как быть с народами? Почему их хотят отгородить стеной от других регионов страны? Впрочем, среди дагестанских «ура-патриотов» тоже много тех, кто говорит о необходимости ради сохранения языка и культуры административными средствами загнать людей в горные «резервации». Хотя сами предпочитают «бороться» за права своего народа все же в Махачкале, но никак не в родном ауле.
Что не устраивает жителей других регионов в дагестанцах? В первую очередь качество: качество образования, культуры и прочее. Но когда мы пытаемся анализировать экономическую политику, которая реализуется на Северном Кавказе, то видим, что она не предполагает изменение качества людей - главной проблемы, которая не устраивает российское государство и общество. Напротив, регионы накачивают деньгами, на которые строят самые разнообразные «пирамиды».
- Финансовые пирамиды?
- Не только. Главным образом, «пирамиды» - это крупные затратные проекты, «проедающие» деньги бюджета или государственных банков, но не предполагающие реального результата. Это и строительство горнолыжных курортов, окупающихся при 10 млн. отдыхающих, в то время, когда в России горными лыжами занимаются всего 100-150 тысяч человек. Это и строительство по завышенной смете сельской школы в местности, где детей школьного возраста в 10 раз меньше. Это и мегаагропроекты, планирующие «завалить» рынок своей продукцией, которую и сейчас трудно сбыть по себестоимости. Когда на Экономическом совете мы заслушивали инициаторов приоритетных инвестиционных проектов, то больше всего удивляло сочетание миллиардных вложений в здания и оборудование, слова «инновационный» и средней зарплаты персонала 6-7 тысяч рублей. Зачем нужен проект, который даже на бумаге не предполагает возможности получать достойную оплату труда?
- Но их принимали?
- Да, в то время эти проекты получали статус приоритетных, но они же остались таковыми при новом руководстве. Фактически, идеология экономической политики государства за последние 10 лет не меняется. Нам говорят об огромном ресурсном потенциале, в итоге в обществе и элите господствуют экономические мифы. Более 5 лет в своих публикациях я старался доказывать цифрами и фактами, что ни запасы нефти, ни гидроресурсы, ни туризм не могут обеспечить многомиллионному населению Дагестана достойного уровня жизни.
- Но все-таки и природные ресурсы в Дагестане есть?
- Есть. Немного. Но они не позволяют достичь тех уровней, о которых нам заявляют. Допустим, ставится задача достичь масштабов добычи нефти 70-80 годов. Но упускается из виду, что, по данныМ геологов, в Дагестане нет крупных залежей нефти. В советское время вкладывали деньги в разведку и разработку небольших месторождений, которые уже истощены. Всего было открыто 54 месторождения, из которых за 75 лет добыли около 70 млн тонн нефти. Пик был в 1970 году - 2,2 млн тонн. После этого добыча лишь падала: в 1980-м добыли около 750 тысяч тонн, в 1990 - менее 650 тысяч, в 2000 - менее 350 тысяч, в 2010 - менее 200 тысяч.Для сравнения скажу, что Дагестан в год потребляет нефтепродуктов в пересчете на сырую нефть на 1,3-1,5 млн тонн. То есть мы и свои потребности не обеспечиваем.
- А как же каспийская нефть?
- Всего промышленные запасы нефти на балансе дагестанских компаний составляют менее 4 млн тонн. Это на суше. Разведка на дагестанском участке шельфа не дала результатов. Уже разведанные мелкие месторождения, такие как Инчхе-море, не интересны крупным компаниям. А мелкие компании к разработке шельфа никто не допустит. Единственный реальный резерв роста добычи - разрабатывать законсервированные скважины. В советское время из месторождения извлекалось 32-38% имеющейся нефти. Современные технологии позволяют извлекать 45-55%.
Из тысячи отработанных скважин примерно половина еще может дать нефть. То есть реально говорить о возможном приросте запасов еще на 5-7 млн тонн и ориентире добычи на ближайшие годы - 400-450 тыс. тонн. Это позволяет сохранить нефтедобывающую отрасль, но не достигает уровня 1980 года и ничего не меняет в благосостоянии большинства дагестанцев.
При этом замечу, что новые технологии - это западные компании, которые занимают около 70% российского рынка нефтесервисных услуг. А опыт их работы в республике - негативный. Поэтому успех и этого начинания, в конечном счете, сводится к проблеме инвестиционного климата и защиты собственности.
- А как обстоит дело с запасами природного газа и гидроэнергии?
- Газ в республике действительно есть, но его практически не добывают. Думаю, что в ближайшей перспективе добывать не будут - невыгодно. Сейчас Европа переходит на сланцевый и сжиженный газ, снижается потребление, а значит, Газпрому некуда девать излишки. Поэтому дагестанцы и дальше будут покупать добываемый в Сибири газ по самой высокой в стране цене.
Про гидроэнергетику тоже пришлось немало выступать и писать. Во-первых, в республике нет огромных гидроресурсов, наша доля в РФ - лишь 1,9%. Мощность всей дагестанской гидроэнергетики - 1,8 тыс. МВт, а у одной Саяно-Шушенской ГЭС - 6,4 тыс. МВт. Треть ресурсов уже освоена, и проектов строительства новых крупных ГЭС, сопоставимых с Чиркейской или Ирганайской, нет ни у кого. Сейчас озвучивают ориентир роста выработки электроэнергии - 2,6 млрд. кВт-ч, что означает рост мощности на 1200 МВт. До 2020 года правительством РФ утвержден ввод дополнительных мощностей лишь на 820 МВт. Цифры не бьются.
Также не имеют логики планы взять дополнительно 8-10 млрд. рублей налогов с энергетиков. В 2012 году сфера производства и распределения энергии, то есть не только генерация, но и сети, дала в бюджеты всех уровней 1,7 млрд. рублей. Налог составляет примерно 43 копейки с одного произведенного киловатт-часа. Даже если удастся произвести дополнительные 2,6 млрд кВт-ч, то это даст лишь 1,1 млрд рублей налогов.
Во-вторых, это миф, что Дагестан экспортирует энергию. По данным МРСК Северного Кавказа, в 2012 году в республике потребили 5,15 млрд кВт-ч электроэнергии, из которых 31,5% - это потери в сетях. Дагестанская генерация составляла всего 3,9 млрд кВт-ч.
В-третьих, дагестанская гидроэнергетика выполняет в энергосистеме, в первую очередь, функцию выравнивания пиковой нагрузки. Результаты отрасли сильно зависят от погодных условий. Будет снежная зима и жаркое лето, таяние ледников - значит будет много воды и много энергии.В итоге задача энергетики на перспективу - лишь обеспечить собственные потребности.
- Так нужно ли развивать электроэнергетику?
- Нужно строить малые ГЭС, развивать солнечную и ветряную энергетику. Но не с целями генерации, а для оптимизации расходов. Чтобы не тянуть в горы дорогостоящие газопроводы и «дырявые» электросети.
- А в других отраслях экономики есть перспективы? Например, в АПК?
- У нас много любят говорить об успехах сельского хозяйства, которые чаще всего существуют лишь на бумаге. Наиболее яркий пример - овцеводство. Основные результаты отрасли дают личные подсобные хозяйства, продукцию которых считают путем оценки, без первичных документов. Эти хозяйства не платят налоги, поэтому «нарисовать» можно сколько угодно. Реально Дагестан себя не обеспечивает продовольствием. Зерна мы выращиваем 116 тысяч тонн, а потребляем, с учетом нужд животноводства, - около 2 млн тонн.
Согласно данным Росстата, средние надои с коровы у нас 1,6 тонны молока в год, в Ставропольском крае - 5,6 тонн, в Якутии - 1,8 тонн. Хуже нас дела обстоят лишь в Ингушетии и Республике Тыва.
Винограда мы собрали в прошлом году менее 60 тыс. тонн, что в 6 раз меньше, чем в советский период. При этом основная часть также приходится на личные хозяйства. Виноградных вин мы производим в 100 раз меньше, чем Краснодарский край и 5 раз меньше, чем Челябинская область. Коньяки делаем в основном из привозных спиртов, по объемам уступая Москве и Ставрополью.
Достаточно взглянуть на ассортимент магазинов и рынков, чтобы оценить конкурентоспособность дагестанских продуктов питания. А ведь страна вступила в ВТО, к 2015 году таможенные пошлины на большинство товаров резко снизятся, и у наших сельхозпроизводителей появятся дополнительные проблемы со сбытом.
Сельскому хозяйству нужна земельная реформа, укрупнение производства и резкое сокращение численности занятых. Иначе не выжить. Кстати, на круглом столе в Общественной палате выступал представитель ставропольской компании по переработке фруктов. Он пробовал закупать в Дагестане абрикосы, но в итоге проще и выгоднее оказалось покупать их в Китае. На мой взгляд, это показывает тенденцию.
- А какие отрасли перспективны?
- Дагестану нужно не вкачивать деньги в какие-то отрасли, а менять саму бизнес-среду, снимать существующие барьеры. Это не требует больших денег, но позволит возникнуть десяткам тысяч проектов, из которых несколько тысяч станут успешными и конкурентоспособными. Например, когда в 2008-2009 годах шла дискуссия о путях развития республики, я настойчиво пытался доказать, что Дагестан - это не территория инноваций и даже не территория промышленности. У дагестанцев есть выигрышные качества. В основном нашу республику населяют люди работящие, малопьющие, активные, чего нет в других регионах. В этом наше главное конкурентное преимущество. Но сегодня нас почему-то хотят загнать в модель экономики 70-80-х годов, когда люди воспринимались как проблема, которую нужно решать путем трудоустройства. Их искусственно загоняли на заводы и фабрики, которые без государственной подпитки просто не выжили.
На мой взгляд, ни индустриализация, ни производство инноваций для дагестанцев не подходят. Но зато мы идеально вписывается в нишу коммерциализации инноваций. У нас
не хватает образования и квалификации, чтобы изобретать или производить, но мы умеем применять, продавать. В остальной России этого не хватает. Пусть инновации появляются в Новосибирске, Москве или Татарстане. Давайте учить наших людей разбираться в том, как эти инновации применить. Дагестанцы предприимчивые, не боятся открывать бизнес, не боятся рисковать. Это качество человеческого капитала и нужно использовать.
- Что мешает этому? Какой барьер самый большой?
- За последние десятилетия в Дагестане сформировалась система, которая производит фиктивные результаты. Липовые овцы получают реальные дотации, но не дают ни шерсти, ни мяса. Липовые инвестиции не стимулируют производство, а лишь увеличивают потребление. Это меняет ценностные установки в обществе, усиливает иждивенческие настроения. Многие предпочитают не работать, производить, а жить на пособия от государства или на доходы от коррупции и хищений. Не хотят заниматься производством или даже торговлей, а стремятся жить на доходы от сдачи в аренду земель, производственных и торговых площадей.
Иждивенчество усиливает процессы деградации кадрового и профессионального потенциала, приводит к тому, что главным становятся не люди, а «выбивание» новых финансовых ресурсов. Из-за этого реальные стимулы к развитию республики крайне слабые. К сожалению, это устраивает государственную власть. Реальные деньги приходят из федерального бюджета, а успех или провал экономической политики в самой республике не так заметен. В результате мы имеем хорошую динамику экономических показателей, рост валового регионального продукта (ВРП). Но проблема в том, что фиктивный ВРП не дает налогов. С одного рубля той произведенной добавленной стоимости, которую нам показывает статистика, мы собираем налогов в 5 раз меньше, чем в Волгоградской области, в 3 раза меньше, чем в Ставропольском крае, в 2 раза меньше, чем в Кабардино-Балкарии или Карачаево-Черкесии.
Главное, что нужно сделать, - привести в соответствие с реальностью отчетность: величину ВРП, численность населения, поголовье овец, многое другое.
- А что у нас не в порядке с численностью населения?
- У нас нет точных данных о том, какова численность населения республики в целом и в разрезе населенных пунктов. Результаты двух переписных компаний 2002 и 2010 годов вызвали достаточно много причин усомниться в их достоверности. Подробно я писал об этом в своей статье «Загадки демографии». Официальный статистический сборник за 2003 год дает удивительные цифры - в 2001 году в республике проживало 2179,5 тысячи жителей, а в 2002-м - 2576,5 тыс. человек. Прибавляем к первому числу естественный прирост 25 тыс. чел., вычитаем сальдо миграции 4,8 тыс. человек, получаем нестыковку в 376 тыс. человек. В 2010 году также возникает нестыковка - население необъяснимо выросло примерно на 120 тысяч человек.
В сумме получаем примерно полмиллиона жителей, которые по переписи числятся, а из сферы медицины и образования выпадают.
- И что же, никто не обнаружил пропажи?
- Обнаружили. И политики, и ученые. В 2005 году комиссия Александра Починка выявила более 70 тыс. детей, которые должны были обучаться в школах, но не фиксировались министерством образования. При этом детские пособия на этих детей выделялись, и кто-то их получал. В марте 2013 года Александр Хлопонин обнаружил, что «фактически исчезли» 110 тысяч детей из северокавказских республик, фиксируемые в статистических документах. Здесь уже не мешает проверить полученный материнский капитал. Никита Мкртчян из Института демографии в своих статьях подробно оценил масштабы приписок в регионах Северного Кавказа. Он также отметил, что данные переписи полностью опровергают существовавшие демографические тенденции. Например, если в 2000 году Дагестан занимал 2-е место в стране по рождаемости, то после переписи оказался в «середине списка» между Якутией и Бурятией. В то же время
показатель ожидаемой продолжительности жизни, напротив, подскочил до самых высоких по стране значений.
- С чем это связано?
- Есть и откровенные фальсификации, когда для получения пособий регистрируют якобы рожденных, а также не регистрируют умерших для получения их пенсий. Но основной объем приписок дает двойной счет. Посчитали ту часть диаспоры, которая фактически не живет в республике. Дважды посчитали тех, кто переехал из горных районов на равнину, в том числе в Махачкалу.
- А какая от этого выгода?
- Как оценивают специалисты в области межбюджетных отношений, на каждые 100 тысяч приписанного населения из федерального бюджета и внебюджетных фондов наша республика дополнительно получает свыше 1 млрд рублей. То есть «мертвые души» ежегодно обеспечивают Дагестану более 5 млрд рублей. Прибавьте к этому электоральные выгоды.
Фактически республика погрязла в паутине мифов и фиктивных результатов.
- Как вы оцениваете шаги Рамазана Абдулатипова по созданию Стратегического совета, отказ от мегапроектов в пользу малого и среднего бизнеса?
- Я согласен, что в принципе это правильный подход. Нужно менять приоритеты, менять среду, реформировать образование, включить человеческий потенциал. К сожалению, последние новости говорят о том, что многие мегапроекты все же получают поддержку без их предварительной ревизии и переоценки. Декларации о поддержке малого бизнеса сопровождаются заявлениями о том, что, например, Восточный рынок надо перенести за город, убрать торговые точки от объектов транспорта, строить крупные торговые центры вместо мелких торговых точек.
При этом торговля - это наиболее значимая отрасль экономики. Укрупнение торговых предприятий - это естественный процесс, который должен опираться на лучшую логистику и меньшие издержки. Так, например, произошло в Москве, где многое выгоднее покупать в торговых центрах. В Дагестане пока ситуация такова, что даже большие магазины стараются по отчетности быть совокупностью малых предприятий, иначе слишком высоки издержки. Действовать в этой сфере административными методами, на мой взгляд, неправильно. А экономических решений пока не заметно.
Однозначно позитивно можно оценить стремление привлечь в республику ресурсы таких крупных финансовых учреждений, как Сбербанк и ВТБ.
Вместе с тем, указ о создании Стратегического совета меня несколько удивил. Он обозначен как консультативный орган, который собирается два раза в год и готовит предложения. Это не совсем уровень главы Сбербанка, да и при такой интенсивности заседаний предложений не будет много.
Этот орган имел бы смысл, если бы Германа Грефа, представителей других структур, в том числе государственных, использовали как фильтр, который, проведя независимую общественную экспертизу, разделит инвестиционные проекты, целевые программы, ключевые экономические документы на «дутые» и реальные. У банков есть структуры, которые способны выступить аудиторами, провести независимый анализ. Ведь главное достоинство людей уровня Грефа в том, что их невозможно купить или запугать.
Тогда мегапроектов и «распильных» госпрограмм поубавилось бы, что оздоровило бы ситуацию.
И так у нас законы и исполнительная власть существуют в параллельных измерениях. Скажем, можете открыть сайт Министерства экономики Дагестана и увидеть, что Стратегия развития Дагестана до 2025 года, которая принята в 2011 году республиканским законом, так и не была размещена на сайте министерства. В этом разделе за Стратегию выдается НИР, выполненный консалтинговой компанией «AV» и не имеющий никакой юридической силы. Согласно закону председатель правительства ежегодно должен отчитываться о ходе реализации Стратегии и публиковать эту информацию в СМИ. В 2011 году не было отчета, в 2012 году «забыли» отчитаться. Все делают вид, что ничего не происходит.
- Может быть, у правительства есть более важные дела?
- Возможно. В свое время мы пытались через Экономический совет поднимать проблемы, привлекать внимание общества и первых лиц. Например, в 2011 году большая работа была проделана по изучению проблем отгонного животноводства. В прошлом году поднималась серьезная проблема сейсмобезопасности, выступал с хорошим докладом директор Института геологии ДНЦ РАН Василий Черкашин. Еще в 2010 году Институт физики Земли прогнозировал вероятность сильного землетрясения после 2013 года, которое может затронуть Махачкалу, Кизилюрт и Хасавюрт.
К сожалению, нарушение технологии строительства, игнорирование сейсмического зонирования, низкая готовность спасательных служб вызывают реальное беспокойство. Надеюсь, что об этих проблемах наконец вспомнят.