вечернее
Ко мне приходит грусть.
Она приходит ко мне летними поздними вечерами, когда воздух напоминает густой бульон из шума машин под окном, звона комаров и запаха пыльной травы. Грусть заходит ко мне в дом не стучась, на правах старой закадычной подруги, с которой и крым и рым и медные трубы - разве что детей не крестили еще. Она кладет голову мне на плечо, приобнимает и начинает напевать что-то то о том, что было; о том, что могло было быть. Мягко просишь её: «Уходи, милая, мне же радостно, просто я устала сегодня вечером. Мне бы раньше лечь поспать». А она улыбается себе тихо, знает, что не прогонят её, старую подругу, знает, что заслужила это право своей ненавязчивостью: многие другие что ни день приходят, но только не она. Мы сидим с ней вместе в летнем ночном мареве, тренируем условное наклонение (это то, что с частичкой «бы»), чтобы завтра утром ценилось больше то, что меня окружает сейчас.
Она приходит ко мне летними поздними вечерами, когда воздух напоминает густой бульон из шума машин под окном, звона комаров и запаха пыльной травы. Грусть заходит ко мне в дом не стучась, на правах старой закадычной подруги, с которой и крым и рым и медные трубы - разве что детей не крестили еще. Она кладет голову мне на плечо, приобнимает и начинает напевать что-то то о том, что было; о том, что могло было быть. Мягко просишь её: «Уходи, милая, мне же радостно, просто я устала сегодня вечером. Мне бы раньше лечь поспать». А она улыбается себе тихо, знает, что не прогонят её, старую подругу, знает, что заслужила это право своей ненавязчивостью: многие другие что ни день приходят, но только не она. Мы сидим с ней вместе в летнем ночном мареве, тренируем условное наклонение (это то, что с частичкой «бы»), чтобы завтра утром ценилось больше то, что меня окружает сейчас.