Из Морского Сборника
ПЕРЕХОД НА КУПЕЧЕСКОМ БРИГЕ ИЗ СЕВАСТОПОЛЯ В РЕДУТ-КАЛЕ.
(Извлечено из записок Лейтенанта К. Л. У.)
(Окончание)
11-го Октября.
Возьмите Лоцию Черного Моря, прочтите о Новороссийской боре, и вам будет совершенно понятно, почему Николай Петрович сегодня молчалив, почему он ходит по палубе, поглядывает на горы и как будто хочет пронюхать в воздухе, что будет через полчаса. Он держит ухо востро: мы идем мимо Новороссийска.
В той же Лоции, как будто для успокоения мореходца, сказано: «Находясь на высоте Новороссийска в расстоянии пяти миль, можно довольно часто видеть, что в бухте свежий NO, а самому испытывать только легкие временные порывы». То же самое испытывали мы теперь: легкая полоса северо-восточного ветра едва подвигает нас вперед, море покойно, небо стало заволокаться тучами; вершины прибрежных гор и ущелья покрылись туманом. «Все тихо на небе и на земле, как в сердце ребенка во время утренней молитвы». Ни на земле, ни в воздухе не видно живого существа; кажется, природа задремала. Такое состояние располагает к мечтательности; я склонился за борт и следил за стадами морских рыб, которые, обгоняя наш бриг, казалось, смеялись над его неповоротливостью. А между тем услужливая фантазия переносит меня под мирный кров родного дома, и мне тепло, хорошо и безопасно у домашнего очага… Но вот картина переменяется. Я опять на своем фрегате; небо покрыто черными тучами, молния блещет; ветер рвет воду, и вал набегает на наш фрегат, грозя разбить его вдребезги. Но он промчался, промчались и многие другие опасные валы, а наш фрегат цел и невредим… Опять переменяется декорация. Небо чисто и ясно, солнце жжет своими лучами; я на берегу; я могу спрятаться от зноя в кипарисовой роще и оттуда любоваться на зеркальную поверхность моря… Я вижу себя в Италии, в стране, которая всегда составляла предел моих мечтаний… И много, много подобных грез пронеслось в моем воображении, не оставив ни малейшего следа, как
…легкий пар вечерних облаков;
Едва блеснут, их ветер вновь уносит;
Зачем они? Откуда? - Кто их спросит!
Но я не намерен сообщать вам моих сновидений, так как они были по большей части романтического свойства. Романтизм на море, на высоте Новороссийска, не может иметь места.
- А ведь это опасное место, Николай Петрович, - сказал я приближавшемуся ко мне шкиперу.
- Да, ничего; прозевай минуту, так поминай, как звали.
Когда опасность миновалась, я постарался завести разговор с Николаем Петровичем.
- Скажите, зачем вы ходите в море; вам бы пора и отдохнуть. У вас денег довольно, и семья есть в Тагонроге.
- Так-то так; и деньжат довольно, и в семье своей все лучше, кажись, чем на бриге; а придет весна, так вот и мутит, чтобы в море. Меня уж и дочь сколько просила: останься-де, тут и спокойнее, и веселее. Да нет, не живется! Все в море лучше. А вдоволь натерпелся от этого моря.
И Николай Петрович стал мне рассказывать о своих похождениях: он разбивался четыре раза; два раза терял свои суда, а с ними все состояние; в Константинополе один раз подкупили какого-то нехриста, чтоб зарезал его…
- Господь милостив, оборонил, и враг злой ничего не смог, - продолжил Николай Петрович; - стар стал; не то уж, что прежде; в сырую погоду так кости и ломит.
Старик нахмурил брови и призадумался. О чем он думал: о бурно протекшей жизни или грядущей смерти?
13-го Октября.
- Ветер в самое рыло, - сердито сказал Николай Петрович.
Действительно, ветер дул в самое рыло и, действуя заодно с противным течением, относил нас назад. В настоящую минуту мы дальше от Редута, чем были вчера. Недостаток воды и зыбь заставили нас спуститься в Адлер. Здесь я явился к Коменданту и узнал, что наши военные действия в Турции уже начаты, и что Турки овладели нашим пограничным постом.
Ветер, от которого мы уходили, переменился, а потому я приказал, чтобы, как можно скорее окончить все нужные дела. Пока люди наливались водою, я бродил по крепости в сопровождении здешнего иеромонаха.
В крепостных воротах я заметил толпу Черкесов: Джегитский князь Гич изволил пожаловать со всею свитою для каких-то совещаний с командиром. Князь Гич - начальник мирного с нами племени; он пользуется здесь общим уважением, во-первых, как отпрыск одной из древнейших княжеских фамилий на Кавказе, и, во-вторых, как прекрасный человек. Он снабжает крепость дровами из своего собственного леса. Без этого, говорили мне, нужно было бы драться за каждое полено.
Скоро я распрощался с Адлером и его живописными окрестностями. Ровный ветерок подталкивал наш бриг, и, мало помалу, исчез из виду крепостной вал, потом и белые башни исчезли, наконец, и церковный купол скрылся за вечнозелеными лавровыми рощами, покрывающими прибрежные холмы. Растительность этой части берега великолепна. Огромные леса, состоящие из пальмы, дуба, ясени, красного дерева и разных фруктовых деревьев, переплетенных лозами дикого виноградника, тянутся далеко вглубь материка. В этих благодатных местах живут дикие козы, фазаны и олени.
Молва гласит, что в Персии существуют такие любознательные львы и тигры, которые иногда решаются предпринимать довольно опасные и не совсем удобные путешествия, с целью изведать кавказские леса и попробовать здешней дичи. Их, говорят, видывали здесь; но только говорят. Странно, однако ж, то обстоятельство, что прекрасный кавказский лес вовсе не годиться на постройки; он трескается и очень скоро гниет; причина неизвестна; догадываются, что это происходит оттого, что он растет в сырых и низменных местах. Для судостроения весь Кавказский край снабжается привозным лесом.
15-го Октября.
Между тем, как я писал эти строчки, горизонт покрылся сплошной массой серых туч; ветер, сначала ровный, стал заметно свежеть; не более как в полчаса развело зыбь; мрак увеличивается с каждой минутой. Усиливающиеся порывы ветра переходят в шторм; зеленые, пенистые валы поднимаются выше борта нашего бедного брига, который, скрипя и покачиваясь с боку на бок, то ныряет и, кажется, хочет измерить глубину морскую, то поднимается гордо на самый хребет вала. Мы убавили парусов и, скрывшись в Пицунду, бросили якорь на 17 ½ саженях глубины.
Пицунда, Пицунда! Я люблю этот маленький мыс, покрытый соснами; он так напоминает родную сторону…
Теперь, впрочем, не до воспоминаний. Ветер шумит; дождь льет ливнем; море бурлит и укачивает нас, как рассержоная, нетерпеливая мать качает своего капризного ребенка. На землю спустилась темно-мрачная ночь.
До самого утра мы оставались на палубе, залитой водою; в эту ночь я имел случай измерить всю важность командирского поста…
17-го Октября.
Погода переменилась. С 5 часов утра дует легкий береговой ветер; мы делаем по 2 ½ узла.
Проходя мимо Бомборы, можно видеть остатки древней Венецианской крепости и вдоволь налюбоваться живописными видами, между которыми белеет дом Абхазского князя Михаила, построенный на горе.
18-го Октября.
Волею ветра и противного течения мы опять стоим на якоре в Пицунде.
- Экая притча; знать прогневили мы Бога, - говорит Николай Петрович, садясь в шлюпку. - Святый Угодник, этак мы в полгода не доберемся до Редута.
После молебствия мы отправились осматривать Пицунду. Архитектор был так добр, что предложил осмотреть древний храм, современный, как гласит предание, Иоанну Златоусту. Это здание представляет весьма любопытный предмет для археолога: архитектура и живопись, которыми восхищался наш любезный проводник, могут иметь какой-нибудь интерес только для знатока; я, с своей стороны, употреблял значительные усилия, чтобы открыть в них те достоинства, которые находил архитектор - но не мог. Здесь же хранится Евангелие, драгоценное для христианина, Евангелие, писанное, как полагают, одним из учеников Евангелиста Луки на древнем Эллинском языке.
Горские племена, придерживающиеся по большей части учению Корана, питают к этому храму большое уважение. Они приносили сюда свои кольчуги, оружие и разного рода талисманы.
Осмотрев церковь, мы пошли взглянуть на другие достопримечательности Пицунды - виноградный ствол, имеющий два фута в окружности, и прекрасные сосны с длинными блестящими иглами; они составляют довольно большую рощу; прежде, как говорил наш проводник, это был лес; но в 1848 году буря (SO) вырвала с корнем более восьмисот вековых деревьев.
Я возвратился на бриг уже вечером. Солнце скрылось за море, а на небе засияли мириады звезд. У меня с Николаем Петровичем завязался разговор об астрономии. Его сведения по этой части состояли в знакомстве с созвездием плеяд, известном ему под именем волосожара и большой медведицы, именуемой - лось. По полярной звезде он поверяет компас; по созвездию плеяд считает время, так точно, как и по большой медведице; когда первое пройдет половину пути, а вторая повернется хвостом вниз, тогда ровно полночь. Николай Петрович знает также утреннюю, вечернюю и полночную звезду.
От звезд мы перешли незаметно к тифонам, причем почтенный шкипер сообщил мне особенное, употребляемое только на Черном Море средство уничтожать их. Оно очень просто:…, и потом, совершенно новым, еще не бывшем в употреблении, ножом провести по мачте, и рукав (так называется тифон на их языке) исчезнет, - как ножом разрежет; при этом расстояние не имеет значения.
Тоже 18-е число того же Октября.
Свежий NW. Скорость - 3 ½ узла. При такой скорости, беспримерной для нашего ленивого брига, мы думаем через пять-шесть часов увидеть Сухум, а завтра к вечеру быть в Редуте; и пора бы, сегодня две недели, как мы вышли из Севастополя.
19-го Октября.
Мы в Сухуме.
Съехав на берег и узнав, что Никольское укрепление взято Турками и, что вооруженные кочермы показываются в виду Редута, я обратился к здешнему начальству и получил приказание остаться на рейде до особенного распоряжения.
Ровно двадцать дней я мог бродить по окрестностям Сухума, рассматривать более или менее интересные предметы, рассеянные по этой части берега, и любоваться прекрасными видами, но мне некогда рассказывать вам о виденном и слышанном: нас берут на буксир.
10-го Ноября.
Мы благополучно достигли Редута и стали выгружать снаряды. Николай Петрович очень весел, так же точно, как и я. Вечером мы окончили выгрузку, и я, получив приказание явиться капитану одного из пароходов, состоящих в отряде Вице-Адмирала Серебрякова, должен был проститься с бригом и его добродушным шкипером.
Вот вам достоверный и подробный отчет о моем необыкновенном и довольно скучном плавании. Каковы похождения, таков и рассказ.
Морской Сборник, 1854, Сентябрь
-------------
К. Л. У. - Леон. Ал-сеев. Ухтомский / Масанов И. Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. М. : 1957, Т. II, с. 15.
(Извлечено из записок Лейтенанта К. Л. У.)
(Окончание)
11-го Октября.
Возьмите Лоцию Черного Моря, прочтите о Новороссийской боре, и вам будет совершенно понятно, почему Николай Петрович сегодня молчалив, почему он ходит по палубе, поглядывает на горы и как будто хочет пронюхать в воздухе, что будет через полчаса. Он держит ухо востро: мы идем мимо Новороссийска.
В той же Лоции, как будто для успокоения мореходца, сказано: «Находясь на высоте Новороссийска в расстоянии пяти миль, можно довольно часто видеть, что в бухте свежий NO, а самому испытывать только легкие временные порывы». То же самое испытывали мы теперь: легкая полоса северо-восточного ветра едва подвигает нас вперед, море покойно, небо стало заволокаться тучами; вершины прибрежных гор и ущелья покрылись туманом. «Все тихо на небе и на земле, как в сердце ребенка во время утренней молитвы». Ни на земле, ни в воздухе не видно живого существа; кажется, природа задремала. Такое состояние располагает к мечтательности; я склонился за борт и следил за стадами морских рыб, которые, обгоняя наш бриг, казалось, смеялись над его неповоротливостью. А между тем услужливая фантазия переносит меня под мирный кров родного дома, и мне тепло, хорошо и безопасно у домашнего очага… Но вот картина переменяется. Я опять на своем фрегате; небо покрыто черными тучами, молния блещет; ветер рвет воду, и вал набегает на наш фрегат, грозя разбить его вдребезги. Но он промчался, промчались и многие другие опасные валы, а наш фрегат цел и невредим… Опять переменяется декорация. Небо чисто и ясно, солнце жжет своими лучами; я на берегу; я могу спрятаться от зноя в кипарисовой роще и оттуда любоваться на зеркальную поверхность моря… Я вижу себя в Италии, в стране, которая всегда составляла предел моих мечтаний… И много, много подобных грез пронеслось в моем воображении, не оставив ни малейшего следа, как
…легкий пар вечерних облаков;
Едва блеснут, их ветер вновь уносит;
Зачем они? Откуда? - Кто их спросит!
Но я не намерен сообщать вам моих сновидений, так как они были по большей части романтического свойства. Романтизм на море, на высоте Новороссийска, не может иметь места.
- А ведь это опасное место, Николай Петрович, - сказал я приближавшемуся ко мне шкиперу.
- Да, ничего; прозевай минуту, так поминай, как звали.
Когда опасность миновалась, я постарался завести разговор с Николаем Петровичем.
- Скажите, зачем вы ходите в море; вам бы пора и отдохнуть. У вас денег довольно, и семья есть в Тагонроге.
- Так-то так; и деньжат довольно, и в семье своей все лучше, кажись, чем на бриге; а придет весна, так вот и мутит, чтобы в море. Меня уж и дочь сколько просила: останься-де, тут и спокойнее, и веселее. Да нет, не живется! Все в море лучше. А вдоволь натерпелся от этого моря.
И Николай Петрович стал мне рассказывать о своих похождениях: он разбивался четыре раза; два раза терял свои суда, а с ними все состояние; в Константинополе один раз подкупили какого-то нехриста, чтоб зарезал его…
- Господь милостив, оборонил, и враг злой ничего не смог, - продолжил Николай Петрович; - стар стал; не то уж, что прежде; в сырую погоду так кости и ломит.
Старик нахмурил брови и призадумался. О чем он думал: о бурно протекшей жизни или грядущей смерти?
13-го Октября.
- Ветер в самое рыло, - сердито сказал Николай Петрович.
Действительно, ветер дул в самое рыло и, действуя заодно с противным течением, относил нас назад. В настоящую минуту мы дальше от Редута, чем были вчера. Недостаток воды и зыбь заставили нас спуститься в Адлер. Здесь я явился к Коменданту и узнал, что наши военные действия в Турции уже начаты, и что Турки овладели нашим пограничным постом.
Ветер, от которого мы уходили, переменился, а потому я приказал, чтобы, как можно скорее окончить все нужные дела. Пока люди наливались водою, я бродил по крепости в сопровождении здешнего иеромонаха.
В крепостных воротах я заметил толпу Черкесов: Джегитский князь Гич изволил пожаловать со всею свитою для каких-то совещаний с командиром. Князь Гич - начальник мирного с нами племени; он пользуется здесь общим уважением, во-первых, как отпрыск одной из древнейших княжеских фамилий на Кавказе, и, во-вторых, как прекрасный человек. Он снабжает крепость дровами из своего собственного леса. Без этого, говорили мне, нужно было бы драться за каждое полено.
Скоро я распрощался с Адлером и его живописными окрестностями. Ровный ветерок подталкивал наш бриг, и, мало помалу, исчез из виду крепостной вал, потом и белые башни исчезли, наконец, и церковный купол скрылся за вечнозелеными лавровыми рощами, покрывающими прибрежные холмы. Растительность этой части берега великолепна. Огромные леса, состоящие из пальмы, дуба, ясени, красного дерева и разных фруктовых деревьев, переплетенных лозами дикого виноградника, тянутся далеко вглубь материка. В этих благодатных местах живут дикие козы, фазаны и олени.
Молва гласит, что в Персии существуют такие любознательные львы и тигры, которые иногда решаются предпринимать довольно опасные и не совсем удобные путешествия, с целью изведать кавказские леса и попробовать здешней дичи. Их, говорят, видывали здесь; но только говорят. Странно, однако ж, то обстоятельство, что прекрасный кавказский лес вовсе не годиться на постройки; он трескается и очень скоро гниет; причина неизвестна; догадываются, что это происходит оттого, что он растет в сырых и низменных местах. Для судостроения весь Кавказский край снабжается привозным лесом.
15-го Октября.
Между тем, как я писал эти строчки, горизонт покрылся сплошной массой серых туч; ветер, сначала ровный, стал заметно свежеть; не более как в полчаса развело зыбь; мрак увеличивается с каждой минутой. Усиливающиеся порывы ветра переходят в шторм; зеленые, пенистые валы поднимаются выше борта нашего бедного брига, который, скрипя и покачиваясь с боку на бок, то ныряет и, кажется, хочет измерить глубину морскую, то поднимается гордо на самый хребет вала. Мы убавили парусов и, скрывшись в Пицунду, бросили якорь на 17 ½ саженях глубины.
Пицунда, Пицунда! Я люблю этот маленький мыс, покрытый соснами; он так напоминает родную сторону…
Теперь, впрочем, не до воспоминаний. Ветер шумит; дождь льет ливнем; море бурлит и укачивает нас, как рассержоная, нетерпеливая мать качает своего капризного ребенка. На землю спустилась темно-мрачная ночь.
До самого утра мы оставались на палубе, залитой водою; в эту ночь я имел случай измерить всю важность командирского поста…
17-го Октября.
Погода переменилась. С 5 часов утра дует легкий береговой ветер; мы делаем по 2 ½ узла.
Проходя мимо Бомборы, можно видеть остатки древней Венецианской крепости и вдоволь налюбоваться живописными видами, между которыми белеет дом Абхазского князя Михаила, построенный на горе.
18-го Октября.
Волею ветра и противного течения мы опять стоим на якоре в Пицунде.
- Экая притча; знать прогневили мы Бога, - говорит Николай Петрович, садясь в шлюпку. - Святый Угодник, этак мы в полгода не доберемся до Редута.
После молебствия мы отправились осматривать Пицунду. Архитектор был так добр, что предложил осмотреть древний храм, современный, как гласит предание, Иоанну Златоусту. Это здание представляет весьма любопытный предмет для археолога: архитектура и живопись, которыми восхищался наш любезный проводник, могут иметь какой-нибудь интерес только для знатока; я, с своей стороны, употреблял значительные усилия, чтобы открыть в них те достоинства, которые находил архитектор - но не мог. Здесь же хранится Евангелие, драгоценное для христианина, Евангелие, писанное, как полагают, одним из учеников Евангелиста Луки на древнем Эллинском языке.
Горские племена, придерживающиеся по большей части учению Корана, питают к этому храму большое уважение. Они приносили сюда свои кольчуги, оружие и разного рода талисманы.
Осмотрев церковь, мы пошли взглянуть на другие достопримечательности Пицунды - виноградный ствол, имеющий два фута в окружности, и прекрасные сосны с длинными блестящими иглами; они составляют довольно большую рощу; прежде, как говорил наш проводник, это был лес; но в 1848 году буря (SO) вырвала с корнем более восьмисот вековых деревьев.
Я возвратился на бриг уже вечером. Солнце скрылось за море, а на небе засияли мириады звезд. У меня с Николаем Петровичем завязался разговор об астрономии. Его сведения по этой части состояли в знакомстве с созвездием плеяд, известном ему под именем волосожара и большой медведицы, именуемой - лось. По полярной звезде он поверяет компас; по созвездию плеяд считает время, так точно, как и по большой медведице; когда первое пройдет половину пути, а вторая повернется хвостом вниз, тогда ровно полночь. Николай Петрович знает также утреннюю, вечернюю и полночную звезду.
От звезд мы перешли незаметно к тифонам, причем почтенный шкипер сообщил мне особенное, употребляемое только на Черном Море средство уничтожать их. Оно очень просто:…, и потом, совершенно новым, еще не бывшем в употреблении, ножом провести по мачте, и рукав (так называется тифон на их языке) исчезнет, - как ножом разрежет; при этом расстояние не имеет значения.
Тоже 18-е число того же Октября.
Свежий NW. Скорость - 3 ½ узла. При такой скорости, беспримерной для нашего ленивого брига, мы думаем через пять-шесть часов увидеть Сухум, а завтра к вечеру быть в Редуте; и пора бы, сегодня две недели, как мы вышли из Севастополя.
19-го Октября.
Мы в Сухуме.
Съехав на берег и узнав, что Никольское укрепление взято Турками и, что вооруженные кочермы показываются в виду Редута, я обратился к здешнему начальству и получил приказание остаться на рейде до особенного распоряжения.
Ровно двадцать дней я мог бродить по окрестностям Сухума, рассматривать более или менее интересные предметы, рассеянные по этой части берега, и любоваться прекрасными видами, но мне некогда рассказывать вам о виденном и слышанном: нас берут на буксир.
10-го Ноября.
Мы благополучно достигли Редута и стали выгружать снаряды. Николай Петрович очень весел, так же точно, как и я. Вечером мы окончили выгрузку, и я, получив приказание явиться капитану одного из пароходов, состоящих в отряде Вице-Адмирала Серебрякова, должен был проститься с бригом и его добродушным шкипером.
Вот вам достоверный и подробный отчет о моем необыкновенном и довольно скучном плавании. Каковы похождения, таков и рассказ.
Морской Сборник, 1854, Сентябрь
-------------
К. Л. У. - Леон. Ал-сеев. Ухтомский / Масанов И. Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. М. : 1957, Т. II, с. 15.