Бадний день и Божич в Сербии
(Продолжение)
Но возвратимся к нашему ужину. Хотя коледованья и не было, но вечер без пения не обошелся, да и мыслима ли сербская вечеринка без песни? Кум Милан оказался мастером гудеть на гуслях и петь песни. Правда, он сначала поломался, - без этого нельзя уже, - уверял, что гусли не хороши, что не в голосе он, что не знает что петь, но несколько стаканов вина и наши уговариванья заставили его затянуть одну из тех однообразных по напеву, лишенных, может быть, музыкальной прелести, но столь живых и живописных по содержанию песен. Кому приходится слушать сербскую песню, не понимая вполне смысла ее, на того заунывный голос, вечно повторяющийся после нескольких стихов, и не менее заунывный мотив на гуслях наводят тоску и скуку; но кто может следить за рассказом, того невольно увлекает яркость красок и простота изложения, тот невольно переносится за певцом в мир, где под облаками носятся вилы-волшебницы, где на своем верном коне Шарце кралевич Марко совершает богатырские подвиги, в тот мир поэзии и народного творчества, где отразилось и запечатлелось навеки все пережитое сербским многострадальным народом, где доселе поминается с благодарностью просветитель Сербии Св. Савва, с гордостью - царь Душан, где оплакивается горькими слезами гибель Сербии на Косовом поле, где не забыты боровшиеся против турецкого ига гайдуки, где прославлены Кара-Георгий и Милош Обренович, разбившие турецкие оковы. Нельзя утомиться, слушая такую песню, следя за впечатлением, производимым на Сербов, неграмотных поселян или образованных людей, все равно. Поет ли песня об удалых подвигах славных юнаков, Серб, подбоченясь, крутит свой ус; рассказывает ли страдания райи под турецким игом, Серб, опустив голову, слушает воздыхая, припоминая время, которое, может быть, пережил сам; зашутит ли песня - и он засмеется; пошлет ли проклятье врагам и изменникам - и он прибавит свое крепкое словцо…
Пение песен не составляет у Сербов ремесла; есть, правда, слепцы в Среме и Банате, живущие исключительно пением, но в Княжестве, а особенно, в Герцеговине, в редком доме нет гуслей, и всякий более или менее хорошо умеет спеть песню.
Милан оказался мастером своего дела; понемногу он разошелся, стал выводить такие высокие ноты, что ему могла позавидовать любая из девушек, и петь такие чертовщины, что хозяйка стала отплевываться, ребятишки фыркать и даже доматин разумник улыбаться; пропел он нам, как погиб гайдук Раде из Сокола, обманутый Турком побратимом Ашин-бегом, и как ужасно отомстили за него его товарищи; как голый дервиш похитил дочь богача Осман-аги, как женился Иово Сарайлия… «Еще одну, еще одну», - уговаривали мы его, ну-ка, Милан, ещё одну; «Деде, Милане, йош єдну», - прошамкал старший брат нашего доматина. Милан хлебнул вина, откашлялся и затянул песню о князе Михаиле, об его заслугах пред народом, об его ужасной смерти в Топчидери под ножем убийц:
Проклет био и ко их родио,
Проклет био ко их научио,
Проклет био ко их послушао
И ко трагом ньиховим пошао!..1)
Закончил он свою песню. Посыпались проклятия на изменников: «Црн ним образ био!» - почерней их лицо - и благословения на князя: «Бог му душу опрости, лака му земля била!», то есть, прости, Боже, его душу, пусть легка ему земля будет, а кое-кто из слушателей украдкою утер слезу. Чья это песня, кто ее сочинитель, право, не знаю, она стала песнею народной. Имя князя Михаила уже нашло свое место среди юнаков, павших за сербство; всего четыре года минуло после Топчидерского кровавого дела, а уже личность князя получила легендарный характер, значительно уклоняющийся от истории; нельзя не заметить, что ежели это обстоятельство выставляет силу эпического творчества в Сербском народе, оно наглядно доказывает насколько можно доверять сербским былинам, как историческому материалу.
Слушая песни Милана, мы засиделись до полуночи, а на другой день надо было подниматься рано; потому, осушив еще чашу вина и пожелав друг другу лаку (легкую) ночь, мы простились с приходившими гостями и расположились было спать, как вдруг появилась хозяйка в сопровождении двух других женщин, несших лохань с теплою водою и полотенца, и объявила нам, что надо, по обычаю, мыть гостям ноги; я отказался от этой чести, уговорив г. Миличевича исполнить обряд, чтобы не нарушать порядка. Наконец, все успокоилось; и утомленный всем виденным и слышанным, я, конечно, задремал бы скоро, если б один из моих спутников не толкал меня во сне в бок, а другой не кашлял под ухо, но и они угомонились, и я уснул.
На дворе еще было темно, когда нас разбудили ружейные и пистолетные выстрелы, возвещавшие с разных концов села, что наступил день Рождества Христова, Божич. Стрельба открывается обыкновенно после первых петухов, и все в доме спешит подняться, начинаются обряды Божичные.
В Боснии и Герцеговине хозяин выходит первый к воротам своего дома и сякает, то есть кричит: «Сияй Боже и Божичу и нашему или нашей» - называя имена домочадцев. Тотчас кто-нибудь из дома идет за водой, в Боснии непременно мужчина и в рукавицах, потому что так прислуживали пастухи Богородице, и, подходя к источнику, говорит: «Добро ютро, водице, и честит ти Божич», а в Старой Сербии посыпают пшеницею, говоря: «Ева ти знака Христова, па га однеси нашим умрлим (имя рек) и кажи им за Христово Роденье»2). Водою этой всякий в доме спешит умыться, что считается особенно здоровым. На этой же воде хозяйка месит чесницу.
Чесница - большая, сдобная, пресная, вроде пряженца, лепешка, в которую везде запекают маленькую монету, а в Груже и Ужичком окружье сделанные из дерева изображения овец, ульев, волов, плуга и принадлежностей разных ремесел; в Боснии запекают гвоздь от подковы, солому и сыр, и за обедом, когда режут чесницу, то по этим заметкам гадают, кому в чем будет счастье: кому достанется монета - будет торговец, кому гвоздь - будет счастлив в конях, кому сыр - будут овцы, кому солома - урожай хлеба. Замесив чесницу, хозяйка покрывает ее углями, кладя столько угольков, сколько есть в доме посевов и разного рода имуществ: уголь, покрывшийся гуще других золою, предвещает урожай соответствующего ему посева.
Нам тоже дали умыться Божичной водой, и потом хозяйка принесла дреновины, терновых веток, от которых надо съесть несколько почек для здоровья и закусить протертым дулеком (тыквой), чтобы толстеть, как тыква; все это надо запить Божичною водой.
Пока доматица и часть домашних оставались стряпать обед, другие стали снаряжаться в церковь и нарядились в самое лучшее платье; на девушках звенели целые ряды двугривенных и рублей, нанизанных, как ожерелье или монисты, и вплетенных в косы, а у молодиц вся голова была покрыта серебром, как шлемом. Нам запрягли нашу телегу, арабу, и мы поехали в церковь; начинало светать, но туман был так густ, что не видать было через улицу; наш извозчик не знал дороги, и нам пришлось взять из дому проводника, который шел перед лошадьми с зажженною свечой - так было тихо. По народным приметам какова погода на Бадний день, такова и на месяц пред Юрьевым днем, а какова на Божич, такова и на весь следующий месяц.
По дороге в церковь мы остановились около дома одного приятеля и кума г. Миличевича; в этом доме наш путеводитель хотел быть полажайником. Мы же рады были посмотреть эти обычаи.
Полажайником или полазником называется гость, который первый войдет (влазит) на Рождество в дом; он приносит на весь год счастье или несчастье; в одних местностях его приглашают заранее, в других ежегодно приходит тот же самый, большею частию родственник или сосед. Там, где полажайник назначен заранее, прежде его никто не смеет войти в дом, и даже священник, приходящий с крестом, останавливается и совершает молебствие вне дома.
В Герцеговине полажайник приходит после обеда и, подходя к дому, стреляет из ружья и кричит издалека: «Христос се роди!», а доматин ему отвечает: «Ва истину се роди!» Когда он входит в дом, все должны встать и мирбожиться, т. е. целоваться, говоря: «Мир Божи и Христос се роди, поклоняемо се светоме Христову Рожанству»; потом полажайник подвигает головни бадняка к огню, поливает вином и под бадняк кладет принесенное с собой яблоко со вдавленною в него монетою.
В Шумадии обычаи несколько разнятся от герцеговинских. Входя в дом, на зоре, полажайник говорит: «Христос се роди» и сыплет по дому зерном, принесенным в рукаве; «Ва истину се роди», - отвечают ему хозяева и посыпают его пшеницею; потом он подходит к бадняку, ему выносят кочергу, спрятанную еще на Туцин день, и, ударяя ею при каждом слове по горящему полену, чтобы летели во все стороны искры, полажайник говорит: «А бадняче, веселяче, у добри час, да Бог да, оволико нам здравля, мира, рода, плода, веселя, мушке дєце и сваке добре сретє»3), или «Оволико говеда, оволико коня, оволико коза, оволико оваца, оволико крмака, оволико трмака, оволико сретє и напредка»4). Иногда он становится на колени и целует потухшие головни бадняка, но обыкновенно кладет лишь в пепел несколько денег и садится на скамейку, тоже спрятанную на Туцин день и которую выносят для него первого; когда он хочет сесть, стараются выдернуть из-под него скамейку, чтобы он сел на пол - тогда наседки будут хорошо высиживать; иногда он привешивает к потолку свой опанок (род кожаного лаптя), желая, чтобы такой ширины уродилась конопля; женщины покрывают полажайника самым толстым одеялом или попоною, чтобы густо собирались сливки. После этих обрядов он разгавливается и едет домой, возвращаясь опять после обеда, и тогда его угощают на славу, тем более что ежели он напьется пьян, это принесет счастье дому; когда он уходит, ему дарят разукрашенный колач, мясо, всякая женщина по связке льна, а взявшая деньги из-под бадняка - варежки.
Как я уже сказал, мы заехали в гости ни свет, ни зоря, но все было на ногах, а хозяин ушел уже в церковь. Г. Миличевич добросовестно совершил все те полажайные обряды, которые в обычае в Рипне, и мы поехали дальше, в церковь.
Рипаньская церковь заслуживает особого внимания: она может служить прекрасным образцом так называемой Осатянской постройки. При первых же попытках освобождения и в те короткие годы успешной борьбы против Турок под покровительством Кара-Георгия Сербы принялись обновлять свои храмы и строить новые: как в то время, так и позднее, при князе Милоше, средств было весьма мало, и церкви строились преимущественно деревянные, плотники же приходили из Осата, около Сребреницы в Боснии, и их постройки, весьма искусные, носят название Осатянских. Рипаньская церковь выстроена в 1820 году; размеры ее невелики и, прежде всего, поражает ее высокая тесовая крыша с острым гребнем, закругленным с востока и запада; вся церковь срублена из дубовых бревен, стесанных в стену; алтарь закруглен очень искусно, и ещё удачнее сделан свод из узких тесинок, подшитых под крышу вместо потолка; иконостас из многих икон одинаковой величины, окна узки и высоко прорезаны, двери весьма низки и отделаны резьбою из дерева; вдоль стен, по восточному обычаю, сделаны сидения в виде кресел. Вся эта внешняя и внутренняя отделка из того же потемневшего от времени дуба; гармония цвета, отсутствие пестроты, правильность пропорций, безыскусственность исполнения придают Рипаньской церкви печать изящества, заставляя забывать о том безвкусном стиле, в котором выстроены новые сербские церкви, что столь справедливо возмущает всех путешественников.
Князь А. Церетелев
(Продолжение будет)
***
1) То есть: проклят будь, кто их родил, проклят будь, кто их научил, проклят будь, кто их послушал, и кто пошел по их следам.
2) То есть: вот тебе знак Христов, отнеси его к нашим покойникам и скажи им о Христовом Рождении.
3) То есть: а бадняк, веселяк, в добрый час, дай нам Бог столько (сколько искр) здоровья, мира, урожая, приплода, веселья, детей мальчиков и всякого доброго счастья.
4) То есть: столько коров, столько коней, столько коз, столько овец, столько боровов, столько ульев, столько счастья и успеха.
Но возвратимся к нашему ужину. Хотя коледованья и не было, но вечер без пения не обошелся, да и мыслима ли сербская вечеринка без песни? Кум Милан оказался мастером гудеть на гуслях и петь песни. Правда, он сначала поломался, - без этого нельзя уже, - уверял, что гусли не хороши, что не в голосе он, что не знает что петь, но несколько стаканов вина и наши уговариванья заставили его затянуть одну из тех однообразных по напеву, лишенных, может быть, музыкальной прелести, но столь живых и живописных по содержанию песен. Кому приходится слушать сербскую песню, не понимая вполне смысла ее, на того заунывный голос, вечно повторяющийся после нескольких стихов, и не менее заунывный мотив на гуслях наводят тоску и скуку; но кто может следить за рассказом, того невольно увлекает яркость красок и простота изложения, тот невольно переносится за певцом в мир, где под облаками носятся вилы-волшебницы, где на своем верном коне Шарце кралевич Марко совершает богатырские подвиги, в тот мир поэзии и народного творчества, где отразилось и запечатлелось навеки все пережитое сербским многострадальным народом, где доселе поминается с благодарностью просветитель Сербии Св. Савва, с гордостью - царь Душан, где оплакивается горькими слезами гибель Сербии на Косовом поле, где не забыты боровшиеся против турецкого ига гайдуки, где прославлены Кара-Георгий и Милош Обренович, разбившие турецкие оковы. Нельзя утомиться, слушая такую песню, следя за впечатлением, производимым на Сербов, неграмотных поселян или образованных людей, все равно. Поет ли песня об удалых подвигах славных юнаков, Серб, подбоченясь, крутит свой ус; рассказывает ли страдания райи под турецким игом, Серб, опустив голову, слушает воздыхая, припоминая время, которое, может быть, пережил сам; зашутит ли песня - и он засмеется; пошлет ли проклятье врагам и изменникам - и он прибавит свое крепкое словцо…
Пение песен не составляет у Сербов ремесла; есть, правда, слепцы в Среме и Банате, живущие исключительно пением, но в Княжестве, а особенно, в Герцеговине, в редком доме нет гуслей, и всякий более или менее хорошо умеет спеть песню.
Милан оказался мастером своего дела; понемногу он разошелся, стал выводить такие высокие ноты, что ему могла позавидовать любая из девушек, и петь такие чертовщины, что хозяйка стала отплевываться, ребятишки фыркать и даже доматин разумник улыбаться; пропел он нам, как погиб гайдук Раде из Сокола, обманутый Турком побратимом Ашин-бегом, и как ужасно отомстили за него его товарищи; как голый дервиш похитил дочь богача Осман-аги, как женился Иово Сарайлия… «Еще одну, еще одну», - уговаривали мы его, ну-ка, Милан, ещё одну; «Деде, Милане, йош єдну», - прошамкал старший брат нашего доматина. Милан хлебнул вина, откашлялся и затянул песню о князе Михаиле, об его заслугах пред народом, об его ужасной смерти в Топчидери под ножем убийц:
Проклет био и ко их родио,
Проклет био ко их научио,
Проклет био ко их послушао
И ко трагом ньиховим пошао!..1)
Закончил он свою песню. Посыпались проклятия на изменников: «Црн ним образ био!» - почерней их лицо - и благословения на князя: «Бог му душу опрости, лака му земля била!», то есть, прости, Боже, его душу, пусть легка ему земля будет, а кое-кто из слушателей украдкою утер слезу. Чья это песня, кто ее сочинитель, право, не знаю, она стала песнею народной. Имя князя Михаила уже нашло свое место среди юнаков, павших за сербство; всего четыре года минуло после Топчидерского кровавого дела, а уже личность князя получила легендарный характер, значительно уклоняющийся от истории; нельзя не заметить, что ежели это обстоятельство выставляет силу эпического творчества в Сербском народе, оно наглядно доказывает насколько можно доверять сербским былинам, как историческому материалу.
Слушая песни Милана, мы засиделись до полуночи, а на другой день надо было подниматься рано; потому, осушив еще чашу вина и пожелав друг другу лаку (легкую) ночь, мы простились с приходившими гостями и расположились было спать, как вдруг появилась хозяйка в сопровождении двух других женщин, несших лохань с теплою водою и полотенца, и объявила нам, что надо, по обычаю, мыть гостям ноги; я отказался от этой чести, уговорив г. Миличевича исполнить обряд, чтобы не нарушать порядка. Наконец, все успокоилось; и утомленный всем виденным и слышанным, я, конечно, задремал бы скоро, если б один из моих спутников не толкал меня во сне в бок, а другой не кашлял под ухо, но и они угомонились, и я уснул.
На дворе еще было темно, когда нас разбудили ружейные и пистолетные выстрелы, возвещавшие с разных концов села, что наступил день Рождества Христова, Божич. Стрельба открывается обыкновенно после первых петухов, и все в доме спешит подняться, начинаются обряды Божичные.
В Боснии и Герцеговине хозяин выходит первый к воротам своего дома и сякает, то есть кричит: «Сияй Боже и Божичу и нашему или нашей» - называя имена домочадцев. Тотчас кто-нибудь из дома идет за водой, в Боснии непременно мужчина и в рукавицах, потому что так прислуживали пастухи Богородице, и, подходя к источнику, говорит: «Добро ютро, водице, и честит ти Божич», а в Старой Сербии посыпают пшеницею, говоря: «Ева ти знака Христова, па га однеси нашим умрлим (имя рек) и кажи им за Христово Роденье»2). Водою этой всякий в доме спешит умыться, что считается особенно здоровым. На этой же воде хозяйка месит чесницу.
Чесница - большая, сдобная, пресная, вроде пряженца, лепешка, в которую везде запекают маленькую монету, а в Груже и Ужичком окружье сделанные из дерева изображения овец, ульев, волов, плуга и принадлежностей разных ремесел; в Боснии запекают гвоздь от подковы, солому и сыр, и за обедом, когда режут чесницу, то по этим заметкам гадают, кому в чем будет счастье: кому достанется монета - будет торговец, кому гвоздь - будет счастлив в конях, кому сыр - будут овцы, кому солома - урожай хлеба. Замесив чесницу, хозяйка покрывает ее углями, кладя столько угольков, сколько есть в доме посевов и разного рода имуществ: уголь, покрывшийся гуще других золою, предвещает урожай соответствующего ему посева.
Нам тоже дали умыться Божичной водой, и потом хозяйка принесла дреновины, терновых веток, от которых надо съесть несколько почек для здоровья и закусить протертым дулеком (тыквой), чтобы толстеть, как тыква; все это надо запить Божичною водой.
Пока доматица и часть домашних оставались стряпать обед, другие стали снаряжаться в церковь и нарядились в самое лучшее платье; на девушках звенели целые ряды двугривенных и рублей, нанизанных, как ожерелье или монисты, и вплетенных в косы, а у молодиц вся голова была покрыта серебром, как шлемом. Нам запрягли нашу телегу, арабу, и мы поехали в церковь; начинало светать, но туман был так густ, что не видать было через улицу; наш извозчик не знал дороги, и нам пришлось взять из дому проводника, который шел перед лошадьми с зажженною свечой - так было тихо. По народным приметам какова погода на Бадний день, такова и на месяц пред Юрьевым днем, а какова на Божич, такова и на весь следующий месяц.
По дороге в церковь мы остановились около дома одного приятеля и кума г. Миличевича; в этом доме наш путеводитель хотел быть полажайником. Мы же рады были посмотреть эти обычаи.
Полажайником или полазником называется гость, который первый войдет (влазит) на Рождество в дом; он приносит на весь год счастье или несчастье; в одних местностях его приглашают заранее, в других ежегодно приходит тот же самый, большею частию родственник или сосед. Там, где полажайник назначен заранее, прежде его никто не смеет войти в дом, и даже священник, приходящий с крестом, останавливается и совершает молебствие вне дома.
В Герцеговине полажайник приходит после обеда и, подходя к дому, стреляет из ружья и кричит издалека: «Христос се роди!», а доматин ему отвечает: «Ва истину се роди!» Когда он входит в дом, все должны встать и мирбожиться, т. е. целоваться, говоря: «Мир Божи и Христос се роди, поклоняемо се светоме Христову Рожанству»; потом полажайник подвигает головни бадняка к огню, поливает вином и под бадняк кладет принесенное с собой яблоко со вдавленною в него монетою.
В Шумадии обычаи несколько разнятся от герцеговинских. Входя в дом, на зоре, полажайник говорит: «Христос се роди» и сыплет по дому зерном, принесенным в рукаве; «Ва истину се роди», - отвечают ему хозяева и посыпают его пшеницею; потом он подходит к бадняку, ему выносят кочергу, спрятанную еще на Туцин день, и, ударяя ею при каждом слове по горящему полену, чтобы летели во все стороны искры, полажайник говорит: «А бадняче, веселяче, у добри час, да Бог да, оволико нам здравля, мира, рода, плода, веселя, мушке дєце и сваке добре сретє»3), или «Оволико говеда, оволико коня, оволико коза, оволико оваца, оволико крмака, оволико трмака, оволико сретє и напредка»4). Иногда он становится на колени и целует потухшие головни бадняка, но обыкновенно кладет лишь в пепел несколько денег и садится на скамейку, тоже спрятанную на Туцин день и которую выносят для него первого; когда он хочет сесть, стараются выдернуть из-под него скамейку, чтобы он сел на пол - тогда наседки будут хорошо высиживать; иногда он привешивает к потолку свой опанок (род кожаного лаптя), желая, чтобы такой ширины уродилась конопля; женщины покрывают полажайника самым толстым одеялом или попоною, чтобы густо собирались сливки. После этих обрядов он разгавливается и едет домой, возвращаясь опять после обеда, и тогда его угощают на славу, тем более что ежели он напьется пьян, это принесет счастье дому; когда он уходит, ему дарят разукрашенный колач, мясо, всякая женщина по связке льна, а взявшая деньги из-под бадняка - варежки.
Как я уже сказал, мы заехали в гости ни свет, ни зоря, но все было на ногах, а хозяин ушел уже в церковь. Г. Миличевич добросовестно совершил все те полажайные обряды, которые в обычае в Рипне, и мы поехали дальше, в церковь.
Рипаньская церковь заслуживает особого внимания: она может служить прекрасным образцом так называемой Осатянской постройки. При первых же попытках освобождения и в те короткие годы успешной борьбы против Турок под покровительством Кара-Георгия Сербы принялись обновлять свои храмы и строить новые: как в то время, так и позднее, при князе Милоше, средств было весьма мало, и церкви строились преимущественно деревянные, плотники же приходили из Осата, около Сребреницы в Боснии, и их постройки, весьма искусные, носят название Осатянских. Рипаньская церковь выстроена в 1820 году; размеры ее невелики и, прежде всего, поражает ее высокая тесовая крыша с острым гребнем, закругленным с востока и запада; вся церковь срублена из дубовых бревен, стесанных в стену; алтарь закруглен очень искусно, и ещё удачнее сделан свод из узких тесинок, подшитых под крышу вместо потолка; иконостас из многих икон одинаковой величины, окна узки и высоко прорезаны, двери весьма низки и отделаны резьбою из дерева; вдоль стен, по восточному обычаю, сделаны сидения в виде кресел. Вся эта внешняя и внутренняя отделка из того же потемневшего от времени дуба; гармония цвета, отсутствие пестроты, правильность пропорций, безыскусственность исполнения придают Рипаньской церкви печать изящества, заставляя забывать о том безвкусном стиле, в котором выстроены новые сербские церкви, что столь справедливо возмущает всех путешественников.
Князь А. Церетелев
(Продолжение будет)
***
1) То есть: проклят будь, кто их родил, проклят будь, кто их научил, проклят будь, кто их послушал, и кто пошел по их следам.
2) То есть: вот тебе знак Христов, отнеси его к нашим покойникам и скажи им о Христовом Рождении.
3) То есть: а бадняк, веселяк, в добрый час, дай нам Бог столько (сколько искр) здоровья, мира, урожая, приплода, веселья, детей мальчиков и всякого доброго счастья.
4) То есть: столько коров, столько коней, столько коз, столько овец, столько боровов, столько ульев, столько счастья и успеха.