Новый номер 2

[vedro_limonov]

Предыдущая часть вот тут



Выступать не там, где придется, мирясь с маленькими театрами и узкими сценами, а под куполом настоящего цирка - несравнимое удовольствие. Из выступления в выступление наш новый номер стал срывать аплодисменты и восторженные крики зрителей, вызывая все большую зависть в сердцах коллег. В каждом новом городе, где наш номер еще не видели, публика уже была наслышана о загадочном фокусе с распиливанием и ждала его с нетерпением, словно религиозную реликвию, а к нашему реквизиту во время выступления прикасалась аки к святым мощам.

А ведь для меня реквизит и правда был самой настоящей святой мощью и я могла бы молиться на него, потеряй я остатки разума. Я расписала ящик акриловой краской, чтобы придать ему яркости, каждый вечер бережно укрывала его бархатной тканью, храня от пыли. Для меня нет и по сей день более дорогой вещи, чем этот ящик. День за днем я проживала счастливейшие минуты жизни находясь в нем.

К сожалению, в то время как я взлетала мыслями к звездам, мой фокусник угасал на глазах. Первая эйфория от пришедшего к нам успеха прошла быстро, и он снова приложился к бутылке. В его жизни происходили трагедии.

Как-то во время репетиции мы сидели на краю манежа, и он больно толкнул меня локтем в бок:

- Вон, смотри, этот Атласов, чертов эквилибрист, таскает на манеж своего сына с пяти лет. Почему же он не неудачник? Почему его жена не считает цирк - напрасной тратой времени? Разве эти прыжки на веревках лучше фокусов?

Я лишь пожала плечами. Бывшая жена Льва очень странная. Она решила, что для их общего сына больше подходит «обычная» профессия и с отцом ему лучше вовсе не общаться. Это больно ударило по самолюбию моего фокусника, нарушив его душевное равновесие. На фоне семейной драмы вопрос о том, как скоро пагубная привычка возьмет верх над его совестью оставался открытым недолго. Спустя каких-то пару месяцев нашего пребывания в цирковой труппе Лев изрядно напился перед выступлением и на манеж вышел пошатываясь. Это был первый раз после долгого перерыва, когда он позволил себе выпить прямо перед выходом к зрителям, и происшествие стало большой неожиданностью для Директора цирка, не знавшем до того момента о пьянстве Льва.

На том злополучном выступлении мой фокусник неумело вытаскивал из рукавов цветные ленты с огромными узлами и раскидывал их на манеже вокруг себя. Тырса - смесь глины и сухих опилок, которую в шапито используют для устилки манежа, покрывалась яркими лоскутами шелка. Всего минутой ранее Лев не сумел достать из-под пиджака голубя, сорвав эффектное приветствие. Из-за кулис я слышала насмешливые голоса коллег по цирку.

Надо же, как завистливы артисты! Пару дней назад они заглядывали моему удачливому фокуснику в рот, а теперь с ехидной ухмылкой выглядывают из-за красного бархата, едко комментируя ннаш провал.

- Але-оп! - Лев выдернул конец длинной ленчатой веревки из рукава, и внутри меня все похолодело: на тырсу выпал потайной мешочек. Мне удалось быстро поднять его и спрятать под юбку, однако все это не осталось незамеченным. За спиной раздался скользкий смех циркачей. Лицо мое стало червленым от стыда.

После окончания представления, Льва ждал длинный разговор с Директором цирка, в течение которого я потерянно металась между клеток со львами, в ужасе представляя, что будет со мной, если моего фокусника уволят. Такого позора мне пережить не удалось бы никогда.

К счастью, нас не уволили. Слишком уж хорош был номер с распиливанием, чтобы лишать труппу такого репертуара. Тем не менее репутация была подмочена и впредь дурная слава преследовала нас по городам гастрольного тура, куда бы мы ни попали.

К сожалению, слишком много в цирке зависит от ловкости фокусника. Когда он ее теряет (а от постоянного пьянства он ее теряет) - магия фокуса мутнеет. Меня огорчало, что Лев пропивает свой талант. Мне приходилось следить за ним перед каждым выступлением и вырывать из рук бутылку. Однако не всегда у меня это выходило.

Так, накануне одного из выступлений я не уследила за Львом. Мой фокусник пропал, проигнорировав репетицию, чего прежде никогда не было. Найти его удалось лишь к утру позади одного из разбитых шатров, валяющегося в луже собственной рвоты в обнимку с пустой бутылкой.

Эквилибрист Атласов помог затащить Льва в наш шатер, где в корыте с холодной водой я привела моего фокусника в чувство. Он дрожал и плакал. Впервые видела, чтобы мужчина плакал, и оттого мне стало тошно: образ талантливого и прославленного фокусника-иллюзиониста, кем некогда был для меня Лев, таял, как грязный весенний снег на ладони. Льву было настолько плохо в тот момент, что он не стесняясь молил меня дать ему опохмелиться, позабыв о своей прежней спесивости. Его холодные руки хватали меня за локти и притягивали к шепчущим губам. Из хриплого шепота я могла разобрать лишь слово “дай”, но брезгливо отстранялась.

Несмотря на всю испытываемую к нему жалость, я в тот день натянула на Льва костюм для выступления и разгладила длинные фалды красного пиджака, проигнорировав и слезы, и мольбы.

- Я умру, - обреченно произнес Лев. - Принеси мне выпить, пожалуйста...

- Не умрешь, - заботливо произнесла я.

Мне было жаль моего фокусника, бесспорно. Жаль, как бездомного, к которому одновременно испытываешь и чувство отвращения, и безмерную жалость. Понимаешь, что помочь можешь отчасти, не лишив его всех невзгод, и от того на душе становится гнило.

После выступления я подмешала Льву в чай снотворное и он заснул в дороге. Спал не шевелясь, будто помер. Я даже несколько раз клала руку на его живот и проверяла, вздымается ли он от тихого дыхания. А гастроли тем временем занесли нас на южные берега, в те места, где солнце светит ярче и греет нежнее. Прекрасное место для того, чтобы начать новую жизнь. У меня затаилась надежда, что последний срыв моего фокусника действительно станет последним.

Директор позвал меня к себе, едва мы разбили шапито на поляне, и сурово произнес:

- Вечером даем здесь одно выступление, чисто формально, чтобы отработать деньги, и едем в портовый город у моря. Город крупный, золотая жила! Там каждый месяц проездом оказываются первоклассные гастролеры материка, показывающие свой лучший репертуар. Так что ошибок быть не должно. Если сегодня провалитесь - вылетите из цирка. Мне неудачники не нужны.

Едва вышла на улицу, устремилась голодной рысью вдоль шатров. Я понятия не имела где мой фокусник. В голове стучал голос Директора. Угроза увольнения сейчас для барахтающегося в болоте невзгод Льва может стать последним ударом. Мне не хотелось бы обнаружить его отчаявшимся бороться и повешенным на суку за нашим шатром, поэтому кружила по поляне, расталкивая цирковых артистов и искала моего бедного фокусника под каждым кустом.

Льва мне удалось найти спустя полчаса поисков. Пришлось спуститься к грязному пруду, где на влажной траве сидел он и пара клоунов. Они успели раздавить на троих бутылку рома, не смотря на то, что солнце едва успело подняться над верхушками деревьев. Я угрожающе нависла над троицей, понимая, что могла бы в тот момент выдрать щуплые бороденки каждого их них, но предпочла для начала просто пригрозить, что сделаю это. Резко подняла моего фокусника за шиворот и повела прочь, не оглядываясь. Сама удивилась суровости своего голоса:

- Если мы сегодня провалимся, нас уволят!

- Не уволят, - махнул рукой Лев, послушно плетясь за мной следом.

Было до боли обидно за его безответственность. Под ядовитый клоунский хохот я увела Льва в шатер и до вечера не сводила с него глаз.

Ближе к выступлению поднялся сильный ветер. Директор боялся, что шапито унесет и просил всех артистов выступать быстро.

Когда Лев показался за кулисами я заметила, что фалды его пиджака замызганы уличной грязью. Как некстати. Попыталась застирать грязь руками, чтобы хоть немного облагородить его вид, но тот отмахнулся. Он снова был пьян, а ведь я оставила его одного в шатре всего на полчаса.

Выступление прошло волнительно. Униформисты выкатили на середину манежа ящик. Зрительный зал был погружен в темноту. Было зябко стоять в тонких чулках, воздух уже пропитался осенью. Штанги держащие шатер покачивались и скрипели от поднимающегося ветра.

Я видела Льва, стоящего над ящиком, в ореоле света софитов, будто святого на иконе. В такие моменты безумно интересно, что твориться в зале, вне манежа. Печальная ирония - быть влюбленной в номер, всю красоту которого тебе не суждено увидеть никогда. В тот раз он начал пилить ящик слишком быстро, лезвие полоснуло мне колени. Лев был неаккуратен. Катая ящик по тырсе, намотал мои длинные волосы на колесо, лишив целого клока. Однако в целом выступление прошло нормально.

Директор принюхался ко Льву после выступления и смачно выругался. Однако в труппе нас оставил. А значит будет у меня еще шанс побороться за мечту.

Вот на этом-то моменте моей жизни вы меня и застали в начале этой истории. Настал час икс, когда судьба моя должна решиться: успех или поражение? На кону вся жизнь. Я понимаю, что грядущее выступление станет судьбоносным для меня. И вы имеете шанс пройти трепетные минуты моего пути вместе со мной. Так вперед же!...

К концу месяца наш цирк шапито въезжает в крупный торговый порт у моря. Теплый, суетный город, полный избалованных приезжими артистами зрителей. Здесь даже последний бродяга с шарманкой подчищает собственный репертуар перед выходом к публике на площади, не говоря уже о цирковых артистах.

Когда полосатый брезент нашего цирка шапито ложится на высокие штанги, вокруг сразу собирается свора детворы. Она бесстрашно дразнит тигров в ржавых клетках и те извергают звериные рыки им в чумазые лица. Клоуны раздают мелкоте воздушные шары и приглашают привести на выступление своих родителей.

Премьера в городе должна состояться послезавтра. Два дня подряд жонглеры с булавами зазывают зрителей на причале. Суровые рыбаки чешут пах и лениво рыгают пивной отрыжкой, смотря на них. Для меня такой строгий зритель - настоящий вызов, а вот для Директора цирка - причина седины в волосах.

- Она должна работать! - кричит он, сотрясая зажатую в ладонях цветную афишу. - Работать, а не отдыхать! Ты хочешь, чтобы на наше представление никто не пришел, ты этого хочешь?

Молоденькая наездница лет пятнадцати ревет. Директор в течение десяти минут ругает ее за афишу оставленную на стуле. Старая цирковая примета: оставить афишу где-то лежать, значит обречь представление на низкий спрос.

Артисты испугано обступают Директора.

- Если кто-то из вас меня опозорит, - шипит он, - я самолично выпотрошу виновного! Когда на кону репутация моего цирка - пощады не ждите! - он отчаянно выставляет руку по направлению к шумящему вдали причалу. - Эти моряки ходят из порта в порт вдоль всего материка. Мы не успеем крикнуть "Ап!", как молва о нашем провале облетит полсвета. Вы хотите заката труппы?

Повисает нерешительное молчание.

- Вы этого хотите?! - взрывается Директор, и циркачи наперебой качают головой.

Чем ближе выступление, тем сильнее трепещет сердце. В день премьеры у меня скручивает живот, и я до полудня не встаю с постели. А когда встаю - понимаю насколько я разбита. Погода пасмурная и тоскливая. К вечеру заряжает мелкий, раздражающий дождь. Он уныло барабанит по брезенту. Хоть мы и на юге, осень уже вплотную подобралась к нему.

В манеже я наблюдаю за репетициями всех артистов, но свой номер прогонять отказываюсь - он идеален. Вместо этого наждачкой обрабатываю шнурки на чешках, чтобы они лучше цеплялись за замки и не выскочили из ящика во время выступления.

Когда к манежу стягиваются хмурые моряки в рубашках с засаленными манжетами, я чувствую, что меня вот-вот вывернет наружу. Это не страх, это трепет и волнение. С самого утра во рту у меня не было ни крошки, но тошнота то и дело подступает к горлу.

Льва я нахожу всего за полчаса перед началом представления в обнимку с булавами Атласова.

- Знаешь же, что нельзя трогать чужой реквизит перед выступлением, - я пытаюсь поднять фокусника придерживая за локоть. - представление вот-вот начнется, а ты пьян. Опять пьян! Опять!... - меня колотит от бешенства. Размозжить моему фокуснику голову булавами с каждым днем становится навязчивой идеей.

Я наступаю на пустую бутылку на полу и та хрустит под ногами, как сломанные кости.

Лев перегибается пополам и вываливает свой цирковой ужин ко мне под ноги. Из нагрудного кармана его красного жилета выпадает исписанный листок бумаги. Письмо от жены никак иначе. Спрашивать, что та ему написала даже не подумалось. Известно всей труппе, что она уже давно ничего хорошего ему не пишет. Но почему именно сегодня? Как это не кстати.

Я ставлю перед фокусником миску с холодной водой из питьевой бочки и опускаю в нее его лицо.

Он захлебывается и отстраняется.
- Надеваем костюм? - спрашиваю.

- Я в костюме.

Я резко отдергиваю мохнатый длинный пиджак с плеч Льва и вижу, что он действительно одет в сценическую рубашку. Из-под манжета торчат помятые карты.

- Как так?! - меня взрывает он волны негодования. - Нельзя ходить в сценическом костюме просто так...

- Да что у тебя все нельзя-то? То нельзя, это нельзя. А что тогда можно?

Я едва сдерживаю слезы отчаяния. Будь я его женой, тоже бы развелась с таким упрямым ослом. Во мне с каждым днем все меньше жалости к нему. Жалость вытесняется безумным раздражением.

Я одеваю моего фокусника в красный пиджак. Длинные фалды уже выцвели от постоянного застирывания и к полу свисают одни лохмотья. Перчатки туго обтягивают опухшие пальцы, а испуганный голубь никак не хочет залезать в потайной кармашек внутри пиджака.

- Что такое? - шипит мне на ухо Директор, когда мы со Львом показываемся за кулисами. - Он же на ногах не стоит... Господи, тот день, когда я взял вас двоих в труппу самый черный день в моей жизни, вы погубите все!

- Мы готовы выступать, - решительно сообщаю я.

- Кто готов, он готов? - Директор хватается за волосы. - Да ты посмотри, как его штормит! Похлеще капитана дальнего плаванья.

Лев выходит на манеж прежде, чем я успеваю что-либо ответить и оправдаться. Директор со злостью выталкивает меня за ним следом, и я показываюсь перед зрителями в полной растерянности. В амфитеатре темные силуэты зрителей, их полный зал. Волна шепота пробегает от края до края зала и растворяется под куполом. Цирковой оркестр трубит наш выход, рассекая прохладный воздух шипящими тарелками ударных. Всего несколько секунд и я надеваю на себя мимическую маску циркового артиста - помесь уверенности и превосходства. Эта маска мне к лицу. По коже бегут мурашки от восторга.

Вот он, триумф моей скромной мечты: я стою на манеже цирка, перед полностью заполненным залом и купаюсь в его внимании. Вот чего мне хотелось и к чему я шла последний год. Пусть мой фокусник пьян и неуклюж, даже это не умоляло моего вдохновения.

Передо мной не просто зритель. Передо мной тот, кто уже завтра будет разносить молву о нашем выступлении. Тот, кто будет делиться восторженными впечатлениями от увиденного. Мол, вы видели номер с распиливанием Льва Амова? Да ведь это настоящее волшебство! Обязательно посетите Золотой цирк шапито, когда они приедут в ваш город, не пожалеете... А какая симпатичная у этого фокусника асситенточка...

- Я привез из Китая древние знания, которые хочу открыть вам, - распевает Лев заготовленную легенду. Он незаметно запускает руку под пиджак. - Дружественный Китай передает вам послание о мире, - с этими словами в его ладонях появляется растрепанный белый голубь и срывается в зал, шелестя крыльями.

В зале раздается несколько скромных хлопков. В первом ряду мужчина с пышными усами наклоняется к уху соседа и что-то произносит, похлопывая себя по нагрудному карману. Я понимаю, что зрители видели откуда Лев достал голубя. От этого номера придется избавиться к следующему выступлению.

Мой фокусник слишком пьян, чтобы ловко исполнить заготовленные манипуляции, и если его сейчас же не остановить, то мы лишимся всех маленьких иллюзий.

Через пару минут в центре манежа показывается наш ящик. Я мельком вижу раскрасневшееся лицо Директора, который кусает тяжелый бархат кулис зубами. Нервы берут свое.

Лев несколько задумчиво смотрит на выкаченный ящик:

- А теперь, - произносит он задумчиво, - по всей видимости у нас смертельный номер.

В зале раздается смех. Все лучше, чем тишина.

- Я распилю свою ассистентку вот этой пилой. Можете убедиться, что она настоящая. Все произойдет прямо на ваших глазах. Никаких трюков, все по настоящему. И чтобы удостовериться вы можете выйти и самолично... кхм-кхм, проверить… - Лев громко кашляет.

Молодой человек быстро осматривает реквизит, стучит по стенкам и крутит в руках пилу. Мужчина с усами, вышедший следом, более педантичный. Он щупает каждую щелку и трогает каждый гвоздик моего ящика, проводит рукой по наклеенным звездочкам, засовывает длинный палец с замок. Только когда оба зрителя снова заняли свои места в зале за спиной раздается тихая барабанная дробь.

Ставлю табурет возле ящика и влезаю на него. Каждое движение нарочито размашисто и неторопливо, я даю зрителям возможность почувствовать азарт от нашей игры. Ложусь в ящик и с любопытством поворачиваю голову к зрителям. Лица почти не различимы в темноте, но интерес их так и витает в воздухе кислым ароматом.

Я вытягиваю шею и Лев опускает металлические прутья в замок. Мой взгляд уходит под купол цирка. Там по брезентовому шатру скользит его тень, наблюдая за которой, я забываю дышать. Замки щелкают один за другим.

Внезапно нижняя крышка ящика накрывает мои ноги и шумно входит в разъем. Я открываю глаза и вижу, как тень моего фокусника скользит под куполом и над головой мелькает верхняя крышка ящика. Тяну ноги вверх, а они упираются в холодный металлический прут. Лев забыл расстегнуть щеколду.

Все тело задрожало, в глазах потемнеть. Что делать? Сказать Льву, что он забыл меня освободить? И что тогда? Он откроет крышки ящика, повернет защелку и для зрителя уже не будет сомнений, в чем заключается секрет номера. Это крах! Я смотрю на тени под куполом и к горлу подступает горечь разочарования. Позвать на помощь и номер будет уничтожен. Мой номер, мое детище… Позади меня что-то мелькнуло. Пытаюсь закинуть голову, чтобы увидеть, что там происходит, но прут на шее больно впивается в кожу. Выдернуть стопы из замков невозможно, лодыжки начали отекать.

Пару минут назад я упивалась восторгом, купалась в собственных мечтах, как в теплых водах источника и теперь ничего нет. Мой фокусник сопьется в край и закончит жизнь в канаве. А что станет со мной?

Я заскулила. Широкие плечи моего фокусника бросают жуткую тень над моей головой. Не могу поверить, что все происходит на самом деле. Разочарование разлилось по телу парализовав сознание.

В последней отчаянной попытке я дергаю ногами и ящик шатается из стороны в сторону. По залу пролетает волнение.

Я в гробу и мне не выбраться.

В тонкую щель посреди ящика входит пила. Кряхтя, Лев наваливается на нее, вгоняя глубже. В последний раз я пытаюсь вырвать закованные ноги прежде чем страшная мысль обрушивается на меня. Сейчас меня распилят!

Едва я успевают об этом подумать, как острая боль разрывает мой живот и изо рта вырывается вопль. В зале шум, раздаются испуганные голоса. Дикая, липкая боль взрывает меня, в агонии я визжу как резанная свинья, отчего закладывает уши. Меня будто кинули в адское пламя и варят в нем.

Зал шумит. Слышен топот ног.

К горлу подступает что-то горячее и густое, после чего мой собственный крик превращается в бульканье. Спустя секунду изо рта фонтаном вырывается струя крови.

- Остановись! - раздается дикий вопль из-за кулис. Он леденит душу. Все так плохо?

На меня что-то обрушивается, и свет в глазах плывет. Захлебываясь, я булькаю кровавым фонтаном в купол циркового шатра. На ярком брезенте мечутся тени, сливаясь в одно черное пятно. В ушах нарастает звон.

- Але-Оп! - слышится голос моего фокусника, затем звуки борьбы. Окровавленная пила отлетает в сторону.

Я поднимаю глаза к куполу цирка. Моего цирка. Полосатый брезент навис надо мной и давит на грудь. Нечем дышать. Задыхаюсь.

Через секунду брезент взлетает вверх, растворяясь в темноте и не остается ничего. Ничего кроме маков. Красных маков в поле.