Старый мастер
В этом году то самое ощущение осени, которое у меня связано с барокко, скрипичными взлетами, болезненным красным, трепетом, черными-золотыми кудрями и шоколадом, настало раньше (спасибо арктическому антициклону-или циклону?), совсем на днях. И сегодняшний поход на Тициана в Пушкинский оказался совершенно под то же настроение.
11 картин на том самом тициановски бордово-красно-винном фоне, черный задник, непривычно хорошее по европейским стандартам освещение. Невероятное благородство мужских лиц на портретах. Особенно граф Антонио Порчия... было неловко за то, что ему приходится смотреть не только на меня на, возможно, не всегда соответствующую ему публику. Необъяснимая магия тициановских порретов - становится вообще непонятно, как оторвать взгляд и уйти. Подобно преступлению.
Да, темные мужские глаза в одном зале, в другом - знаменитое венецианское золото, никогда не ночующая у себя дома, в Каподимонте, Даная, и - самое сильное впечатление - переход от античного весьма относительно непорочного зачатия к истинному - Благовещение. Поздняя работа Тициана, доселе мной не виданная, живущая в одном из храмов Венеции. Если кто-то вдруг это прочтет, не поленитесь - посмотрите это Благовещение (кажется, 1560-е годы) - пусть и не на выставке, она уже почти закончилась. Ради него стоило отстоять километровую очередь, ибо оно не похоже ни на одно другое. Привычное ощущение Благовещения, все же, скорее умиротворение, чистая красота и ясный свет, как бы ощущение правильности и необходимости происходящего. Но на самом-то деле совершенно это не то, что происходит правильно и необходимо, и у Тициана это так - нечто невероятное, даже насильственное, даже больное, но божественно прекрасное. Как обычно, больше всего впечатляет фигура Гавриила - он влетает на своих серебряных и золотых разметанных крыльях (да, это поздний, чуть небрежный Тициан), волосы его растрепаны, взмылены, никакой лилии, только черный, несоотвествующий фигуре огненный взгляд. Сверху все полотно прорезает стремительный Святой Дух, прорывающийся к Марии сквозь все миры и небеса - тоже золотые и красные. Впрочем, это не красный, это именно тот самый тициановский цвет, лично у меня в сочетании со всем остальным на этой картине вызвавший едва ли не физическое ощущение смешанной с золотом Святого Духа крови - но не пролившейся, а текущей внутри, живой. Отсюда идея боли, необходимой для Преосуществления.
Впрочем, все это трудно описать, достаточно сказать, что картина удивительна и достойна внимания. Да, в правом углу в кувшине отражаются окна комнаты Тициана, а латинская подпись внизу гласит: "Тициан сделал.сделал" (Titianus fecit.fecit).
11 картин на том самом тициановски бордово-красно-винном фоне, черный задник, непривычно хорошее по европейским стандартам освещение. Невероятное благородство мужских лиц на портретах. Особенно граф Антонио Порчия... было неловко за то, что ему приходится смотреть не только на меня на, возможно, не всегда соответствующую ему публику. Необъяснимая магия тициановских порретов - становится вообще непонятно, как оторвать взгляд и уйти. Подобно преступлению.
Да, темные мужские глаза в одном зале, в другом - знаменитое венецианское золото, никогда не ночующая у себя дома, в Каподимонте, Даная, и - самое сильное впечатление - переход от античного весьма относительно непорочного зачатия к истинному - Благовещение. Поздняя работа Тициана, доселе мной не виданная, живущая в одном из храмов Венеции. Если кто-то вдруг это прочтет, не поленитесь - посмотрите это Благовещение (кажется, 1560-е годы) - пусть и не на выставке, она уже почти закончилась. Ради него стоило отстоять километровую очередь, ибо оно не похоже ни на одно другое. Привычное ощущение Благовещения, все же, скорее умиротворение, чистая красота и ясный свет, как бы ощущение правильности и необходимости происходящего. Но на самом-то деле совершенно это не то, что происходит правильно и необходимо, и у Тициана это так - нечто невероятное, даже насильственное, даже больное, но божественно прекрасное. Как обычно, больше всего впечатляет фигура Гавриила - он влетает на своих серебряных и золотых разметанных крыльях (да, это поздний, чуть небрежный Тициан), волосы его растрепаны, взмылены, никакой лилии, только черный, несоотвествующий фигуре огненный взгляд. Сверху все полотно прорезает стремительный Святой Дух, прорывающийся к Марии сквозь все миры и небеса - тоже золотые и красные. Впрочем, это не красный, это именно тот самый тициановский цвет, лично у меня в сочетании со всем остальным на этой картине вызвавший едва ли не физическое ощущение смешанной с золотом Святого Духа крови - но не пролившейся, а текущей внутри, живой. Отсюда идея боли, необходимой для Преосуществления.
Впрочем, все это трудно описать, достаточно сказать, что картина удивительна и достойна внимания. Да, в правом углу в кувшине отражаются окна комнаты Тициана, а латинская подпись внизу гласит: "Тициан сделал.сделал" (Titianus fecit.fecit).