был прочитан мною недавно. Да, понимать, что делать с женщинами - врожденный и почти не приобретаемый талант.
- Приказ, что Вы отдали капитану - забыть Вас, как только Вы покинете его в Парме, не спрашивать о Вас и делать вид, что вы незнакомы, если он встретит Вас где-нибудь, относится и ко мне?
- Это был не приказ, но мольба, милость, просить о которой заставили меня обстоятельства, и, так как у него нет никакого права отказать мне, я ни секунды не сомневалась, что ему не составит труда оказать мне ее. Что касается Вас, ясно, что я бы непременно просила Вас о том же, если бы могла представить, что Вы задумали следить за мной. Вы дали мне доказательства своей дружбы; поймите, поэтому, что, если в ситуации, в которой я нахожусь, мне вовсе не доставило бы удовольствия внимание, которое, не взирая на мою мольбу, капитану захотелось бы мне оказать, так как оно повредило бы мне, то Ваше не понравилось бы мне еще больше. Если Вы в самом деле друг мне, Вам следовало понять это.
- Так как я действительно друг Вам, Вы тоже должны кое-что понять: я не могу оставить Вас одну, без денег и даже без возможности что-то продать, посреди улицы, в городе, даже язык которого Вам неизвестен. Право, как Вы можете думать, что мужчина, которому Вы внушили дружбу, может покинуть Вас, узнав из Ваших собственных уст о ситуации, в которой Вы находитесь? Если Вы думаете так, Вы не имеете никакого представления о дружбе: если такой мужчина окажет Вам милость, о которой Вы просите, он Вам не друг.
- Я уверена в том, что капитан - мой друг. И Вы слышали: он забудет меня.
- Я не знаю, ни какого рода дружбу испытывает к Вам капитан, ни насколько он может полагаться на свои силы. Но я знаю, что если он может оказать Вам услугу, о которой Вы его попросили, с такой легкостью, то род его дружбы к Вам совершенно отличен от моей. Я чувствую себя обязанным сказать Вам не только, что мне совсем не легко оказать Вам эту странную милость и покинуть Вас в том состоянии, в котором я Вас вижу, но и что я не смогу исполнить Ваше желание, если поеду в Парму, потому что я не только испытываю к Вам дружбу, но люблю Вас; и люблю Вас так, что смогу быть счастлив, только обладая Вами полностью. Иначе я останусь здесь и предоставлю офицеру отправляться с Вами в Парму. Если бы я приехал в Парму, я бы равно почувствовал себя несчастнейшим из людей, увидев Вас с любовником, или мужем, или в лоне почитаемой семьи, или же не имея возможности узнать, что с Вами сталось. Легко сказать: "Забудьте меня". Вам надлежит знать, синьора, что если французу, быть может, удастся забыть, у итальянца, по крайней мере, такого, как я, нет такой возможности. В общем, Вы дожны объясниться сейчас, немедленно: должен я ехать в Парму? или я должен остаться здесь? Одно из двух, решайтесь. Если я остаюсь здесь, больше не нужно ничего говорить. Завтра же я отправлюсь в Неаполь, где, я уверен, я излечусь от страсти, которую Вы мне внушили. Но если Вы решите, чтобы я сопровождал Вас в Парму, необходимо, синьора, чтобы Вы обещали мне составить мое счастье, отдав мне Ваше сердце; и не меньше. Я желаю быть Вашим единственным любовником, естественно, при условии, если Вы этого захотите, что Вы сочтете меня достойным Вашей благосклонности только после того, как я смогу заслужить ее своей заботой и вниманием и всем, что я сделаю для Вас с полным подчинением, которого Вы доселе не видели. Выбирайте, прежде, чем вернется этот молодец, слишком богато одаренный судьбой. Ему я уже всё сказал.
- Что он ответил Вам?
- Что он был бы рад вверить Вас в мои руки... Что это Вы посмеиваетесь?
- Прошу Вас, дайте посмеяться, потому что я за всю свою жизнь не могла представить себе такого яростного объяснения в любви. Вы хоть понимаете, что значит для женщины подобное объяснение в любви, которое должно было бы быть исполненным нежности: "Синьора, одно или другое, выбирайте немедленно"?
- Да, я отлично понимаю. Оно ни нежное, ни патетичное, как должно быть в романе. Но это - настоящая жизнь, и одно из самых серьезных в ней событий. Я никогда не чувствовал таких мучений. Вы сознаете, в какой тяжелой ситуации находится влюбленный мужчина, вынужденный принять решение, которое может означать всю его жизнь? Признайте, что, не взирая на всю мою сжигающую страсть, я всецело уважаю Вас, и что решение, которое я готов принять, если Вы будете упорствовать в Ваших намерениях, - не угроза, но отважный поступок, достойный Вашего восхищения. Подумайте также о том, что мы не можем терять время. Слово "выбирайте" не должно казаться Вам жестким, напротив, оно делает Вам честь, поставив Вас судьей над Вашей и моей судьбой. Может быть, чтобы убедиться в моей любви, Вам нужно, чтобы я, как недоумок, умолял Вас, рыдая, сжалиться надо мной? Нет, синьора. Я уверен, что достоин места в Вашем сердце, и не хочу мольбами склонить Вас к жалости. Идите, куда хотите, но дайте мне уехать. Если, руководствуясь чувством человеческого сочувствия, Вы хотите, чтобы я забыл Вас, то позвольте хотя бы, чтобы, уехав далеко от Вас, мне было бы не так тяжело вновь обрести злополучное самообладание. Если бы я приехал в Парму, я сошел бы с ума от ярости. Теперь подумайте - молю Вас об этом как о милости - что Вы поступили бы со мной непростительно дурно, сказав сейчас: "Поезжайте в Парму, но я всё-таки прошу Вас не пытаться увидеть меня". Вы можете понять, что, поступая честно, Вы не можете сказать мне этого?
- Конечно, я понимаю это, если только правда, что Вы любите меня.
- Хвала Господу! Не сомневайтесь в моей любви. Итак, выбирайте. Выносите решение.
- Да бросьте этот тон. Вы знаете, что у Вас вид крайне разгневанного человека?
- Простите меня. Я не сержусь. Но близок к пароксизму: я чувствую, что пришел решающий момент. Я бы должен обижаться на мою не в меру причудливую судьбу и на этих треклятых сбиров, разбудивших меня в Чезене, ведь без них я бы и не увидел Вас.
- Вам, значит, жаль, что Вы познакомились со мной?
- А у меня нет для этого оснований?
- Вовсе нет, потому что я еще не выбрала.
- Я снова дышу. Готов поспорить, Вы скажете мне ехать в Парму.
- Да: поезжайте в Парму.
___________________________________________________
Джакомо Казанова "История моей жизни", том III, гл. 2
он - Giacomo Casanova, 23-х лет
она - Henriette
______________________________________________
Вот уж поистине - не надо взывать к женской жалости, это начало конца! И: что бы Вы ни говорили, женщина ответит на последнюю фразу.)