Грела, грела, но захлебнулась пухом моя весна.
Было же,было живое. Были разговоры по телефону до утра. Зажимая рот рукой, чтобы хохотом не разбудить родителей. Плевать, куда там вставать к 7. Камешки в окно. Времена, когда нам проще было зайти за другом, а не написать вконтакте. Я была рада видеть всех. Никто не был плох, недостаточно благороден или умён. Были переписанные кассеты. Диски. Много музыки. Новой мне, наивной, самой лучшей из всех музык. Были залитые солнцем и пивом крыши, где свободно дышалось. Где весь мир был маленьким и ненастоящим, а мы были высоко над ним, живыми и чистыми. Сидели, свесив ножки, не принимая всё это всерьёз. Сейчас мир стал огромным, грязным и страшно нависающим над нами своими выпуклыми уродствами. Забиться в угол и не выходить.
Были леса, ночи, звёзды, полупустые рюкзаки, костры, поплавившиеся ботинки, макароны с землёй, грязные лица. Был хлеб с майонезом, от которого не болел желудок. Но всё равно постоянно хотелось есть. Не было денег на проезд. Но было так много пьянящего времени. Тогда было не противно, тогда было легко. Легче и быть уже не может. Тогда я всех любила. Я так не умею больше. Я так больше никогда не смогу. Были гаражи, подъезды, кровавые носы, штрафы за распитие в общественных местах. И никакая грязь тогда не липла. А теперь сколько не три, не отмоешься. Тогда так весело не спалось, сейчас мнительные бессоницы. Тогда кладбище казалось аттракционом, сейчас это место, где лежат твои.
Портвейн был панацеей от всех бед, дружба непоколебимой, дорога - путешествием.
Тогда казалось, что эта система уж нас-то не смелет в труху, любить мы будем вечно, жить долго и печень не сядет. Кто-то и сейчас так думает, кто-то от бессмысленности прожигает жизнь на чём свет, кто-то предпочитает вообще не задумываться, в какого тупоглазого быка он превратился. А я так безнадёжно отяжелела.
100 тысяч сигарет тому назад, когда мы были легче дыма, нами выдыхаемого.
И если у свободы есть запах, она пахнет никотином.
