Ненаписанная статья о Михаиле Плетнёве
Много лет дружил с одной светской дамой, которая на протяжении почти всей своей жизни, за исключением нескольких последних лет, вела авторские передачи о музыке. Познакомили меня с ней наши давние друзья-искусствоведы в 1994 году. В тот год руководитель крупного московского салона музыкальных инструментов предложил мне создать "с нуля" журнал "Аккорд", одноимённый его детищу, за что я неожиданно для себя ухватился. Мне, до того участвовавшему в создании первых частных информационных сетей, было интересно попробовать себя в издательском деле, знакомом лишь со стороны. Это предложение совпало с конкурсом имени П. И. Чайковского. Предлог попасть на конкурс был надёжным - необходимо было обеспечить журнал интересными материалами, поэтому знакомство с Фаридой Фахми оказалось как нельзя кстати.
Впечатление она производила на всех сильное и мгновенное - восточная красота сочеталась с изысканными манерами и характерным тембром голоса, которым она владела виртуозно. Вне эфира, в жизни она могла не произносить ни слова - властные и убедительные интонации продолжались в её жестах. Встретившись у консерватории, мы вошли в двери служебного входа и стали медленно подниматься на третий этаж. На пролётах лестницы стояли и перешёптывались молодые люди, многие с ней здоровались, но Фарида была сосредоточена на своём и всем отвечала одинаковым лёгким кивком. Ещё внизу ей сказали, что руководство отказалось выдавать всем пишущим о музыке служебные пропуска, а билеты давно кончились. Лаконичным жестом Фарида показала мне, чтобы я её ждал, а сама решительно вошла в директорский кабинет. Дверь захлопнулась, и по оживлению среди молодёжи мне стало понятно - её не только хорошо знают, но и ждут действий. Кто-то тихо, но отчётливо произнёс: "Сейчас она ему даст..." - и все притихли. Прошло минут пятнадцать. Из-за огромной дубовой двери иногда долетал её голос, но о чём шла речь - можно только догадываться. Выйдя, она, обращаясь ко мне, очень спокойно и буднично произнесла: "Всё нормально". Это услышали и стали радостно переглядываться. Заступничество Фариды касалось всех, а нам на выбранные ею выступления конкурсантов предоставлялась исключительно гостевая ложа... Чуть позже, когда параллельно моей издательской деятельности мы проводили эксперимент с кодированием речи в шумах и коллега попросил меня произнести фразу для её последующей обработки динамическим ансамблем фазовых спектров, я без малейшей задержки произнёс знаменательные для меня слова: "На конкурсе Чайковского мне больше всех понравился пианист Гиндин..." Если бы не ограничение длительности фразы шестнадцатью секундами, я бы ещё добавил "...и Фарида".
Её владение интонациями и жестами было исключительно убедительным даже в самых сложных ситуациях. Однажды я понял, как женщина в восточных традициях способна одним жестом, одним взмахом платка остановить буйство толпы. Это случилось уже в следующем, 1995 году. Директором и художественным руководителем Большого театра только что был назначен Владимир Васильев, друг и давний поклонник Фариды. На открытие сезона - балет "Спартак" - мы поехали на моей старенькой машине. Припарковавшись у служебного входа, я было поспешил открыть дверцу Фариды, как от дверей к нам быстрым шагом, с абсолютно безукоризненной старорежимной офицерской выправкой и учтивостью, но без подобострастия подошёл капитан милиции, открыл дверцу так, будто это была не серая "Волга", а как минимум "Кадиллак", - и протянул Фариде руку. Зеваки останавливались - со стороны было впечатление, что снимается кино... Мы вошли в фойе. Здесь было много народу - все ждали аудиенции с новым директором, но при виде смуглой арабской женщины в белом платье в крупный чёрный горошек, опоясанной чёрным ремешком и, самое главное, в огромной белой широкополой шляпе с чёрной лентой и ниспадающей вуалью, - все невольно расступились. Сопровождавший капитан милиции - видимо, это всё-таки был не актёр, а начальник охраны театра - открыл дверь кабинета, Фарида вошла - Васильев ждал её у входа. Сначала поцелуи, потом громкие поздравления с назначением - и дверь захлопнулась. Все молча, безропотно ждали - быть случайным свидетелем мизансцены из жизни аристократов того стоило. Минут через десять Фарида вышла из кабинета, на ходу поправляя шляпу, и нас повели на бельэтаж второго этажа, слева от сцены. Объяснила, что это её постоянное и излюбленное место. Действительно - сцена была вся как на ладони, акустика - исключительная. Фарида придвинула бархатное кресло к самому краю, я сел позади. Весь спектакль она держалась прямо, не облокачиваясь на спинку кресла и не снимая шляпы... И вот "Спартак" закончился. Артисты вышли на поклоны. Зал рукоплескал. Занавес опустился, и в тот момент, когда артисты ещё не покинули сцены, а зрители не разошлась, небольшая группа молодых людей с ярко выраженной балетной осанкой стала громко скандировать: "Григоровичу - слава, Григоровичу - слава..." Шумиха вокруг смены художественного руководителя Большого была известна публике, но к открытию сезона почти стихла. Группа поддержки напомнила о ней громко и вызывающе. В оцепенении никто не двигался, были слышны лишь их выкрики. Я подумал - ещё мгновение, и начнётся грандиозный скандал... В этой зловещей тишине Фарида неожиданно резко поднялась со своего кресла, фыркнула, придерживая шляпу круто повернулась на каблуках и решительно направилась к выходу бельэтажа. Все, в том числе и те самые молодые люди смотрели в нашу сторону, вслед ушедшей Фариды, а потом молча, без обычного послеспектакльного шума стали выходить из зала. Даже я опешил от произошедшего и еле догнал её на лестнице. Скандал был сорван.
Судьба Фариды была отнюдь не безоблачной. Мать - простая русская женщина, вышла замуж за араба, приехавшего из Саудовской Аравии помогать делать мировую революцию. В годы сталинских репрессий вся семья Фариды оказалась в лагерях ГУЛАГа. Выжили, но семья распалась. Окончила центральную музыкальную школу и консерваторию по классу фортепьяно. На выпускном концерте Фарида и будущий главный дирижёр Лондонского филармонического оркестра Владимир Ашкенази аккомпанировали друг другу. Но как талантливая пианистка Фарида попала на радио - я не знаю. Последним местом работы Фариды Фахми стало Радио-1. Однажды она пригласила меня на концерт в Дом звукозаписи, что на Малой Никитской. Вела его своим "фирменным" голосом, который я впервые услышал на радиостанции "Юность". Да, я помнил её голос с самого детства. Многих ныне знаменитых, а тогда никому не известных "юных дарований" Фарида приглашала на свою музыкальную всесоюзную передачу. Рассказывая мне об этом, она особенно радовалась, что первой "вывела в эфир" Александра Градского, после которого он "проснулся великим". Услышав от меня слова восхищения в адрес маэстро и то, что именно этот эфир я слышал и до сих пор помню, Фарида ринулась к телефону и стала было набирать его номер со словами: "Я тебя сейчас с ним познакомлю!.." Но я остановил её, смутившись и на секунду представив, что моё мнение, даже самое искреннее, ничего не добавит его самооценке - гениальный человек самодостаточен, - и попросил Фариду отложить наше знакомство. Теперь, когда Фарида ушла, об этом, конечно, жалею. А на той эфирной записи четвёртой симфонии Малера с комментариями для радиослушателей невольно подумалось, что её голос интонационно или даже просодически - по интонации, паузе, ударению - иногда звучал богаче целого оркестра...
Детей у Фариды не было, а наследники не обременяли себя частыми наездами. Мне и её родственнице, Лене Кабатовой, приходилось ухаживать за ней последние годы жизни. Наши поездки ко всяким научным и околонаучным светилам ни к чему не привели - меланома усугублялась не вполне удачной операцией в онкоцентре, поэтому умирала она мучительно.
Чтобы отвлечь Фариду от нестерпимых болей, в последние перед кончиной дни я начал расспрашивать её про Михаила Плетнёва. Выбор мой был спонтанным, но ещё раньше ловил в её голосе уважительные интонации во всём, что касалось его личности и творчества. Я оказался прав - её явно увлекали мои непрофессиональные вопросы, и ответом были её собственные рассуждения. Да, говорила она как бы с собой - Плетнёв очень странный, замкнутый, сложный и бесконечно одинокий человек. Задумавшись, она предположила, что именно это сделало его гениальным музыкантом, и со временем эта отчуждённость от внешнего мира будет только расти. Я спросил, каким она видит его лет через десять? Она совершенно забыла о боли и стала вслух представлять, как постепенно он будет отдаляться от людей... Чем дальше он будет отрываться от "суеты сует", тем глубже будет проникать во внутренний мир музыки Чайковского, которая, по её представлению, в конце концов и сделает его непревзойдённым музыкантом современности... Вдруг она схватила обрывок листа и начала набрасывать статью о Плетнёве, как бы сравнивая его творчество нынешнее и предполагаемое его будущее. Это вспышка сознания, увы, была последней. Ночью случился кризис - разорвало кожу на раздувшейся ноге, от боли она потеряла сознание и упала на пол. Когда я приехал - она не откликалась на мои звонки, - липкой жижей была залита вся кухня. Первая "Скорая помощь" уехала, едва врачи увидели страшную обстановку близкой смерти. Врач второй помог - мы на скрученных простынях подняли её с пола и положили на кухонную кушетку. Приехала Лена. Вымыли пол, она вернулась к себе домой, а я уселся в кресло рядом с проигрывателем, где всегда стояла одна и та же пластинка. Фарида слушала её с утра до вечера, изредка переворачивая - Оскар Питерсон играл свой вечный джаз. Но теперь я вслушивался в её частое дыхание и думал, что очень, очень не хочу, чтобы Фарида умерла. Так прошла для меня эта бессонная ночь, а наутро она вдруг очнулась и узнала меня. Подошли знакомые Фариды, и будничные хлопоты затмили ночной ужас ожидания кончины. Не без труда нашёл районного онколога и получил на Фариду наркотики. Вечером с помощью её друзей, главным образом благодаря пианисту Николаю Петрову, устроил и отвёз её в Бутовский хоспис. Туда, в стерильную чистоту роскошной палаты, усугубленную демонстративной предусмотрительностью персонала, и приходили мировые знаменитости - музыканты и друзья. Через неделю её не стало. Хоронили в узком кругу самых близких друзей, а через месяц в Большом зале консерватории состоялся концерт: дирижёр Марк Горенштейн посвятил его Фариде...
В это сложно поверить, но одессит Марк Горенштейн, много лет живший и творивший в Кишинёве, своим положением во многом обязан Фариде: в том числе её журналистскими стараниями он был назначен руководителем Государственного академического симфонического оркестра России имени Светланова. Московские журналюги между собой посмеивались и "за глаза" говорили, что, мол, она своими публикациями из "местечкового музыканта сделала великого дирижёра". Наверное, это преувеличение было замешано на лёгкой зависти к её публицистическому дару и полемическому задору. В прессе она решительно отстаивала его слышание произведений, но при личных встречах спорила отчаянно. В многочисленных статьях о Горенштейне того периода автором указан Кабатов - в качестве одного из псевдонимов Фарида взяла фамилию своего родного дяди, профессора МГИМО. Часто меняла стиль и структуру статьи, стараясь скрыть своё авторство, не только хвалила, но и критиковала. Иногда Горенштейн звонил ей и жаловался, что опять какой-то Кабатов написал, что его трактовка ошибочна... Всё это знаю не понаслышке - важные критические статьи я, независимый и отрешённый от музыкально-журналистской среды, набирал под её диктовку. Передавать кому-либо иному было чревато раскрытием инкогнито.
Так получилось, что этот странный клубок разнозначной дружбы с Фаридой закономерно уберёг нас от страшной гибели. Мы с женой Татьяной fever_weed решили посетить мюзикл "Норд-Ост". За неделю до концерта я позвонил в кассу и узнав, что билеты стоят семьсот рублей, решил воспользоваться связями Фариды. На мою просьбу она загремела в телефонную трубку своим грудным голосом: "Никакого "Норд-Оста"! Двадцать четвёртого у Марка открытие сезона!" И мы все - Фарида, Татьяна и я - пошли в консерваторию. После концерта повезли её домой, и пока она на кухне минут сорок обсуждала прошедший концерт с Горенштейном, которого в это время ещё везли на дачу в Крёкшино, мы смотрели по телевизору происходящий кошмар на Дубровке. Только после этого поняли, почему на наши пейджеры от родителей Татьяны один за другим приходили слова: "Где вы?!" Ответно позвонить долго не могли - разговор Фариды по телефону был явно нервный - это было слышно на всю квартиру. Вызван он был, как нам показалось, несовпадением их взглядов на то, к чему надо было стремиться в звуке, что надо было добиваться от оркестра, что сделал Горенштейн и что услышала Фарида. Внезапно она отложила трубку, закурила сигарету, зашла в нам в комнату и сказала: "Это безумный Горенштейн... Сейчас будет еда. Я его пошлю на...!" Потом мы позвонили в Беларусь, успокоили родных и сели есть наспех сделанный салат. Фарида больше не смогла сдерживаться и заплакала. Успокаивали как могли - не надо так переживать, соглашались с ней - да, надо его бросать... Увы, эту злосчастную ступню Фарида ушибла во время пробежки в парке, что рядом с домом - ежедневная гимнастика, пробежки и бассейн были необходимы ей для поддержания формы.. Но вместо лечения она, хромая на разбитых пальцах, вместе с оркестром "Молодая Россия" поехала в Питер - надо было "делать прессу" Горенштейну, договариваться с неким почтенным музыковедом, который весьма уважал Фариду... Её смерть, несмотря на постепенное и явное приближение, повергла Горенштейна в шок - он чуть не сошёл с ума и сорвался - с оркестрантами возник серьёзный конфликт, а журналисты, поголовно обвинённые им в заговоре против него, даже объявляли бойкот...
Вот такие мы люди, все очень разные, но переплетённые своими разнонаправленными представлениями и слышаниями. И неизвестно, что лучше для искусства - быть отчуждённым нелюдимом как Михаил Плетнёв или сходить с ума от людей. А тот листок с последними записями Фариды наверняка затерялся: скорее всего, племянник не обратил на него внимания...
© Chelovechek
P.S. Сподвигнуло меня к написанию этого текста обсуждение в ЖЖ сообщения, что швейцарский оркестр отказался играть с Плетнёвым...
Важное для меня обсуждение этого текста идёт на KpNemo.ru и ForumKlassika.
Для особо злорадствующих поясню, что в уголовном законодательстве Таиланда, которое базируется на заимствованной у Франции в конце XIX века системе уголовного права, презумпция невиновности действует только на уровне судебного разбирательства. На уровне дознания и полицейского следствия действует презумпция вины. Полиция получает заявление от предполагаемого потерпевшего, и она обязана действовать, исходя из презумпции искренности и достоверности содержащихся в заявлении обвинений.
P.P.S. Спасибо всем за поддержку и рад сообщить то, что многие под улюлюкание средств массового изумления и по известным причинам не хотели слышать своими натруженными ушами, ибо полагаю, что "Зависть тайная - летальная, Как сказали бы врачи..." (А. Галич) всегда довлеет над тем местом, где должен находиться мозг. Вот это сообщение:
Дело российского пианиcта и дирижера М.Плетнева закрыто
Прокуратура Таиланда закрыла дело в отношении российского пианиста Михаила Плетнева, которому ранее тайскими властями было предъявлено обвинение в педофилии.
Информацию об этом распространила британская газета The Guardian со ссылкой на заявление Российского национального оркестра (РНО), подтвердившего снятие с музыканта обвинений.
Ранее местная полиция обвинила М.Плетнева в растлении нескольких мальчиков.
Однако позже тайские власти вскрыли сеть сутенеров, привлекавших для оказания сексуальных услуг несовершеннолетних. Официальным прикрытием для злоумышленников служили несколько интернет-кафе. Одним из владельцев заведений являлся гражданин Таиланда Тайпхоп Бунпхасонг.
Именно он дал показания в отношении М.Плетнева. В то же время сам дирижер заявлял, что Т.Бунпхасонг, присматривавший за домом музыканта в Паттайе, вполне мог пользоваться интернет-ресурсами музыканта, не поставив последнего в известность.