Когда-то деревья были большими...
Ненавижу писем без ответа, но последнее время сама грешила молчанием, поэтому хочу с порога извиниться перед всеми, кто не дождался. Оправдываться не буду, потому что это я ненавижу еще больше…
Еще я не люблю попадать в декорации, которые кажутся мне чужеродными. А как быть, когда целый любимый город, в одно мгновение, стал мал?
Когда я была девочкой, мама водила меня в Парк Горького гулять, есть мороженое и кататься на аттракционах. Больше всего я боялась мертвой петли на Американских Горках, вцеплялась в поручни ледяными пальцами и зажмуривала глаза. Как сейчас помню, что если визжать громче, не так страшно падать вниз. Вчера оказалось, что в этом парке больше нет ни горок, ни каруселей и делают некрасивую вату.
А потом был Арбат, с пошлыми открытками, страшными матрешками и розовыми ушанками. В нем не было ничего прекрасного из того, что я помнила о нем... художники и музыканты исчезли. Люди встречавшиеся на пути были так же мелки и безобразны в своих проявлениях, и хотелось впасть в такое инфантильное чувство, что это все неправда, и хотелось громко визжать, чтобы не страшно было падать вниз.
Иногда мир поворачивается ко мне совсем неприглядной стороной, и тогда слов, из которых я могу возводить города, едва хватает на одну улицу, с тупиком в конце.
Еще я не люблю попадать в декорации, которые кажутся мне чужеродными. А как быть, когда целый любимый город, в одно мгновение, стал мал?
Когда я была девочкой, мама водила меня в Парк Горького гулять, есть мороженое и кататься на аттракционах. Больше всего я боялась мертвой петли на Американских Горках, вцеплялась в поручни ледяными пальцами и зажмуривала глаза. Как сейчас помню, что если визжать громче, не так страшно падать вниз. Вчера оказалось, что в этом парке больше нет ни горок, ни каруселей и делают некрасивую вату.
А потом был Арбат, с пошлыми открытками, страшными матрешками и розовыми ушанками. В нем не было ничего прекрасного из того, что я помнила о нем... художники и музыканты исчезли. Люди встречавшиеся на пути были так же мелки и безобразны в своих проявлениях, и хотелось впасть в такое инфантильное чувство, что это все неправда, и хотелось громко визжать, чтобы не страшно было падать вниз.
Иногда мир поворачивается ко мне совсем неприглядной стороной, и тогда слов, из которых я могу возводить города, едва хватает на одну улицу, с тупиком в конце.