Осеннее настроение..
...От чего так щемит сердце в конце сентября? Словно саднит, как в детстве, ободранная кожа коленок...
Чувствуется сладковатый запах палой листвы, сырой от моросящего, как сквозь сито, дождичка. Листья уже не шуршат, а теряя плоть и цвет, становятся кашицей перегноя.
Носик сапога поддевает непонятный лоскуток... Наклоняюсь: сквозь обгоревший по краям, мокрый от слякоти, заляпанный клочок бумаги проступают фиолетовые чернила. Почерк круглый, с нажимом. То ли девичий дневник, то ли письмо...
Любопытство только миг борется с равнодушием, затем отступает. Что такого может написать юная особа, чего бы я в свои дважды восемнадцать не знала? Что влюбляешься в того, кто на тебя даже не смотрит; что на носу экзамены, а в голове одни стихи; что мама кажется догадывается..., и что подружка оказалась редкой сукой. Сплошное татьянинское: «никто меня не понимает и молча гибнуть я должна...»
Из подворотни, зло сверкнув фарами, на скорости выныривает иномарка. Едва успев шарахнуться в палисадник, выбираюсь из вязкого месива. Бесполезно топаю каблуками, пытаясь стряхнуть налипшую грязь…
Осень, как и акварель, пишется по воде.
С тонких, опущенных веток березы, падают тяжелые капли дождя.
Под лавкой, уместившись на маленьком сухом островке, продрогший котенок аккуратно прикрывает лапки хвостом.
Привыкай, малыш, впереди еще много неожиданного...
Чувствуется сладковатый запах палой листвы, сырой от моросящего, как сквозь сито, дождичка. Листья уже не шуршат, а теряя плоть и цвет, становятся кашицей перегноя.
Носик сапога поддевает непонятный лоскуток... Наклоняюсь: сквозь обгоревший по краям, мокрый от слякоти, заляпанный клочок бумаги проступают фиолетовые чернила. Почерк круглый, с нажимом. То ли девичий дневник, то ли письмо...
Любопытство только миг борется с равнодушием, затем отступает. Что такого может написать юная особа, чего бы я в свои дважды восемнадцать не знала? Что влюбляешься в того, кто на тебя даже не смотрит; что на носу экзамены, а в голове одни стихи; что мама кажется догадывается..., и что подружка оказалась редкой сукой. Сплошное татьянинское: «никто меня не понимает и молча гибнуть я должна...»
Из подворотни, зло сверкнув фарами, на скорости выныривает иномарка. Едва успев шарахнуться в палисадник, выбираюсь из вязкого месива. Бесполезно топаю каблуками, пытаясь стряхнуть налипшую грязь…
Осень, как и акварель, пишется по воде.
С тонких, опущенных веток березы, падают тяжелые капли дождя.
Под лавкой, уместившись на маленьком сухом островке, продрогший котенок аккуратно прикрывает лапки хвостом.
Привыкай, малыш, впереди еще много неожиданного...