ДУША ОЧНУЛАСЬ
( источник)
Не сразу решился написать этот пост. Мало ли, "чувства верующих" же теперь положено беречь, как зеницу ока.
Но вот - пишу. Ниже вкусовое суждение невоцерковленного, неправославного человека.
Великая русская литература по-разному пыталась пристроиться к православию и пристроить православие к самой себе. В "Тоболе" Алексея Иванова есть эпизод, который, на мой вкус, является самым пронзительным, самым сильным и убедительным "православным" эпизодом в русской, а значит и в мировой литературе. Сильнее Достоевского и Толстого, сильнее Распутина и Солженицына. Сильнее всех на свете.
Умирает - уже почти умерла - жена старика (архитектора (архитектона) Тобольска) Семена Ульяновича Ремезова, "убитая" гибелью младшего сына в походе. Ничто не помогает - ни внимание близких, ни священник. Ремизов зовет Тобольского митрополита Филофея, главное церковное лицо в Сибири.
Прочитайте этот эпизод с "двумя перепачканными стариками". Он того стоит.
"... Через два дня Семён Ульянович привёл владыку Филофея. Это было последнее средство, которое Семён Ульянович придумал.
Все младшие Ремезовы, смущаясь владыки, перебрались в мастерскую. Семён Ульяныч принял шубу и шапку Филофея.
- Вот она, владыка, - бормотал он, словно Филофей мог не заметить Ефимью Митрофановну. - Неделю уже лежит… Ни слезинки не уронила, молчит, не молится, не ест ничего, только ночью встаёт водички попить…
Филофей тоже присел возле Митрофановны и погладил её по лбу.
- Ох, матушка… - печально произнёс он.
- Скажи ей что-нибудь, владыка, пусть встанет, - жалобно просил Семён Ульяныч. - Псалом какой прочти или святой водой окропи.
Филофей поглядел в тоскующие глаза Митрофановны.
- Что я ей скажу? Она о жизни больше моего знает.
- Умрёт ведь Фимушка моя, - едва не заплакал Семён Ульянович.
- Может, покормить её? - как-то простецки предположил Филофей.
Семён Ульяныч даже рассердился на такое глупое лечение.
- Разве ж мы не предлагали ей?
- А что она любит?
- Не знаю! - потихоньку понимая владыку, удивился своему неведению Семён Ульянович. - Всё ест… На Масленицу стопу блинов сметала.
- Давай тесто сделаем и блинов ей напечём.
- Так Великий пост.
- Господь простит.
- Сейчас Варвару позову, - дёрнулся Семён Ульяныч.
- Не надо Варвару, - остановил его Филофей. - Давай сами. Когда-то в Киеве я в просфорне послушание исполнял. Ищи муку, молоко и яйца.
Семён Ульяныч достал большую деревянную миску, в которой обычно заводили тесто для блинов, и натрусил в неё муки из берестяного туеса, правда, частью просыпал и на стол. Владыка Филофей налил в миску молока из кувшина, тоже плеснув на стол. Потом Филофей принялся половником перемешивать муку с молоком, а Семён Ульяныч нашёл лукошко с яйцами. Пытаясь разбить яйца в миску, он уронил одно яйцо на пол и поковылял за тряпкой. Филофей, перепачканный белым, неумело месил вязкое тесто, а Семён Ульяныч, кряхтя, ползал под столом, вытирая растоптанный впопыхах желток; он неловко толкнул стол и опрокинул туес с остатками муки.
Митрофановна неохотно, будто через силу, повернула голову. Два старика, митрополит и архитектон, возились у стола, претворяя тесто, чтобы порадовать её хоть чем-то. Но они ничего не умели, олухи. Митрофановна тяжело задышала, шевельнула плечом, потом тихонько заскулила и наконец закричала в полный голос. По морщинам её лица побежали крупные слёзы. Она кричала, выпуская из сердца нестерпимую боль, кричала и кричала, а Семён Ульяныч уже стоял рядом на коленях, вытирая ей щёки платком, и Филофей трясущимися руками протягивал ей кружку с холодной водой. ДУША ОЧНУЛАСЬ. АНГЕЛЫ ЛЕТЕЛИ НА ПОМОЩЬ".
Вот так надо писать, товарищи православные авторы!
Не сразу решился написать этот пост. Мало ли, "чувства верующих" же теперь положено беречь, как зеницу ока.
Но вот - пишу. Ниже вкусовое суждение невоцерковленного, неправославного человека.
Великая русская литература по-разному пыталась пристроиться к православию и пристроить православие к самой себе. В "Тоболе" Алексея Иванова есть эпизод, который, на мой вкус, является самым пронзительным, самым сильным и убедительным "православным" эпизодом в русской, а значит и в мировой литературе. Сильнее Достоевского и Толстого, сильнее Распутина и Солженицына. Сильнее всех на свете.
Умирает - уже почти умерла - жена старика (архитектора (архитектона) Тобольска) Семена Ульяновича Ремезова, "убитая" гибелью младшего сына в походе. Ничто не помогает - ни внимание близких, ни священник. Ремизов зовет Тобольского митрополита Филофея, главное церковное лицо в Сибири.
Прочитайте этот эпизод с "двумя перепачканными стариками". Он того стоит.
"... Через два дня Семён Ульянович привёл владыку Филофея. Это было последнее средство, которое Семён Ульянович придумал.
Все младшие Ремезовы, смущаясь владыки, перебрались в мастерскую. Семён Ульяныч принял шубу и шапку Филофея.
- Вот она, владыка, - бормотал он, словно Филофей мог не заметить Ефимью Митрофановну. - Неделю уже лежит… Ни слезинки не уронила, молчит, не молится, не ест ничего, только ночью встаёт водички попить…
Филофей тоже присел возле Митрофановны и погладил её по лбу.
- Ох, матушка… - печально произнёс он.
- Скажи ей что-нибудь, владыка, пусть встанет, - жалобно просил Семён Ульяныч. - Псалом какой прочти или святой водой окропи.
Филофей поглядел в тоскующие глаза Митрофановны.
- Что я ей скажу? Она о жизни больше моего знает.
- Умрёт ведь Фимушка моя, - едва не заплакал Семён Ульянович.
- Может, покормить её? - как-то простецки предположил Филофей.
Семён Ульяныч даже рассердился на такое глупое лечение.
- Разве ж мы не предлагали ей?
- А что она любит?
- Не знаю! - потихоньку понимая владыку, удивился своему неведению Семён Ульянович. - Всё ест… На Масленицу стопу блинов сметала.
- Давай тесто сделаем и блинов ей напечём.
- Так Великий пост.
- Господь простит.
- Сейчас Варвару позову, - дёрнулся Семён Ульяныч.
- Не надо Варвару, - остановил его Филофей. - Давай сами. Когда-то в Киеве я в просфорне послушание исполнял. Ищи муку, молоко и яйца.
Семён Ульяныч достал большую деревянную миску, в которой обычно заводили тесто для блинов, и натрусил в неё муки из берестяного туеса, правда, частью просыпал и на стол. Владыка Филофей налил в миску молока из кувшина, тоже плеснув на стол. Потом Филофей принялся половником перемешивать муку с молоком, а Семён Ульяныч нашёл лукошко с яйцами. Пытаясь разбить яйца в миску, он уронил одно яйцо на пол и поковылял за тряпкой. Филофей, перепачканный белым, неумело месил вязкое тесто, а Семён Ульяныч, кряхтя, ползал под столом, вытирая растоптанный впопыхах желток; он неловко толкнул стол и опрокинул туес с остатками муки.
Митрофановна неохотно, будто через силу, повернула голову. Два старика, митрополит и архитектон, возились у стола, претворяя тесто, чтобы порадовать её хоть чем-то. Но они ничего не умели, олухи. Митрофановна тяжело задышала, шевельнула плечом, потом тихонько заскулила и наконец закричала в полный голос. По морщинам её лица побежали крупные слёзы. Она кричала, выпуская из сердца нестерпимую боль, кричала и кричала, а Семён Ульяныч уже стоял рядом на коленях, вытирая ей щёки платком, и Филофей трясущимися руками протягивал ей кружку с холодной водой. ДУША ОЧНУЛАСЬ. АНГЕЛЫ ЛЕТЕЛИ НА ПОМОЩЬ".
Вот так надо писать, товарищи православные авторы!