Британский журналист Джон Кэнтли в плену у ИГИЛ
Я же говорю, что у ИГИЛ чертова дюжина журналистов по камерам рассортирована((
(далее мой недавний рассказ)
Если мне пришлось бы сочинить печальную историю про ИГИЛ для какого-нибудь скучного издания, то началась бы она где-нибудь в восточном ресторане Москвы, где смелый прогрессивный и чрезвычайно талантливый татарский журналист-стрингер с шутками да прибаутками беседует с угрюмым и безоглядно зловещим чеченцем (при всём уважении именно чеченцев значительное число в составе ИГИЛ).
Зловещий чеченец лаконично, но убедительно рассказывает, что, например Ебубекир Багдади (ИГИЛ) даст сто очков вперед любому светскому обозревателю Ньюйоркер, мастерски пользуется семью вилками во время ланча и одинаково виртуозен с Андроидом и IOS.
В общем, из туманных полунамёков становится понятно, что чеченец и стрингер договариваются об интервью, которое гипотетически может дать один из главарей ("духовных" лидеров) ИГИЛ, в самом сердце государства ИГИЛ (короткое обсуждение маршрута доставки журналиста с настоятельными рекомендациями стрингеру не пренебрегать известным религиозным материалом, отрастить бороду да и вообще по возможности пользоваться актерскими талантами, когда он попадет в заданную точку).
Далее небольшая вводная -- долго ли коротко, но чуть обросший бородой стрингер попадает в самое сердце государства Ирака и Леванта и встречается с Ебубекиром Багдади, который действительно обнаружил светкость, знание тонкостей политических реалий и гостеприимную предупредительность к нуждам стрингера (вплоть до того, что позволил сделать несколько фото).
И вот уже наш стрингер рассчитывает, какую цену он заломит Гардиан, NYT и Лайф ньюс)) за фоторепортаж, что теперь хватит на то и это да и вообще столь неожиданный приём в логове ИГИЛ даёт надежду на какие-то мирные перспективы...
И тут стрингер обращает внимание, что наш зловещий чеченец (а он тоже тут) ведет его не к комфортной машине, на которой журналист должен проследовать в места, где горло ему подобным режут несколько реже, а по какому-то неприятному коридору (полумрак, каменные стены, железные двери очевидно в тюремные камеры).
Последнее на что обращает внимание стрингер, что каждая камера помечена числом -- 14.9.14... 24.9.14... 15.10.15 (не исключено, что ИГИЛ пользуется арабским обозначением дат, понятным простому русскому татарину) -- тут его чеченец и вталкивает в камеру с какой-нибудь почти новогодней датой, например, 20.12.20.
Гремят тюремные ключи и через маленькое окошко чеченец поясняет, что сегодняшнее интервью особенно удалось, что Ебубекир дал уже более сотни интервью, объясняющих и его намерения, и идеологию, и взгляды на современное мироустройство, но нынче было особенно камерно и душевно, и будь на то воля Аллаха, именно это интервью увидело бы свет... но к сожалению никто ТАМ за пределами ИГИЛ не готов слышать слова, отсюда и цифры -- камеры, в которых томятся талантливые, смелые и любознательные журналисты, ожидающие дня своей казни.
И вот тут наш стрингер почему-то думает не о коварстве чеченца, не о заблуждениях Ебубекира, а думает он вовсе о том, что чалиться ему на нарах целых шесть лет, что может стать совершенно невыносимым без Интернета и человеческого общества.
И стоит ему об этом подумать (а стоит он всё еще прижимаясь к маленькому окошку двери, надеясь, что чеченец скажет еще какие-то слова), как происходит первое волшебное происшествие в этой истории -- стрингер понимает, что в камере кто-то есть (что невероятно, потому что, когда его впихнули в этот закуток, тот был абсолютно пуст).
Стрингер поворачивается, а в углу стоит тщедушный Ебубекир Багдади и грустно говорит, что:
"мы подумаем, как сократить сроки твоего ожидания. возможно, появятся желающие поменяться с тобой местами, и всё закончится гораздо раньше"
Стрингера это не то, чтобы успокаивает, но он неожиданно думает, что весь оставшийся до смерти срок будет моделировать, как Ебубекир Багдади попал в его камеру, не повторит ли он этот трюк, пока журналист будет спать. И еще он думает, что очень тщательно обшарит стены в поисках малейшего шва, намекающего на тайную дверь, но уже сейчас совершенно уверен, что этого шва (и соответственно двери) нет.
Рассказ должен заканчиваться далеко не праздной мыслью стрингер:
"И всё-таки интересно, как Ебубекир выйдет из этой ситуации. Сейчас чеченец загремит ключами и откроет дверь? Или Ебубекир просто растворится в воздухе? Вылетит канрейкой через окошко в двери? Или все-таки протиснется в тайную дверь? Или он так останется со мной? До самой смерти?"
----
КОНЕЦ
(вариантом завершения может быть также финальная мысль журналиста:
-- "даже если я чудесным образом окажусь в Москве, я еще долго будут ждать, что Ебубекир Багдади появиться в углу моей спальни"
-- "а ведь я знаю, что нужно делать -- нужно попробовать удавить это ходячее недоразумение, и тогда чеченец отпустит меня; но я знаю, что не смогу сделать это")
(далее мой недавний рассказ)
Если мне пришлось бы сочинить печальную историю про ИГИЛ для какого-нибудь скучного издания, то началась бы она где-нибудь в восточном ресторане Москвы, где смелый прогрессивный и чрезвычайно талантливый татарский журналист-стрингер с шутками да прибаутками беседует с угрюмым и безоглядно зловещим чеченцем (при всём уважении именно чеченцев значительное число в составе ИГИЛ).
Зловещий чеченец лаконично, но убедительно рассказывает, что, например Ебубекир Багдади (ИГИЛ) даст сто очков вперед любому светскому обозревателю Ньюйоркер, мастерски пользуется семью вилками во время ланча и одинаково виртуозен с Андроидом и IOS.
В общем, из туманных полунамёков становится понятно, что чеченец и стрингер договариваются об интервью, которое гипотетически может дать один из главарей ("духовных" лидеров) ИГИЛ, в самом сердце государства ИГИЛ (короткое обсуждение маршрута доставки журналиста с настоятельными рекомендациями стрингеру не пренебрегать известным религиозным материалом, отрастить бороду да и вообще по возможности пользоваться актерскими талантами, когда он попадет в заданную точку).
Далее небольшая вводная -- долго ли коротко, но чуть обросший бородой стрингер попадает в самое сердце государства Ирака и Леванта и встречается с Ебубекиром Багдади, который действительно обнаружил светкость, знание тонкостей политических реалий и гостеприимную предупредительность к нуждам стрингера (вплоть до того, что позволил сделать несколько фото).
И вот уже наш стрингер рассчитывает, какую цену он заломит Гардиан, NYT и Лайф ньюс)) за фоторепортаж, что теперь хватит на то и это да и вообще столь неожиданный приём в логове ИГИЛ даёт надежду на какие-то мирные перспективы...
И тут стрингер обращает внимание, что наш зловещий чеченец (а он тоже тут) ведет его не к комфортной машине, на которой журналист должен проследовать в места, где горло ему подобным режут несколько реже, а по какому-то неприятному коридору (полумрак, каменные стены, железные двери очевидно в тюремные камеры).
Последнее на что обращает внимание стрингер, что каждая камера помечена числом -- 14.9.14... 24.9.14... 15.10.15 (не исключено, что ИГИЛ пользуется арабским обозначением дат, понятным простому русскому татарину) -- тут его чеченец и вталкивает в камеру с какой-нибудь почти новогодней датой, например, 20.12.20.
Гремят тюремные ключи и через маленькое окошко чеченец поясняет, что сегодняшнее интервью особенно удалось, что Ебубекир дал уже более сотни интервью, объясняющих и его намерения, и идеологию, и взгляды на современное мироустройство, но нынче было особенно камерно и душевно, и будь на то воля Аллаха, именно это интервью увидело бы свет... но к сожалению никто ТАМ за пределами ИГИЛ не готов слышать слова, отсюда и цифры -- камеры, в которых томятся талантливые, смелые и любознательные журналисты, ожидающие дня своей казни.
И вот тут наш стрингер почему-то думает не о коварстве чеченца, не о заблуждениях Ебубекира, а думает он вовсе о том, что чалиться ему на нарах целых шесть лет, что может стать совершенно невыносимым без Интернета и человеческого общества.
И стоит ему об этом подумать (а стоит он всё еще прижимаясь к маленькому окошку двери, надеясь, что чеченец скажет еще какие-то слова), как происходит первое волшебное происшествие в этой истории -- стрингер понимает, что в камере кто-то есть (что невероятно, потому что, когда его впихнули в этот закуток, тот был абсолютно пуст).
Стрингер поворачивается, а в углу стоит тщедушный Ебубекир Багдади и грустно говорит, что:
"мы подумаем, как сократить сроки твоего ожидания. возможно, появятся желающие поменяться с тобой местами, и всё закончится гораздо раньше"
Стрингера это не то, чтобы успокаивает, но он неожиданно думает, что весь оставшийся до смерти срок будет моделировать, как Ебубекир Багдади попал в его камеру, не повторит ли он этот трюк, пока журналист будет спать. И еще он думает, что очень тщательно обшарит стены в поисках малейшего шва, намекающего на тайную дверь, но уже сейчас совершенно уверен, что этого шва (и соответственно двери) нет.
Рассказ должен заканчиваться далеко не праздной мыслью стрингер:
"И всё-таки интересно, как Ебубекир выйдет из этой ситуации. Сейчас чеченец загремит ключами и откроет дверь? Или Ебубекир просто растворится в воздухе? Вылетит канрейкой через окошко в двери? Или все-таки протиснется в тайную дверь? Или он так останется со мной? До самой смерти?"
----
КОНЕЦ
(вариантом завершения может быть также финальная мысль журналиста:
-- "даже если я чудесным образом окажусь в Москве, я еще долго будут ждать, что Ебубекир Багдади появиться в углу моей спальни"
-- "а ведь я знаю, что нужно делать -- нужно попробовать удавить это ходячее недоразумение, и тогда чеченец отпустит меня; но я знаю, что не смогу сделать это")