В лапах банкиров
gilliland приводит короткую историю про конец карьеры Гаврилы Романовича Державина.
В 1791 года Екатерина II даёт распоряжение своему статс-секретарю Г.Р. Державину донос "на государственного банкира Сутерланда рассмотреть и...доложить Ея Величеству".
Державин принялся за дело. Через слежку, тайную выемку бумаг, обшаривание кабинетов и допросы агентуры Гавриилу Романовичу стало известно, что государственному банкиру Сутерленду все кругом должны деньги.
Расплачиваются кто чем может.
Державин по ночам составлял списки и чертил линии, связующие Сутерланда и верхушку империи.
Деньги у Сутерланда брали:
наследник российского престола великий князь Павел Петрович,
вице-канцлер империи граф Остерман,
неподкупный генерал-прокурор Сената князь Вяземский,
даже светлейший князь Потёмкин брал у Сутерленда деньги.
У государственного банкира в сейфе, к которому удалось подобраться следствию, хранились долговые обязательства от наследника престола, министров, генералов, губернаторов и пр.
На одного Потёмкина был заведён специальный ящик, содержащий потёмкинских векселей на 800 000 рублей.
Общая сумма, присвоенная банкиром, составляла 2 000 000 рублей, размещённых в банках Гамбурга и Лондона.
На такую же примерно сумму у банкира было векселей от князей, министров, сенаторов, послов и командующих армиями.
Когда Державин решился отправиться на доклад к императрице с полученными данными и составлеными выводами, под окно к нему подбросили две копии долговых расписок Сутерланду, выданных португальской женой Державина, в девичестве Бастидон.
На содействие имперской тайной политической полиции -"Тайной экспедиции", Державин рассчитывать не мог.
Ею руководил должник Сутерланда - князь Александр Алексеевич Вяземский.
Державин на доклад отправился всё равно.
И Екатерина его прогнала.
Державин отправился во второй раз. И снова Екатерина его прогнала. В третий. В четвёртый. В пятый раз. В шестой.
Гавриил Романович был человеком упорным и отчаянно смелым.
Между третьим и четвёртым разом его едва не сбивает карета.
После пятого доклада в доме у Державина обнаруживают отравленных собак.
Придя в шестой раз с доклада, оборванный на полуслове царицей, Державин нашёл у порога чью-то отрубленную руку.
В седьмой раз Державину доложить царице удалось.
Это был не отчёт, не речь статс-секретаря перед властительницей.
Державин говорил с императрицей на повышенных тонах, отказался сесть, отказался от кофе, который царица наливала сама своим ближним гостям.
Немолодая женщина, величайшая умница, жить которой осталось совсем немного, не отвыкшая за годы, полные разочарований, пить воду с лица своего окружения, слушала приговор своей императорской деятельности.
Все её переписки с европейскими мудрецами, введение в России регламентов и человеколюбивых правил, все её победы, все орлы, летающие у неё над головой, тонны исписанной ею бумаги, весь блеск её царствования, завершался кипой мятых листов, из которых следовало, что какой-то там Сутерланд держит всю её команду, её нелюбимого наследника и любимого Потёмкина, распорядительных министров, отважных генералов и прочих, за яйца.
Не она держит за яйца своих людей, а какой-то Сутерланд управляет вместе с ней Россией, манипулируя её ближайшим кругом.
5 октября 1791 года государственный банкир Ричард Сутерленд, барон Российской империи и кавалер был обнаружен мёртвым в своём доме на Английской набережной.
Державин в своих воспоминаниях "предположил", что банкир отравился сам.
При получении известия о смерти государственного банкира, Екатерина громко произнесла: "Устрицы теперь, должно, подешевеют"
5 октября 1791 года светлейший князь Григорий Александрович Потёмкин-Таврический, высланный незадолго по приказу императрицы из Санкт-Петербурга, остановился под молдавским селом Рэдений Веки. "Вот и всё - некуда ехать. Я умираю. Выньте меня из коляски: я хочу умереть на поле". При вести о смерти Потёмкина, Екатерина попросила сделать её кровопускание. К "отворению крови" Екатерина обращалась всякий раз после принятия тяжелых решений. Так ей Дидро советовал. После кровопускания Екатерина плакали и билась в истерике.
Глава "Тайной экспедиции", генерал-прокурор Сената князь Вяземский был отправлен в оставку и через год скончался.
Он скончался бы и раньше, но его дочь была женой Д.А. Зубова, а Екатерине не хватало сил огорчать своего любимого Платошу Зубова.
Великий князь, цесаревич Павел Петрович выставил вдоль дороги Петербург-Гатчина усиленные караулы из верных ему войск.
С осени 1791 года два его любимых коня - Чёрт и Волчик, посменнно, находились под седлом.
Екатерина спешно женила своего внука Александра и написала барону Гримму: "Сперва мой Александр женится, а там со временем и будет коронован..." В замке Лоде ( Эстляндия) были тайно подготовлены помещения "для высокопоставленного узника".
Г. Р. Державин был отправлен в оставку с поста статс-секретаря и отправлен в Сенат, в который при Екатерина собирали всех, подвергшихся опале.
Больше Екатерина к услугам Державина не обращалась.
Державина не без сарказма назначат позже президентом Коммерц-колегии.
Долги своей жены перед Сутерлендом Гавриил Романович выплатит.
Прочие крупные долги перед Сутерландом были погашены государственной казной.
Комментарий А.Багаева:
"У английского историка Simon Sebag Montefiore (родственника Ротшильдов, потому пользующегося их покровительством) есть книга Catherine the Great and Potemkin: The Imperial Love Affair. И вот он в ней пишет про "государственного банкира Сутерланда" (шотландца по имени Richard Sutherland), что из-за колоссального долга Потёмкина - Потёмкин к 1788 году задолжал ему уже 500 000 рублей - Сазерленд сам был в долгах как в шелках (поскольку, как все серьёзные банкиры в мире, свои личные деньги в долг не давал, а работал с чужими, но более дешёвыми средствами). Однако одновременно Себаг Монтефиоре пишет, что Потёмкин деньги не на безделушки тратил, а на поселение первопроходцев и строительство для них городов, и заключает вот таким абзацем:
"Его Сиятельство вовсе не бедствовал, наоборот, расточал щедроты сверх всякой меры. Рачительность была ему абсолютно чужда. Только после его смерти мы получили какое-то представление о его богатствах, да и то очень поверхностное. Как и его императрица, он был частью государства, и состоянием ему служила сама Империя."
То же подтверждает и другой источник, цитата из которого не только указывает на порядок цифр и огромность потёмкинского долга (как-никак 1% гос.бюджета) , но и выразительно подчёркивает - своим официозным оптимизмом - незаметное обычному глазу простолюдина и даже историка "второе дно" власти и "торгово-промышленной и финансовой политики Екатерины", продемонстрированное в понравившейся мне заметке (разбивка в заключительной цитате высказывания императора Иосифа II моя):
"Нельзя сказать, что финансовое положение страны в царствование Екатерины II было неустойчивым. Дефицит бюджета - неизбежное следствие огромных военных расходов и трат на обустройство Новороссии - к середине 1780-х годов был значителен и составил 12 млн руб. при доходах в 50 млн и расходах в 62 млн руб. Однако в целом он успешно погашался умелой финансовой политикой. Для этого использовались как традиционные средства (порча монеты, увеличение налогов и пошлин), так и новые - эмиссия ассигнаций, которая сочеталась с обращением к иностранным займам. Без иностранных займов уже трудно представить экономику России, почти непрерывно воевавшей в конце 1780-х - начале 1790-х годов.
Тем не менее, оценивая экономическую ситуацию екатерининского царствования, можно сказать, что правительство Екатерины II вело свою политику в достаточно благоприятных экономических условиях и имело значительную свободу внутриполитического маневра, которую императрица сумела даже расширить своими действиями в области торгово-промышленной и финансовой политики. Все это позволило австрийскому императору Иосифу II в шутку как-то сказать о Екатерине II:
Из всех монархов Европы она одна только действительно богата. Она много повсюду издерживает, но н е и м е е т д о л г о в , ассигнации свои она оценивает во сколько хочет, если бы ей вздумалось, она могла бы ввести кожаные деньги."
В 1791 года Екатерина II даёт распоряжение своему статс-секретарю Г.Р. Державину донос "на государственного банкира Сутерланда рассмотреть и...доложить Ея Величеству".
Державин принялся за дело. Через слежку, тайную выемку бумаг, обшаривание кабинетов и допросы агентуры Гавриилу Романовичу стало известно, что государственному банкиру Сутерленду все кругом должны деньги.
Расплачиваются кто чем может.
Державин по ночам составлял списки и чертил линии, связующие Сутерланда и верхушку империи.
Деньги у Сутерланда брали:
наследник российского престола великий князь Павел Петрович,
вице-канцлер империи граф Остерман,
неподкупный генерал-прокурор Сената князь Вяземский,
даже светлейший князь Потёмкин брал у Сутерленда деньги.
У государственного банкира в сейфе, к которому удалось подобраться следствию, хранились долговые обязательства от наследника престола, министров, генералов, губернаторов и пр.
На одного Потёмкина был заведён специальный ящик, содержащий потёмкинских векселей на 800 000 рублей.
Общая сумма, присвоенная банкиром, составляла 2 000 000 рублей, размещённых в банках Гамбурга и Лондона.
На такую же примерно сумму у банкира было векселей от князей, министров, сенаторов, послов и командующих армиями.
Когда Державин решился отправиться на доклад к императрице с полученными данными и составлеными выводами, под окно к нему подбросили две копии долговых расписок Сутерланду, выданных португальской женой Державина, в девичестве Бастидон.
На содействие имперской тайной политической полиции -"Тайной экспедиции", Державин рассчитывать не мог.
Ею руководил должник Сутерланда - князь Александр Алексеевич Вяземский.
Державин на доклад отправился всё равно.
И Екатерина его прогнала.
Державин отправился во второй раз. И снова Екатерина его прогнала. В третий. В четвёртый. В пятый раз. В шестой.
Гавриил Романович был человеком упорным и отчаянно смелым.
Между третьим и четвёртым разом его едва не сбивает карета.
После пятого доклада в доме у Державина обнаруживают отравленных собак.
Придя в шестой раз с доклада, оборванный на полуслове царицей, Державин нашёл у порога чью-то отрубленную руку.
В седьмой раз Державину доложить царице удалось.
Это был не отчёт, не речь статс-секретаря перед властительницей.
Державин говорил с императрицей на повышенных тонах, отказался сесть, отказался от кофе, который царица наливала сама своим ближним гостям.
Немолодая женщина, величайшая умница, жить которой осталось совсем немного, не отвыкшая за годы, полные разочарований, пить воду с лица своего окружения, слушала приговор своей императорской деятельности.
Все её переписки с европейскими мудрецами, введение в России регламентов и человеколюбивых правил, все её победы, все орлы, летающие у неё над головой, тонны исписанной ею бумаги, весь блеск её царствования, завершался кипой мятых листов, из которых следовало, что какой-то там Сутерланд держит всю её команду, её нелюбимого наследника и любимого Потёмкина, распорядительных министров, отважных генералов и прочих, за яйца.
Не она держит за яйца своих людей, а какой-то Сутерланд управляет вместе с ней Россией, манипулируя её ближайшим кругом.
5 октября 1791 года государственный банкир Ричард Сутерленд, барон Российской империи и кавалер был обнаружен мёртвым в своём доме на Английской набережной.
Державин в своих воспоминаниях "предположил", что банкир отравился сам.
При получении известия о смерти государственного банкира, Екатерина громко произнесла: "Устрицы теперь, должно, подешевеют"
5 октября 1791 года светлейший князь Григорий Александрович Потёмкин-Таврический, высланный незадолго по приказу императрицы из Санкт-Петербурга, остановился под молдавским селом Рэдений Веки. "Вот и всё - некуда ехать. Я умираю. Выньте меня из коляски: я хочу умереть на поле". При вести о смерти Потёмкина, Екатерина попросила сделать её кровопускание. К "отворению крови" Екатерина обращалась всякий раз после принятия тяжелых решений. Так ей Дидро советовал. После кровопускания Екатерина плакали и билась в истерике.
Глава "Тайной экспедиции", генерал-прокурор Сената князь Вяземский был отправлен в оставку и через год скончался.
Он скончался бы и раньше, но его дочь была женой Д.А. Зубова, а Екатерине не хватало сил огорчать своего любимого Платошу Зубова.
Великий князь, цесаревич Павел Петрович выставил вдоль дороги Петербург-Гатчина усиленные караулы из верных ему войск.
С осени 1791 года два его любимых коня - Чёрт и Волчик, посменнно, находились под седлом.
Екатерина спешно женила своего внука Александра и написала барону Гримму: "Сперва мой Александр женится, а там со временем и будет коронован..." В замке Лоде ( Эстляндия) были тайно подготовлены помещения "для высокопоставленного узника".
Г. Р. Державин был отправлен в оставку с поста статс-секретаря и отправлен в Сенат, в который при Екатерина собирали всех, подвергшихся опале.
Больше Екатерина к услугам Державина не обращалась.
Державина не без сарказма назначат позже президентом Коммерц-колегии.
Долги своей жены перед Сутерлендом Гавриил Романович выплатит.
Прочие крупные долги перед Сутерландом были погашены государственной казной.
Комментарий А.Багаева:
"У английского историка Simon Sebag Montefiore (родственника Ротшильдов, потому пользующегося их покровительством) есть книга Catherine the Great and Potemkin: The Imperial Love Affair. И вот он в ней пишет про "государственного банкира Сутерланда" (шотландца по имени Richard Sutherland), что из-за колоссального долга Потёмкина - Потёмкин к 1788 году задолжал ему уже 500 000 рублей - Сазерленд сам был в долгах как в шелках (поскольку, как все серьёзные банкиры в мире, свои личные деньги в долг не давал, а работал с чужими, но более дешёвыми средствами). Однако одновременно Себаг Монтефиоре пишет, что Потёмкин деньги не на безделушки тратил, а на поселение первопроходцев и строительство для них городов, и заключает вот таким абзацем:
"Его Сиятельство вовсе не бедствовал, наоборот, расточал щедроты сверх всякой меры. Рачительность была ему абсолютно чужда. Только после его смерти мы получили какое-то представление о его богатствах, да и то очень поверхностное. Как и его императрица, он был частью государства, и состоянием ему служила сама Империя."
То же подтверждает и другой источник, цитата из которого не только указывает на порядок цифр и огромность потёмкинского долга (как-никак 1% гос.бюджета) , но и выразительно подчёркивает - своим официозным оптимизмом - незаметное обычному глазу простолюдина и даже историка "второе дно" власти и "торгово-промышленной и финансовой политики Екатерины", продемонстрированное в понравившейся мне заметке (разбивка в заключительной цитате высказывания императора Иосифа II моя):
"Нельзя сказать, что финансовое положение страны в царствование Екатерины II было неустойчивым. Дефицит бюджета - неизбежное следствие огромных военных расходов и трат на обустройство Новороссии - к середине 1780-х годов был значителен и составил 12 млн руб. при доходах в 50 млн и расходах в 62 млн руб. Однако в целом он успешно погашался умелой финансовой политикой. Для этого использовались как традиционные средства (порча монеты, увеличение налогов и пошлин), так и новые - эмиссия ассигнаций, которая сочеталась с обращением к иностранным займам. Без иностранных займов уже трудно представить экономику России, почти непрерывно воевавшей в конце 1780-х - начале 1790-х годов.
Тем не менее, оценивая экономическую ситуацию екатерининского царствования, можно сказать, что правительство Екатерины II вело свою политику в достаточно благоприятных экономических условиях и имело значительную свободу внутриполитического маневра, которую императрица сумела даже расширить своими действиями в области торгово-промышленной и финансовой политики. Все это позволило австрийскому императору Иосифу II в шутку как-то сказать о Екатерине II:
Из всех монархов Европы она одна только действительно богата. Она много повсюду издерживает, но н е и м е е т д о л г о в , ассигнации свои она оценивает во сколько хочет, если бы ей вздумалось, она могла бы ввести кожаные деньги."