Самое дорогое существо из четырех букв?
спустя четыре года, как я появился в жж, я узнал, что существуют ограничения по количеству друзей в жж (или что в профиле наверху можно прочитать, сколько комментариев ты сделал)))
я помню, что одна из первых моих записей в жж была о том, что время (и будущее) безжалостно к тем, кого мы сейчас ценим...
Интересный нюанс, на который я снова обратил внимание - так же как четыре года назад никто из моих реальных (вполне себе культурных)) друзей не знает Д.Быкова (аккуратно опрошено свыше 10 человек))) - все-таки разделение по сферам интересов будет дальше прогрессировать в обществе...
(не знают (не побоюсь этого слова) самого талантливого современного русского писателя)...
ниже я привел рассказ Д.Быкова (вдруг кто-то здесь сможет открыть для себя его заново)) - надеюсь, Дмитрий Львович не растроится, если я посвящу его всем, кто сегодня напишет в жж фразы "гы-гы", "прикольно", "зачёт" и тп))
Рыжая ввалилась в купе последней, минуты за две до отхода. Ни «здрасьте», ни «добрый вечер». Морда густо намазанная, широкая, белая, «на щеке бородавка, на лбу другая» - чистый Отрепьев, с той разницей, что щека и бровь проколоты и бородавки железные. Не извинившись, она задела Наташку толстой задницей, забросила на Наташкину верхнюю полку свой рюкзак и плюхнулась к столику. Наташка мельком глянула на очкастого, молча сидевшего напротив, и вместо легкой брезгливости, которую ожидала увидеть на тонком его лице, увидела недвусмысленную радость. Очкастый глядел на рыжую с восторженным удивлением, с каким наблюдают за первыми шагами ребенка или за тропической бабочкой, которую и не чаяли обнаружить в среднерусском березняке.
Рыжая вытащила из ушей наушники и схватилась за мобильный. Наташка знала этот тип: они ни на секунду не могут остаться с собой наедине, напор внутренней пустоты разрывает их, как газы - тысяча извинений - разрывают желудок при метеоризме. Все время надо с кем-то коммуницировать - либо с плеером, из которого несется голимая попса, либо с бутылкой пива, либо вот неизвестно с кем по мобильнику. Причем сказать им, как правило, нечего, они знай себе описывают окружающее. Так и вышло. «Але! Да, доехала. Да, слушай, успела. Не, дураки какие-то. Лохушка какая-то и ботан. Не, приставать не будут. Точно тебе говорю, не будут. Откуда я знаю. Слушай, а тут еда. Ты прикинь, купе с едой. Щас, посмотрю,- она с хрустом открыла упаковку с ужином.- Чего-то колбаска… какой-то егурт… Ща, погоди. Печеньице вот. Ща возьму печеньице».
Наташка поняла, что лохушка и ботан - это они с очкастым, и снова скользнула по нему взглядом, интересуясь его реакцией. Он улыбался все шире, все восторженней. Лет ему было под сорок, он был того самого типа, который Наташке всегда нравился,- несмотря на сугубо профессорскую внешность, в нем ощущалась надежность. Несмотря на жару, он был при полном параде - сорочка, костюм, даже галстук, хоть сейчас на конференцию «Аспектология венгерских глаголов»,- и по экономным его движениям, общей приветливости и суховатой доброжелательности ясно было видно, что он давно живет в имидже ботана, знает, чем за это платят, и готов в случае чего постоять за себя вплоть до рукоприкладства. Наташка, несмотря на свои двадцать, имела подобный опыт и легко распознавала его в других.
Поезд дернулся, тронулся, рыжая не преминула сообщить об этом - «Мы тронулись!» - и еще минут десять, не щадя денег, припоминала с собеседницей какую-то прогулку по каналам, во время которой они сначала привлекли внимание усатого араба, потом развели его на два коктейля, а потом сбежали, причем рожа у него была ууу! Насладившись воспоминанием, она снова вонзила наушники в свои толстые, белые, варениковые уши, вжалась задницей в подушку и зажмурилась. Впрочем, сохранять спокойствие долее пяти минут было выше ее сил. Она заерзала, доела колбаску, посмотрела в окно, извлекла из рюкзака глянцевый журнал с Биланом на обложке (не забыв, разумеется, пнуть Наташку), просмотрела его, с тоской достала жвачку и сунула в рот - ей сил нет как хотелось поговорить, рассказать попутчикам, как они с подруженцией развели араба, но попутчики были лоховатые, не оценят, и занимались какой-то чушью. Очкастый читал толстый журнал, Наташка пролистывала блокнот, прикидывая, как будет отписываться за командировку.
Неожиданно очкастый оторвался от книги, взглянул на часы и вежливо спросил:
- Тут у меня кроссворд… Роман Льва Толстого из одиннадцати букв. Не подскажете?
При этом он незаметно подмигнул Наташке - мол, помалкивай, ничему не удивляйся: вопрос явно предназначался не ей. Рыжая, видимо, не знала, что никаких кроссвордов в толстых журналах не печатают, завела глаза под лоб и задумалась.
- Это,- сказала она.- Анна Каренина. Сколько там букв?
Наташка еле удержалась, чтобы не прыснуть. В «Анне Карениной» было, во-первых, двенадцать букв, а во-вторых, два слова. Рыжей было на вид лет шестнадцать. Она не могла не знать таких вещей, но вот не знала. Могла же она, допустим, не знать, что надо извиняться, когда толкаешь соседа, или здороваться, когда входишь в купе.
- Правильно,- удовлетворенно кивнул очкастый.
- А я кино видела,- радостно сказала рыжая, чтобы никто не посмел заподозрить, что она читала книгу.
Помолчали.
- А вот тут еще, простите,- деликатно начал очкастый.- Прибор для определения сторон света, шесть букв.
- Этот, как его,- сказала рыжая.- Ну Господи, ну этот. Я же точно знала. В нем еще магнит.
- Шесть букв,- настойчиво повторил очкастый.
- Ну ты сам, что ль, не знаешь?!- крикнула рыжая. На миг ее блинообразная морда исказилась вполне человеческой тревогой: действительно знала слово, действительно забыла. Но, с другой стороны, зачем ей в повседневной жизни компас? Кто из вас за последний год пользовался компасом, дети, поднимите руки?
- Хорошо,- очкастый кивнул с удовлетворением врача, обнаружившего симптом.- Самое дорогое существо из четырех букв.
- Леха,- сказала рыжая и гнусно гыгыкнула.
- Неправда,- сказал очкастый.- Леха - из пяти.
Рыжая вылупилась на него, потом что-то прикинула в уме и кивнула.
- А, ну да,- сказала она.- Точно. Тада Юра.
- Очень хорошо, очень,- очкастый внезапно встал и запер дверь купе.- У меня остался последний вопрос. Он, кстати, к вам.
Наташка насторожилась. Ей переставал нравиться весь этот хеппенинг. Она сунула руку в карман куртки, нащупывая мобильник, но сомневалась, что из поезда можно вызвать 02. И что она скажет? Спасите, помогите, в пятнадцатом вагоне поезда «Столичный экспресс» сидит маньяк? Срочно пришлите опергруппу в пятое купе?
- Вопрос очень простой,- миролюбиво сказал очкастый.- Сколько часовых поясов в Китае?
Наташка категорически перестала понимать его логику. В купе происходила очень нехорошая игра.
- Китай живет по единому времени,- пролепетала она.- По синьцзянскому…
Тут же она подумала, что правильно отвечать в этой игре, наверное, нельзя. Нужно что-то другое. Рыжая вон три раза ответила неправильно, и ей сохранят жизнь. Вон она как лыбится. А Наташка ответила как надо, и теперь ее пришьют. Маньяки точно такие и бывают, очкастые, приличные. Ой, мама! Наташка уставилась на маньяка умоляющими круглыми глазами, и он в ответ улыбнулся спокойной отеческой улыбкой:
- Все отлично. Сидите смирно. Приступаем.
Он наклонился к рыжей и быстро сказал:
- Спать пора. С самого утра спать хотела, аж глаза слипались. И на пароходике хотела, и в кафе хотела. В кафе коктейль пила, коктейль сладкий, все слиплось. Глаза слиплись, жопа слиплась. Спать охота, сил нет. Спать будешь полчаса.
Рыжая обмякла и рухнула башкой на стол, так и не успев вынуть наушники из толстых белых ушей. Очкастый аккуратно вынул их, выключил плеер и положил рядом.
- А вы сидите смирно и слушайте внимательно,- сказал он оцепеневшей Наташке. Та только и смогла кивнуть.
- Когда это случилось?- резко спросил очкастый у спящей рыжей. Она подняла голову и широко открыла невидящие глаза.
- Кажется, около полугода,- произнесла она вдруг вполне осмысленным голосом без тени вульгарности, но с бесконечной, месяцами копившейся усталостью.
- Кто это сделал?
- Я его не знаю. Это было в баре. Ударил меня по плечу и исчез.
- Что вы почувствовали?
- Сначала ничего. Потом стала забывать слова.
- Вы испугались?
- Нет. Было приятно. Будто от груза освобождаюсь, от лишнего.
- Ваше имя?- спохватился он.
- О… Ольга.
- Отношения с родителями как?
- Очень странно. Будто их и нету. Я раньше мать очень любила. Вы поможете?
- Помогу, обязательно помогу,- твердо сказал очкастый.- Они ничего не замечают?
- Они говорят - переходный возраст.
- Отлично. Вы раньше слушали попсу?
- Никогда.
- Что слушаете теперь?
- Я теперь в основном смотрю «Звезд на ринге».
- Еще что?
- «Звезд в гареме» иногда.
- Плохо дело. Вы заметили, что «Звезды в гареме» транслируют тот же сигнал?
- Да, я чувствую,- медленно произнесла рыжая. Наташка сидела рядом ни жива ни мертва.- Что-то чувствую. Как-то подсаживает. Не могу выключить никогда. Всякий раз досматриваю и потом плохо помню.
- На чипсы тянет?
- На чипсы все время, да. Вы доктор?
- Нет, я так, дилетант. Но вам я помогу. Скажите честно: секс часто?
- Часто, да.- Рыжая густо покраснела. Наташка никогда бы не подумала, что эта халда способна так смущаться.- Но знаете… очень странно. Я не чувствую ничего.
- Это нормально. Тогда почему же занимаетесь?
- Ну… я чувствую, что так надо. Меня что-то толкает. Что если я не буду заниматься… сексом, то могу умереть. Или стать немодной и тоже умереть.
- Скольких инфицировали?- брезгливо спросил очкастый.
- Одного, Лешу,- быстро заговорила рыжая.- Клянусь, только одного. Остальные с иммунитетом, я вам честно говорю. Какой мне резон врать? Я сама ему хотела сказать, а то он почувствовал и ничего не понимает. Особенно когда потянуло на чипсы. Он толстеть стал, спорт бросил…
Она всхлипнула.
- Адрес диктуйте.
- Свой?
- Зачем мне ваш, вы же вот. Лешин.
- Севастопольский, пять, двадцать восемь. Телефон не помню, у меня в мобиле.
- Глубоко зашло,- сказал очкастый.
- Да, очень глубоко,- подтвердила рыжая.- Раньше я хоть во сне понимала - что-то не так. А теперь, понимаете… только вот сейчас. И я пытаюсь всем сказать, но не могу. И кто поверит? Я сначала думала - болезнь. Даже к врачам ходила. Говорят - все в норме, не симулируй. От физры хочешь освободиться, говорят.
- Идиоты,- брезгливо скривился очкастый.- Ладно. Я сейчас все сделаю, и учтите, что будет больно. За полгода они успевают укорениться.
- Ради Бога,- пролепетала рыжая.- Я вас очень прошу… осторожно, ладно?
- Раньше надо было «осторожно»,- буркнул очкастый.- Когда по барам шастала. Десятый класс, а она в баре.
- Ну так ведь все…
- Шастали все, а заразили тебя. Давай плечо, нечего.
Рыжая расстегнула блузку. Очкастый склонился над ее булочно-пухлым, молочно-белым плечом.
- Смотрите внимательно,- бросил он Наташке.- Видите родинку?
- В… Вижу,- сказала Наташка, еле ворочая пересохшим от страха языком.
- Зеленоватая такая, да? Это след вхождения. Вообще-то через год обычно зарубцовывается, как первичная язва, но тут еще свежий. Организм попался здоровый, борется. Придется давить.
- А иначе никак?- захныкала рыжая.
- Сиди у меня, девочка в баре…- Очкастый извлек из портфеля пузырек йода и резиновые перчатки. Йодом он быстро смазал пространство вокруг родинки, а перчатки с хирургической ловкостью натянул.- Смотрите: вам самой не раз придется, я уверен. Их же все больше, так что учитесь. Надавливать начинаем издали, аккуратно, потом усиливаем…
Он сдавил плечо. Из зеленоватой родинки показался тонкий усик вроде клубничного.
- Ааа!- заскулила рыжая.
- Отвернись, не смотри. Это я не вам, вы смотрите,- отнесся маньяк к Наташке.- Важно зацепить, потом он не вырвется… Сейчас, сейчас…
Он сдавил сильней, и усик задергался, как живой. Собственно, он и был живой.
- У меня пинцет в портфеле, достаньте,- спокойно сказал он Наташке, и она, произведенная в ассистентки, покорно полезла в коричневый портфель. Пинцет лежал сверху.
- Давайте сюда. Вот так.
Усик с неожиданной ловкостью обвился вокруг пинцета, словно намереваясь вырвать его у очкастого, но тот держал его крепко, другой рукой продолжая сдавливать плечо рыжей. Больше всего это было похоже на выдавливание огромного зеленого прыща, но прыщ оказался живой и ухватистый: он дергал за пинцет, и сила в нем чувствовалась немалая. Очкастый, однако, все вытягивал и вытягивал странный ус, вцепившийся в крошечные стальные щипчики. Ус был уже с полметра и все не кончался. Наконец рыжая, дотоле скулившая на одной ноте, пронзительно взвизгнула, и длинный, бешено извивающийся зеленый червь, прихваченный пинцетом за хвост, повис над столиком купе. Только теперь Наташка заметила бесчисленные крошечные отростки, которыми, видимо, он пытался там, внутри, уцепиться за плоть несчастной рыжей. Теперь все они беспорядочно шевелились, а на хвосте открывалась и закрывалась длинная щель. Очкастый быстро осмотрел червя и опустил в пустой стакан. Червь неподвижно свернулся на дне и начал отчетливо буреть.
- Воздуха не переносят совершенно,- радостно сказал очкастый.- Через пять минут готов.
- Какой… какой ужас…- стонала рыжая.
- Спи,- устало, но повелительно сказал очкастый.- Рано еще, сыро еще…
Рыжая послушно засопела, снова уронив голову на руки. Наташке показалось, что вся она несколько сдулась.
- Ну вот,- очкастый уселся на свою полку и перевел дух.- Все поняли?
Наташка хотела было заорать, что ничего она не поняла и требует немедленных объяснений, но вдруг ей стало ясно, что о чем-то подобном она догадывалась давно. Глядя на стремительно тупевших однокурсников, жиревших и дурневших подруг, включая телевизор или слушая в машине радио, она еще года два назад поняла, что само так не бывает, что темная и тайная сила взялась отбивать у всех интерес к абстракциям, вычеркивать из памяти сложные слова и тонкие эмоции, оставляя аппетит во всех видах - от консюмеристского до сексуального; конечно, это легко было списать на общую деградацию страны или на коварный умысел телевизионщиков, которые и так всегда крайние, но никакие телевизионщики не сделали бы из страны такой отстойник за какую-то пару лет. Еще совсем недавно с людьми можно было разговаривать не только о ценах, еще вчера они, казалось, помнили о справедливости, о долге перед родителями, могли процитировать наизусть хоть одно стихотворение, кроме «Ипотека для молодого человека»,- сегодня ничего этого не было и близко. Из мира, словно в гигантскую озоновую дыру, стремительно вылетало все, ради чего стоило его терпеть. И потому, когда Наташка воочию увидела паразита, выжиравшего из них человеческое и заставлявшего круглые сутки жрать чипсы, она не так уж сильно и удивилась.
- Инопланетяне?- только и спросила она.
- Честно говоря, понятия не имею,- улыбнулся очкастый.- Кстати, я Вадим.
- Ну а я Наташа.
- Так вот, Наташа, действительно не знаю. Я, если честно, в инопланетян не очень верю. Это скорее земной продукт. Или наши вывели, или еще кто-то. Кратчайший путь к мировому господству.
- В смысле?- опешила Наташка.
- Да очень просто. Через год такой человек обычно уже ни на что не годен. Окружающих для него не существует - ради них не то что жертвовать жизнью, а извиниться, если толкнул, уже никто не может. Потом жадность, дикая - в еде, во всем. Сужение интересов, разрушение памяти. И главное - патологическая внушаемость. Им можно внушить все что угодно. Что все хорошо, что все счастливы, что кругом враги и шпионы, что в слове «Леха» пять букв… Вы заметили?
- Да, я следила.
- Вот это и наводит меня на мысль, что все-таки наши,- помрачнел очкастый Вадим.- Понимаете… может быть, они действительно нашли способ такого воздействия. Это ведь несложно, я сам в этом направлении думал. Сконструировать такого паразита - пара пустых,- он кивнул на стакан, где неподвижно бурел червь.- Гораздо круче, чем био-терроризм этот долбаный, на котором они так свихнулись в последнее время… Понимаете, как просто? Запускаем червя, и все в порядке. И перед нами идеальный гражданин, больше всего озабоченный чипсами, разводками, покупками, сексом и попсой. Но они не учли одну штуку. Одну отличную штуку. Вы читали «Союз пяти»?
- Кажется, читала.- «О Господи,- подумала Наташка,- неужели я тоже инфицирована? Неужели я забываю элементарные вещи?!» - Ну, конечно, читала! Это где пятеро решили расколоть Луну, чтобы посеять панику и завладеть всем. Но они не учли, что после паники это их «все», которым они завладеют, станет уже никому не нужно! Люди перестанут считаться с властью и деньгами! То есть все бессмысленно!
- Точно,- кивнул очкастый.- Так и тут. Они не учли, что вместо идеального гражданина получится кусок мяса, неспособный ни к какой осмысленной деятельности. В оппозицию он, конечно, не уйдет, на марш не пойдет, лишних вопросов не задаст… Но и стимулов работать у него нет, и читать он не умеет, и защищать никого не будет. И родителей в старости не прокормит. Животное, да еще и прогрессирующее.
- Нет, как хотите,- замотала головой Наташка,- а в такой цинизм я не верю. Мне легче в инопланетян…
- Очень может быть,- сказал Вадим, но видно было, что верить в инопланетян ему как раз не хочется. Он, должно быть, вырос на фантастике о добром инопланетном разуме, и лишаться этой последней надежды ему не хотелось.- Может, планету хотят захватить или что…
- А чего вы меня про китайское время спросили?
- Чтобы наверняка знать про вас. Мне надо было точно понять, что вы не инфицированы. С двумя я бы не справился.
- Слушайте!- возмутилась Наташка.- Но почему же вы в газету не обратитесь? На то же телевидение не пойдете?!
- Куда?- горько спросил он.- Они все в деле. И половина там таких - почитайте, что в газетах пишут. Вы «Звезды в гареме» смотрели?
- Один раз.
- Заметили, что там зрителя-победителя хлопают по плечу?
Наташка испуганно заморгала.
- Я вам вот что посоветую,- сказал Вадим буднично.- Вшейте наплечники. Вот как у меня.
Он снял пиджак. На безупречно белой сорочке красовались плотные суконные погоны.
- Внутри стальная пластина,- сказал он не без самодовольства.- Если кто и хлопнет, до плеча никакая инфекция не дойдет.
- А она?- спросила Наташка.- С ней что теперь будет?
- Понимаете,- помрачнел Вадим.- Я всего третий раз достаю… Я ведь тоже не сразу дошел. Есть небольшая инициативная группа, занимающаяся выявлением. Вы теперь тоже наша, я надеюсь. Если заметите такой явный случай, попытайтесь остаться с клиентом наедине и доставайте обязательно. Если не достать, он может там разжиреть, и тогда только иссечение. Они засыпают легко, потому что очень внушаемые. Никакой гипноз не нужен. Им скажешь «голосуй» - они голосуют, скажешь «спи» - спят… А потом я не отслеживаю. Я думаю, должны начинаться улучшения.
- Думаете?- тревожно спросила Наташка.- Или уверены?
- Уверен,- без особой уверенности сказал Вадим.- Я не специалист, понимаете? Я не знаю, насколько это обратимо. Погодите, сейчас она проснется.
Он взял стакан с червем и вышел. Через минуту вернулся с пустым стаканом, на стенках которого блестели капли.
- В сортир,- ответил он на немой Наташкин вопрос.- А стакан достаточно вымыть, это так не передается.
Рыжая между тем завозилась. Ее рука шарила по столу в поисках чипсов. Не найдя чипсов, она нащупала пакетик печенья и вынула последнее.
- Сейчас, сейчас,- произнес Вадим.
Рыжая открыла глаза.
- Че, подъезжаем?- спросила она прежним толстым голосом.
- Да нет еще, долго,- ответил Вадим.
- Двинься,- рыжая толкнула Наташку попой.- Твоя, што ль, полка?!
Она вынула мобильный.
- Але! Юльк, ты? Ой, а я сплю че-то. Че-то сплю и сплю. А че еще делать-то? Говорить не с кем, тоска. А ты спишь? А че? А кто? А Пашка? А Пашка что?
- Пойдемте в тамбур,- попросила Наташка.
Они вышли в прокуренный тамбур. В углу два подростка, дымя «Кентом», вели диалог, состоявший из сплошных междометий.
- Надо подождать,- сказал Вадим.- Так сразу вряд ли подействует.
- А если вообще никогда не подействует?- усмехнулась Наташка.
- Ну… тогда не знаю,- признался Вадим.- Но выявлять все равно надо.
- А зачем?
- Чтобы выдавливать.
- А выдавливать зачем?
- Чтобы не было,- твердо сказал Вадим.
- Че встал, земеля?!- пихнул его пьяноватый морячок, просовываясь в тамбур.- Всю дверь загородил, е-мое…
Он бодро хлопнул Вадима по плечу.
- Руки не распускай,- сказал Вадим, машинально отряхивая суконный наплечник.
- Нежные все стали, е-мое,- с ненавистью сказал морячок и втянулся обратно в вагон.
я помню, что одна из первых моих записей в жж была о том, что время (и будущее) безжалостно к тем, кого мы сейчас ценим...
Интересный нюанс, на который я снова обратил внимание - так же как четыре года назад никто из моих реальных (вполне себе культурных)) друзей не знает Д.Быкова (аккуратно опрошено свыше 10 человек))) - все-таки разделение по сферам интересов будет дальше прогрессировать в обществе...
(не знают (не побоюсь этого слова) самого талантливого современного русского писателя)...
ниже я привел рассказ Д.Быкова (вдруг кто-то здесь сможет открыть для себя его заново)) - надеюсь, Дмитрий Львович не растроится, если я посвящу его всем, кто сегодня напишет в жж фразы "гы-гы", "прикольно", "зачёт" и тп))
Рыжая ввалилась в купе последней, минуты за две до отхода. Ни «здрасьте», ни «добрый вечер». Морда густо намазанная, широкая, белая, «на щеке бородавка, на лбу другая» - чистый Отрепьев, с той разницей, что щека и бровь проколоты и бородавки железные. Не извинившись, она задела Наташку толстой задницей, забросила на Наташкину верхнюю полку свой рюкзак и плюхнулась к столику. Наташка мельком глянула на очкастого, молча сидевшего напротив, и вместо легкой брезгливости, которую ожидала увидеть на тонком его лице, увидела недвусмысленную радость. Очкастый глядел на рыжую с восторженным удивлением, с каким наблюдают за первыми шагами ребенка или за тропической бабочкой, которую и не чаяли обнаружить в среднерусском березняке.
Рыжая вытащила из ушей наушники и схватилась за мобильный. Наташка знала этот тип: они ни на секунду не могут остаться с собой наедине, напор внутренней пустоты разрывает их, как газы - тысяча извинений - разрывают желудок при метеоризме. Все время надо с кем-то коммуницировать - либо с плеером, из которого несется голимая попса, либо с бутылкой пива, либо вот неизвестно с кем по мобильнику. Причем сказать им, как правило, нечего, они знай себе описывают окружающее. Так и вышло. «Але! Да, доехала. Да, слушай, успела. Не, дураки какие-то. Лохушка какая-то и ботан. Не, приставать не будут. Точно тебе говорю, не будут. Откуда я знаю. Слушай, а тут еда. Ты прикинь, купе с едой. Щас, посмотрю,- она с хрустом открыла упаковку с ужином.- Чего-то колбаска… какой-то егурт… Ща, погоди. Печеньице вот. Ща возьму печеньице».
Наташка поняла, что лохушка и ботан - это они с очкастым, и снова скользнула по нему взглядом, интересуясь его реакцией. Он улыбался все шире, все восторженней. Лет ему было под сорок, он был того самого типа, который Наташке всегда нравился,- несмотря на сугубо профессорскую внешность, в нем ощущалась надежность. Несмотря на жару, он был при полном параде - сорочка, костюм, даже галстук, хоть сейчас на конференцию «Аспектология венгерских глаголов»,- и по экономным его движениям, общей приветливости и суховатой доброжелательности ясно было видно, что он давно живет в имидже ботана, знает, чем за это платят, и готов в случае чего постоять за себя вплоть до рукоприкладства. Наташка, несмотря на свои двадцать, имела подобный опыт и легко распознавала его в других.
Поезд дернулся, тронулся, рыжая не преминула сообщить об этом - «Мы тронулись!» - и еще минут десять, не щадя денег, припоминала с собеседницей какую-то прогулку по каналам, во время которой они сначала привлекли внимание усатого араба, потом развели его на два коктейля, а потом сбежали, причем рожа у него была ууу! Насладившись воспоминанием, она снова вонзила наушники в свои толстые, белые, варениковые уши, вжалась задницей в подушку и зажмурилась. Впрочем, сохранять спокойствие долее пяти минут было выше ее сил. Она заерзала, доела колбаску, посмотрела в окно, извлекла из рюкзака глянцевый журнал с Биланом на обложке (не забыв, разумеется, пнуть Наташку), просмотрела его, с тоской достала жвачку и сунула в рот - ей сил нет как хотелось поговорить, рассказать попутчикам, как они с подруженцией развели араба, но попутчики были лоховатые, не оценят, и занимались какой-то чушью. Очкастый читал толстый журнал, Наташка пролистывала блокнот, прикидывая, как будет отписываться за командировку.
Неожиданно очкастый оторвался от книги, взглянул на часы и вежливо спросил:
- Тут у меня кроссворд… Роман Льва Толстого из одиннадцати букв. Не подскажете?
При этом он незаметно подмигнул Наташке - мол, помалкивай, ничему не удивляйся: вопрос явно предназначался не ей. Рыжая, видимо, не знала, что никаких кроссвордов в толстых журналах не печатают, завела глаза под лоб и задумалась.
- Это,- сказала она.- Анна Каренина. Сколько там букв?
Наташка еле удержалась, чтобы не прыснуть. В «Анне Карениной» было, во-первых, двенадцать букв, а во-вторых, два слова. Рыжей было на вид лет шестнадцать. Она не могла не знать таких вещей, но вот не знала. Могла же она, допустим, не знать, что надо извиняться, когда толкаешь соседа, или здороваться, когда входишь в купе.
- Правильно,- удовлетворенно кивнул очкастый.
- А я кино видела,- радостно сказала рыжая, чтобы никто не посмел заподозрить, что она читала книгу.
Помолчали.
- А вот тут еще, простите,- деликатно начал очкастый.- Прибор для определения сторон света, шесть букв.
- Этот, как его,- сказала рыжая.- Ну Господи, ну этот. Я же точно знала. В нем еще магнит.
- Шесть букв,- настойчиво повторил очкастый.
- Ну ты сам, что ль, не знаешь?!- крикнула рыжая. На миг ее блинообразная морда исказилась вполне человеческой тревогой: действительно знала слово, действительно забыла. Но, с другой стороны, зачем ей в повседневной жизни компас? Кто из вас за последний год пользовался компасом, дети, поднимите руки?
- Хорошо,- очкастый кивнул с удовлетворением врача, обнаружившего симптом.- Самое дорогое существо из четырех букв.
- Леха,- сказала рыжая и гнусно гыгыкнула.
- Неправда,- сказал очкастый.- Леха - из пяти.
Рыжая вылупилась на него, потом что-то прикинула в уме и кивнула.
- А, ну да,- сказала она.- Точно. Тада Юра.
- Очень хорошо, очень,- очкастый внезапно встал и запер дверь купе.- У меня остался последний вопрос. Он, кстати, к вам.
Наташка насторожилась. Ей переставал нравиться весь этот хеппенинг. Она сунула руку в карман куртки, нащупывая мобильник, но сомневалась, что из поезда можно вызвать 02. И что она скажет? Спасите, помогите, в пятнадцатом вагоне поезда «Столичный экспресс» сидит маньяк? Срочно пришлите опергруппу в пятое купе?
- Вопрос очень простой,- миролюбиво сказал очкастый.- Сколько часовых поясов в Китае?
Наташка категорически перестала понимать его логику. В купе происходила очень нехорошая игра.
- Китай живет по единому времени,- пролепетала она.- По синьцзянскому…
Тут же она подумала, что правильно отвечать в этой игре, наверное, нельзя. Нужно что-то другое. Рыжая вон три раза ответила неправильно, и ей сохранят жизнь. Вон она как лыбится. А Наташка ответила как надо, и теперь ее пришьют. Маньяки точно такие и бывают, очкастые, приличные. Ой, мама! Наташка уставилась на маньяка умоляющими круглыми глазами, и он в ответ улыбнулся спокойной отеческой улыбкой:
- Все отлично. Сидите смирно. Приступаем.
Он наклонился к рыжей и быстро сказал:
- Спать пора. С самого утра спать хотела, аж глаза слипались. И на пароходике хотела, и в кафе хотела. В кафе коктейль пила, коктейль сладкий, все слиплось. Глаза слиплись, жопа слиплась. Спать охота, сил нет. Спать будешь полчаса.
Рыжая обмякла и рухнула башкой на стол, так и не успев вынуть наушники из толстых белых ушей. Очкастый аккуратно вынул их, выключил плеер и положил рядом.
- А вы сидите смирно и слушайте внимательно,- сказал он оцепеневшей Наташке. Та только и смогла кивнуть.
- Когда это случилось?- резко спросил очкастый у спящей рыжей. Она подняла голову и широко открыла невидящие глаза.
- Кажется, около полугода,- произнесла она вдруг вполне осмысленным голосом без тени вульгарности, но с бесконечной, месяцами копившейся усталостью.
- Кто это сделал?
- Я его не знаю. Это было в баре. Ударил меня по плечу и исчез.
- Что вы почувствовали?
- Сначала ничего. Потом стала забывать слова.
- Вы испугались?
- Нет. Было приятно. Будто от груза освобождаюсь, от лишнего.
- Ваше имя?- спохватился он.
- О… Ольга.
- Отношения с родителями как?
- Очень странно. Будто их и нету. Я раньше мать очень любила. Вы поможете?
- Помогу, обязательно помогу,- твердо сказал очкастый.- Они ничего не замечают?
- Они говорят - переходный возраст.
- Отлично. Вы раньше слушали попсу?
- Никогда.
- Что слушаете теперь?
- Я теперь в основном смотрю «Звезд на ринге».
- Еще что?
- «Звезд в гареме» иногда.
- Плохо дело. Вы заметили, что «Звезды в гареме» транслируют тот же сигнал?
- Да, я чувствую,- медленно произнесла рыжая. Наташка сидела рядом ни жива ни мертва.- Что-то чувствую. Как-то подсаживает. Не могу выключить никогда. Всякий раз досматриваю и потом плохо помню.
- На чипсы тянет?
- На чипсы все время, да. Вы доктор?
- Нет, я так, дилетант. Но вам я помогу. Скажите честно: секс часто?
- Часто, да.- Рыжая густо покраснела. Наташка никогда бы не подумала, что эта халда способна так смущаться.- Но знаете… очень странно. Я не чувствую ничего.
- Это нормально. Тогда почему же занимаетесь?
- Ну… я чувствую, что так надо. Меня что-то толкает. Что если я не буду заниматься… сексом, то могу умереть. Или стать немодной и тоже умереть.
- Скольких инфицировали?- брезгливо спросил очкастый.
- Одного, Лешу,- быстро заговорила рыжая.- Клянусь, только одного. Остальные с иммунитетом, я вам честно говорю. Какой мне резон врать? Я сама ему хотела сказать, а то он почувствовал и ничего не понимает. Особенно когда потянуло на чипсы. Он толстеть стал, спорт бросил…
Она всхлипнула.
- Адрес диктуйте.
- Свой?
- Зачем мне ваш, вы же вот. Лешин.
- Севастопольский, пять, двадцать восемь. Телефон не помню, у меня в мобиле.
- Глубоко зашло,- сказал очкастый.
- Да, очень глубоко,- подтвердила рыжая.- Раньше я хоть во сне понимала - что-то не так. А теперь, понимаете… только вот сейчас. И я пытаюсь всем сказать, но не могу. И кто поверит? Я сначала думала - болезнь. Даже к врачам ходила. Говорят - все в норме, не симулируй. От физры хочешь освободиться, говорят.
- Идиоты,- брезгливо скривился очкастый.- Ладно. Я сейчас все сделаю, и учтите, что будет больно. За полгода они успевают укорениться.
- Ради Бога,- пролепетала рыжая.- Я вас очень прошу… осторожно, ладно?
- Раньше надо было «осторожно»,- буркнул очкастый.- Когда по барам шастала. Десятый класс, а она в баре.
- Ну так ведь все…
- Шастали все, а заразили тебя. Давай плечо, нечего.
Рыжая расстегнула блузку. Очкастый склонился над ее булочно-пухлым, молочно-белым плечом.
- Смотрите внимательно,- бросил он Наташке.- Видите родинку?
- В… Вижу,- сказала Наташка, еле ворочая пересохшим от страха языком.
- Зеленоватая такая, да? Это след вхождения. Вообще-то через год обычно зарубцовывается, как первичная язва, но тут еще свежий. Организм попался здоровый, борется. Придется давить.
- А иначе никак?- захныкала рыжая.
- Сиди у меня, девочка в баре…- Очкастый извлек из портфеля пузырек йода и резиновые перчатки. Йодом он быстро смазал пространство вокруг родинки, а перчатки с хирургической ловкостью натянул.- Смотрите: вам самой не раз придется, я уверен. Их же все больше, так что учитесь. Надавливать начинаем издали, аккуратно, потом усиливаем…
Он сдавил плечо. Из зеленоватой родинки показался тонкий усик вроде клубничного.
- Ааа!- заскулила рыжая.
- Отвернись, не смотри. Это я не вам, вы смотрите,- отнесся маньяк к Наташке.- Важно зацепить, потом он не вырвется… Сейчас, сейчас…
Он сдавил сильней, и усик задергался, как живой. Собственно, он и был живой.
- У меня пинцет в портфеле, достаньте,- спокойно сказал он Наташке, и она, произведенная в ассистентки, покорно полезла в коричневый портфель. Пинцет лежал сверху.
- Давайте сюда. Вот так.
Усик с неожиданной ловкостью обвился вокруг пинцета, словно намереваясь вырвать его у очкастого, но тот держал его крепко, другой рукой продолжая сдавливать плечо рыжей. Больше всего это было похоже на выдавливание огромного зеленого прыща, но прыщ оказался живой и ухватистый: он дергал за пинцет, и сила в нем чувствовалась немалая. Очкастый, однако, все вытягивал и вытягивал странный ус, вцепившийся в крошечные стальные щипчики. Ус был уже с полметра и все не кончался. Наконец рыжая, дотоле скулившая на одной ноте, пронзительно взвизгнула, и длинный, бешено извивающийся зеленый червь, прихваченный пинцетом за хвост, повис над столиком купе. Только теперь Наташка заметила бесчисленные крошечные отростки, которыми, видимо, он пытался там, внутри, уцепиться за плоть несчастной рыжей. Теперь все они беспорядочно шевелились, а на хвосте открывалась и закрывалась длинная щель. Очкастый быстро осмотрел червя и опустил в пустой стакан. Червь неподвижно свернулся на дне и начал отчетливо буреть.
- Воздуха не переносят совершенно,- радостно сказал очкастый.- Через пять минут готов.
- Какой… какой ужас…- стонала рыжая.
- Спи,- устало, но повелительно сказал очкастый.- Рано еще, сыро еще…
Рыжая послушно засопела, снова уронив голову на руки. Наташке показалось, что вся она несколько сдулась.
- Ну вот,- очкастый уселся на свою полку и перевел дух.- Все поняли?
Наташка хотела было заорать, что ничего она не поняла и требует немедленных объяснений, но вдруг ей стало ясно, что о чем-то подобном она догадывалась давно. Глядя на стремительно тупевших однокурсников, жиревших и дурневших подруг, включая телевизор или слушая в машине радио, она еще года два назад поняла, что само так не бывает, что темная и тайная сила взялась отбивать у всех интерес к абстракциям, вычеркивать из памяти сложные слова и тонкие эмоции, оставляя аппетит во всех видах - от консюмеристского до сексуального; конечно, это легко было списать на общую деградацию страны или на коварный умысел телевизионщиков, которые и так всегда крайние, но никакие телевизионщики не сделали бы из страны такой отстойник за какую-то пару лет. Еще совсем недавно с людьми можно было разговаривать не только о ценах, еще вчера они, казалось, помнили о справедливости, о долге перед родителями, могли процитировать наизусть хоть одно стихотворение, кроме «Ипотека для молодого человека»,- сегодня ничего этого не было и близко. Из мира, словно в гигантскую озоновую дыру, стремительно вылетало все, ради чего стоило его терпеть. И потому, когда Наташка воочию увидела паразита, выжиравшего из них человеческое и заставлявшего круглые сутки жрать чипсы, она не так уж сильно и удивилась.
- Инопланетяне?- только и спросила она.
- Честно говоря, понятия не имею,- улыбнулся очкастый.- Кстати, я Вадим.
- Ну а я Наташа.
- Так вот, Наташа, действительно не знаю. Я, если честно, в инопланетян не очень верю. Это скорее земной продукт. Или наши вывели, или еще кто-то. Кратчайший путь к мировому господству.
- В смысле?- опешила Наташка.
- Да очень просто. Через год такой человек обычно уже ни на что не годен. Окружающих для него не существует - ради них не то что жертвовать жизнью, а извиниться, если толкнул, уже никто не может. Потом жадность, дикая - в еде, во всем. Сужение интересов, разрушение памяти. И главное - патологическая внушаемость. Им можно внушить все что угодно. Что все хорошо, что все счастливы, что кругом враги и шпионы, что в слове «Леха» пять букв… Вы заметили?
- Да, я следила.
- Вот это и наводит меня на мысль, что все-таки наши,- помрачнел очкастый Вадим.- Понимаете… может быть, они действительно нашли способ такого воздействия. Это ведь несложно, я сам в этом направлении думал. Сконструировать такого паразита - пара пустых,- он кивнул на стакан, где неподвижно бурел червь.- Гораздо круче, чем био-терроризм этот долбаный, на котором они так свихнулись в последнее время… Понимаете, как просто? Запускаем червя, и все в порядке. И перед нами идеальный гражданин, больше всего озабоченный чипсами, разводками, покупками, сексом и попсой. Но они не учли одну штуку. Одну отличную штуку. Вы читали «Союз пяти»?
- Кажется, читала.- «О Господи,- подумала Наташка,- неужели я тоже инфицирована? Неужели я забываю элементарные вещи?!» - Ну, конечно, читала! Это где пятеро решили расколоть Луну, чтобы посеять панику и завладеть всем. Но они не учли, что после паники это их «все», которым они завладеют, станет уже никому не нужно! Люди перестанут считаться с властью и деньгами! То есть все бессмысленно!
- Точно,- кивнул очкастый.- Так и тут. Они не учли, что вместо идеального гражданина получится кусок мяса, неспособный ни к какой осмысленной деятельности. В оппозицию он, конечно, не уйдет, на марш не пойдет, лишних вопросов не задаст… Но и стимулов работать у него нет, и читать он не умеет, и защищать никого не будет. И родителей в старости не прокормит. Животное, да еще и прогрессирующее.
- Нет, как хотите,- замотала головой Наташка,- а в такой цинизм я не верю. Мне легче в инопланетян…
- Очень может быть,- сказал Вадим, но видно было, что верить в инопланетян ему как раз не хочется. Он, должно быть, вырос на фантастике о добром инопланетном разуме, и лишаться этой последней надежды ему не хотелось.- Может, планету хотят захватить или что…
- А чего вы меня про китайское время спросили?
- Чтобы наверняка знать про вас. Мне надо было точно понять, что вы не инфицированы. С двумя я бы не справился.
- Слушайте!- возмутилась Наташка.- Но почему же вы в газету не обратитесь? На то же телевидение не пойдете?!
- Куда?- горько спросил он.- Они все в деле. И половина там таких - почитайте, что в газетах пишут. Вы «Звезды в гареме» смотрели?
- Один раз.
- Заметили, что там зрителя-победителя хлопают по плечу?
Наташка испуганно заморгала.
- Я вам вот что посоветую,- сказал Вадим буднично.- Вшейте наплечники. Вот как у меня.
Он снял пиджак. На безупречно белой сорочке красовались плотные суконные погоны.
- Внутри стальная пластина,- сказал он не без самодовольства.- Если кто и хлопнет, до плеча никакая инфекция не дойдет.
- А она?- спросила Наташка.- С ней что теперь будет?
- Понимаете,- помрачнел Вадим.- Я всего третий раз достаю… Я ведь тоже не сразу дошел. Есть небольшая инициативная группа, занимающаяся выявлением. Вы теперь тоже наша, я надеюсь. Если заметите такой явный случай, попытайтесь остаться с клиентом наедине и доставайте обязательно. Если не достать, он может там разжиреть, и тогда только иссечение. Они засыпают легко, потому что очень внушаемые. Никакой гипноз не нужен. Им скажешь «голосуй» - они голосуют, скажешь «спи» - спят… А потом я не отслеживаю. Я думаю, должны начинаться улучшения.
- Думаете?- тревожно спросила Наташка.- Или уверены?
- Уверен,- без особой уверенности сказал Вадим.- Я не специалист, понимаете? Я не знаю, насколько это обратимо. Погодите, сейчас она проснется.
Он взял стакан с червем и вышел. Через минуту вернулся с пустым стаканом, на стенках которого блестели капли.
- В сортир,- ответил он на немой Наташкин вопрос.- А стакан достаточно вымыть, это так не передается.
Рыжая между тем завозилась. Ее рука шарила по столу в поисках чипсов. Не найдя чипсов, она нащупала пакетик печенья и вынула последнее.
- Сейчас, сейчас,- произнес Вадим.
Рыжая открыла глаза.
- Че, подъезжаем?- спросила она прежним толстым голосом.
- Да нет еще, долго,- ответил Вадим.
- Двинься,- рыжая толкнула Наташку попой.- Твоя, што ль, полка?!
Она вынула мобильный.
- Але! Юльк, ты? Ой, а я сплю че-то. Че-то сплю и сплю. А че еще делать-то? Говорить не с кем, тоска. А ты спишь? А че? А кто? А Пашка? А Пашка что?
- Пойдемте в тамбур,- попросила Наташка.
Они вышли в прокуренный тамбур. В углу два подростка, дымя «Кентом», вели диалог, состоявший из сплошных междометий.
- Надо подождать,- сказал Вадим.- Так сразу вряд ли подействует.
- А если вообще никогда не подействует?- усмехнулась Наташка.
- Ну… тогда не знаю,- признался Вадим.- Но выявлять все равно надо.
- А зачем?
- Чтобы выдавливать.
- А выдавливать зачем?
- Чтобы не было,- твердо сказал Вадим.
- Че встал, земеля?!- пихнул его пьяноватый морячок, просовываясь в тамбур.- Всю дверь загородил, е-мое…
Он бодро хлопнул Вадима по плечу.
- Руки не распускай,- сказал Вадим, машинально отряхивая суконный наплечник.
- Нежные все стали, е-мое,- с ненавистью сказал морячок и втянулся обратно в вагон.