Как я стал москвичом или Каково было быть родителем в СССР
Сегодня, между прочим, юбилей, 70 лет присоединения Карафуто (Южного Сахалина) к СССР. Сейчас кругом флешмобы, кто как впервые заработал, у кого какие первые детские впечатления, а я поучаствую, например, в таком - как я оказался в городе, где прожил бОльшую часть жизни. Если хотите, присоединяйтесь.
Я родился на Карафуто, в городе, который был Тоёхара, а стал Южно-Сахалинском, в военном госпитале на проспекте Сталина. Матушка была еще мною брюхата, как решено было взять няньку, поскольку папа служил, а мама работала на заводе. Как мне сегодня за завтраком мама рассказывала, в послевоенное время там женщин было мало, и няньку найти было очень непросто. Наконец нашлась одна пожилая женщина, стала приходить, но когда я родился, нянька сказала, что с ребенком возиться - это очень трудно («как пожар, так прямо хоть увольняйся»). С усилиями нашли одну молодую. С ней я много дышал свежим воздухом, потому что она все время проводила, сидя на подоконнике и приветствуя толпящихся под окном солдат, - все они ее близко знали. Мои родители хотели с ней расстаться, но как-то не было повода. Повод нашелся, когда однажды мама днем случайно пришла с работы и еще подходя к дому услышала, как я ору на целый квартал. Оказывается, нянька меня мыла под струей ледяной воды, держа за ноги вниз головой. -А чего ему сделается? - возражала она в ответ на упреки в неласковости.
Следующая нянька, тоже молодуха, наоборот, меня тетешкала и не оставляла меня ни на минуту. Но через некоторое время маме на работе сказали:
- Инна Дмитриевна, вот у вас Катя работает. Вы не боитесь?
- А чего бояться?
- Вы разве не знаете? Она же спала со всем гарнизоном, у нее каких только болезней нет...
Вечером мама решила осторожно подступиться к этой теме.
- Катя, я слышала, вы болели...
- Вы про что? А, про это? Так я лечусь, не бойтесь. Все время в диспансер венерический хожу.
- Как ходите? А Володя как же?
- Конечно, я его не оставляю. Я вместе с ним хожу. Ему там интересно, в диспансере, людей много, все с ним играют.
И мама, сломя голову, помчалась в диспансер. Но там ей разъяснили, что Катя леченная, сейчас у нее только одна форма гонореи, и эта форма только половым путем передается.
В общем, от безвыходности решили Катю оставлять. Правда, очень скоро Катя пришла за мной в дрова пьяная, так что вопрос с ней решился кардинально.
С огромными трудами нашли еще одну, приличного вида, опытную. Но через несколько дней она исчезла вместе со всеми ценными вещами, которые она смогла унести из дома.
Тогда решено было таскать меня на паровозовагоноремонтный завод, где работала мама. Это было, безусловно, развлечение для всех женщин-инженеров завода. Но там был страшный шум от паровозов, которые, к тому же, пускали кошмарную угольную гарь. Люди работали, конечно, в такой атмосфере, но папа сказал, что ребенок этих условий не вынесет. Он не так крепок, как тамошние советские люди.
И тогда меня репатриировали к очень старенькой бабушке в Москву. Так я стал москвичом. Правда, бабушка потребовала, чтобы у нее была помощница. Тут произошло чудо, и помощница материализовалась (даже сегодня мама не может сказать, откуда). Женщина из высокого дореволюционного слоя, полностью утратившая свою биографию и бывшее имущество. Сумасшедшая и очень добрая.
Но это уже совсем другая история.
Я родился на Карафуто, в городе, который был Тоёхара, а стал Южно-Сахалинском, в военном госпитале на проспекте Сталина. Матушка была еще мною брюхата, как решено было взять няньку, поскольку папа служил, а мама работала на заводе. Как мне сегодня за завтраком мама рассказывала, в послевоенное время там женщин было мало, и няньку найти было очень непросто. Наконец нашлась одна пожилая женщина, стала приходить, но когда я родился, нянька сказала, что с ребенком возиться - это очень трудно («как пожар, так прямо хоть увольняйся»). С усилиями нашли одну молодую. С ней я много дышал свежим воздухом, потому что она все время проводила, сидя на подоконнике и приветствуя толпящихся под окном солдат, - все они ее близко знали. Мои родители хотели с ней расстаться, но как-то не было повода. Повод нашелся, когда однажды мама днем случайно пришла с работы и еще подходя к дому услышала, как я ору на целый квартал. Оказывается, нянька меня мыла под струей ледяной воды, держа за ноги вниз головой. -А чего ему сделается? - возражала она в ответ на упреки в неласковости.
Следующая нянька, тоже молодуха, наоборот, меня тетешкала и не оставляла меня ни на минуту. Но через некоторое время маме на работе сказали:
- Инна Дмитриевна, вот у вас Катя работает. Вы не боитесь?
- А чего бояться?
- Вы разве не знаете? Она же спала со всем гарнизоном, у нее каких только болезней нет...
Вечером мама решила осторожно подступиться к этой теме.
- Катя, я слышала, вы болели...
- Вы про что? А, про это? Так я лечусь, не бойтесь. Все время в диспансер венерический хожу.
- Как ходите? А Володя как же?
- Конечно, я его не оставляю. Я вместе с ним хожу. Ему там интересно, в диспансере, людей много, все с ним играют.
И мама, сломя голову, помчалась в диспансер. Но там ей разъяснили, что Катя леченная, сейчас у нее только одна форма гонореи, и эта форма только половым путем передается.
В общем, от безвыходности решили Катю оставлять. Правда, очень скоро Катя пришла за мной в дрова пьяная, так что вопрос с ней решился кардинально.
С огромными трудами нашли еще одну, приличного вида, опытную. Но через несколько дней она исчезла вместе со всеми ценными вещами, которые она смогла унести из дома.
Тогда решено было таскать меня на паровозовагоноремонтный завод, где работала мама. Это было, безусловно, развлечение для всех женщин-инженеров завода. Но там был страшный шум от паровозов, которые, к тому же, пускали кошмарную угольную гарь. Люди работали, конечно, в такой атмосфере, но папа сказал, что ребенок этих условий не вынесет. Он не так крепок, как тамошние советские люди.
И тогда меня репатриировали к очень старенькой бабушке в Москву. Так я стал москвичом. Правда, бабушка потребовала, чтобы у нее была помощница. Тут произошло чудо, и помощница материализовалась (даже сегодня мама не может сказать, откуда). Женщина из высокого дореволюционного слоя, полностью утратившая свою биографию и бывшее имущество. Сумасшедшая и очень добрая.
Но это уже совсем другая история.