7 декабря. Сергей Петров
два стихотворения разных лет
ГРОЗА
Я приближаюсь. Ты далече
в покатом воздухе скользишь.
Пока лишь вздрагивают плечи,
пока там лишь, как выстрел, стриж.
Сады в зеленых, мутных пятнах,
как неумытые умы,
пока ты вдоль дорог опрятных
катаешь сдобные холмы.
О, неужель во всех явленьях,
гроза, ты вновь сорвешься с губ?
В витиеватых ответвленьях
твой гром стоит, как темный дуб.
Я приближаюсь и, пока ты
стряпней широкой занята,
слежу ветвей твоих раскаты
и дождик реже решета.
Как прежде, правду режешь ярко,
хоть в небе решено не то.
И ты трясешь, небес кухарка,
пустой водицы решето!
Ты - мой бегущий лугом признак.
В широкий ковш тебя ловлю.
Твой черствый гром - сухой опреснок
на трезвой тризне преломлю.
7 декабря 1934 - 18 марта 1936
ЯСНОСТЬ
фуга
Ясно! Очевидно! (Даже вправду.) -
и до равнодушной моготы -
нашему ли, своему ли брату -
ну, тому, ты знаешь, с кем на «ты»
мы бывали… - Но не быть возврату,
ясно (до смертельной темноты),
ясно (до итоговой черты),
отделяющей от взгляда сцену,
где с такою силою видна -
только, Боже, за какую цену! -
размалеванная глубина.
Срам прикрыв, одеты именами
мы, как вещи. Две? Иль несть числа?
Жизнь там, что ли, по боку прошла?
Мимо нас? (Иль между нами?)
Между нами, между нами
(спорить бесполезно!)
начинаются цунами,
закипает бездна.
Ясно и до рези очевидно. -
чей же взор изрезан на куски?
Светлый и сиятельный, бесстыдно
шел он прямо, честно и невинно,
шел, как луч, до гробовой доски.
Ясно, и понятно, и прозрачно!
Не пойму, к чему вся эта муть!
Ваша светлость, выглядите мрачно,
так что больше в Вас не заглянуть.
Сунусь ли, печали потакая,
если Вы отчаянно такая,
если Вам любая суть не в суть?
И во избежанье нареканий
преспокойный океан в стакане,
буря милая, не баламуть!
Ясно. Нету никаких загадок.
Пустоту одну вопрос таил.
Помутилось малость. А осадок?
что он? Горечь? Соль? Иль просто ил?
Постоим, как на окошке в кружке
позабытое питье.
Отхлебнули горя из друг-дружки -
и пойдем опять в житье-бытье.
Но зачем же между нами,
долгий друг бездомный,
так и дыбятся цунами
от тоски поддонной?
Ах, так правда? Просто-таки правда?
чистая? И без кровинки лжи?
Без запинки? Наотрез? Скажи!
Нету на Диану Герострата!
Даже чувство мести не в чести.
И растраву ты в графу «Растрата»,
может быть, прикажешь занести.
Что ж! Наш брат и не такое может.
(Бедный океан в покое спит.)
Но вода тихонько камни гложет,
жжет соленой накипью обид.
Между нами, между нами
верно, есть причина)
волны стали валунами
и молчит пучина.
Клином - клин! И, правду проклиная,
между нами ты давно иная.
Думаешь, что двое нас всего лишь?
Много нас! И всё же мы одни
между всяких свойских и родни,
но ты ни гу-гу и ни-ни-ни,
ни себе, ни мне ты не мирволишь.
Знать не хочешь бедную изнанку,
просчитавшись на простом.
И не кликнуть верную Дианку,
на себя махнувшую хвостом.
Но живу еще, развеся уши,
весь, сполна и целиком.
Или вправду от собачьей чуши
сбилось сердце в бестолковый ком?
Залежалось? А теперь? Сейчас-то?
Так и стукнул бы в огромный лоб
правду, распроклятую простушку!
Ибо часто-часто, слишком часто
распеваю я частушку,
как чекушку пьют взахлеб:
Стал зачем-то между нами
сам простор, как язва.
Правда бродит между снами,
только слишком ясно.
7-29 декабря 1969
ГРОЗА
Я приближаюсь. Ты далече
в покатом воздухе скользишь.
Пока лишь вздрагивают плечи,
пока там лишь, как выстрел, стриж.
Сады в зеленых, мутных пятнах,
как неумытые умы,
пока ты вдоль дорог опрятных
катаешь сдобные холмы.
О, неужель во всех явленьях,
гроза, ты вновь сорвешься с губ?
В витиеватых ответвленьях
твой гром стоит, как темный дуб.
Я приближаюсь и, пока ты
стряпней широкой занята,
слежу ветвей твоих раскаты
и дождик реже решета.
Как прежде, правду режешь ярко,
хоть в небе решено не то.
И ты трясешь, небес кухарка,
пустой водицы решето!
Ты - мой бегущий лугом признак.
В широкий ковш тебя ловлю.
Твой черствый гром - сухой опреснок
на трезвой тризне преломлю.
7 декабря 1934 - 18 марта 1936
ЯСНОСТЬ
фуга
Ясно! Очевидно! (Даже вправду.) -
и до равнодушной моготы -
нашему ли, своему ли брату -
ну, тому, ты знаешь, с кем на «ты»
мы бывали… - Но не быть возврату,
ясно (до смертельной темноты),
ясно (до итоговой черты),
отделяющей от взгляда сцену,
где с такою силою видна -
только, Боже, за какую цену! -
размалеванная глубина.
Срам прикрыв, одеты именами
мы, как вещи. Две? Иль несть числа?
Жизнь там, что ли, по боку прошла?
Мимо нас? (Иль между нами?)
Между нами, между нами
(спорить бесполезно!)
начинаются цунами,
закипает бездна.
Ясно и до рези очевидно. -
чей же взор изрезан на куски?
Светлый и сиятельный, бесстыдно
шел он прямо, честно и невинно,
шел, как луч, до гробовой доски.
Ясно, и понятно, и прозрачно!
Не пойму, к чему вся эта муть!
Ваша светлость, выглядите мрачно,
так что больше в Вас не заглянуть.
Сунусь ли, печали потакая,
если Вы отчаянно такая,
если Вам любая суть не в суть?
И во избежанье нареканий
преспокойный океан в стакане,
буря милая, не баламуть!
Ясно. Нету никаких загадок.
Пустоту одну вопрос таил.
Помутилось малость. А осадок?
что он? Горечь? Соль? Иль просто ил?
Постоим, как на окошке в кружке
позабытое питье.
Отхлебнули горя из друг-дружки -
и пойдем опять в житье-бытье.
Но зачем же между нами,
долгий друг бездомный,
так и дыбятся цунами
от тоски поддонной?
Ах, так правда? Просто-таки правда?
чистая? И без кровинки лжи?
Без запинки? Наотрез? Скажи!
Нету на Диану Герострата!
Даже чувство мести не в чести.
И растраву ты в графу «Растрата»,
может быть, прикажешь занести.
Что ж! Наш брат и не такое может.
(Бедный океан в покое спит.)
Но вода тихонько камни гложет,
жжет соленой накипью обид.
Между нами, между нами
верно, есть причина)
волны стали валунами
и молчит пучина.
Клином - клин! И, правду проклиная,
между нами ты давно иная.
Думаешь, что двое нас всего лишь?
Много нас! И всё же мы одни
между всяких свойских и родни,
но ты ни гу-гу и ни-ни-ни,
ни себе, ни мне ты не мирволишь.
Знать не хочешь бедную изнанку,
просчитавшись на простом.
И не кликнуть верную Дианку,
на себя махнувшую хвостом.
Но живу еще, развеся уши,
весь, сполна и целиком.
Или вправду от собачьей чуши
сбилось сердце в бестолковый ком?
Залежалось? А теперь? Сейчас-то?
Так и стукнул бы в огромный лоб
правду, распроклятую простушку!
Ибо часто-часто, слишком часто
распеваю я частушку,
как чекушку пьют взахлеб:
Стал зачем-то между нами
сам простор, как язва.
Правда бродит между снами,
только слишком ясно.
7-29 декабря 1969