100 лет со дня рождения Леонида Зорина (1924 -2020)
моя подборка стихов замечательного драматурга и сценариста.
ТРИ ЧЕТВЕРТИ ВЕКА
С первых же лет не хватало иммунности,
Чтоб не страшиться заката и чахлости.
Приговоренный к собственной юности,
Не нахожу себе места в дряхлости.
С первых шагов, причащенный к южности,
К солнечности, к морской безбрежности,
Я поникал от северной вьюжности,
Северной льдистости, северной снежности.
Кто этот путник, бредущий окраиной?
Что ему делать с его исступленностью?
Бедный заложник души неприкаянной,
Будто окованной неутоленностью.
1999, ноябрь
САРНОВУ
Заверяю Бенедикта:
Старость - скит, а не конфликт.
Мы с тобою - два реликта,
Но не хмурься, Бенедикт.
Будет день и будет пища,
Будет звон других легенд.
Помни: наше пепелище -
Это чей-то постамент
ДЕЗЕРТИР
Опять солдаты драют отхожие места.
Опять капралы лают у каждого куста.
Чадят и тлеют угли, но я не обернусь.
Бреду сквозь ночь, сквозь джунгли - в казарму не вернусь.
Мне пуля - не икона и грудь моя - не тир,
Теперь я - вне закона, теперь я - дезертир.
Я не герой, не витязь, меня клеймит печать,
И все ж не торопитесь столь пылко обличать.
Ведь дерзости не надо, чтобы шагать в строю,
Трудней оставить стадо, найти тропу свою.
Трудней бежать из плена, чем биться на кресте.
Трудней моя измена, чем верность слепоте.
Ведь было два приказа, два долга - ваш и мой.
Исполнить оба сразу не смог бы и святой.
Мне надо было выбрать, как многим в этот век,
Бьет час - примкнуть иль выбыть, решает человек.
Я и присягу помнил и жаль оставить вас,
Но я свой долг исполнил, нарушив ваш приказ.
Я дезертир? Возможно. Я бросил меч и щит.
Что подлинно, что ложно - история решит.
1972, июнь.
***
Так истина - любой из вас ответит -
Не в тайной жизни духа и страстей,
А в этой неподвижности моей,
Которая не греет и не светит?
И паруса, наполненные ветром,
Те юностью завещанные сны,
Всего лишь тени смутные на светлом
Календаре, отмерившем часы?
А я порой почти уверен в том,
Что этот круг бездумного вращенья, -
Мои дела, обязанности, дом -
И есть мой сон за час до пробужденья.
Мир призрачен.
И нет вины большой,
Что призраки мне с каждым днем роднее.
Чужую жизнь я делаю своею,
А собственная - кажется чужой.
1954, август
***
Нельзя преследовать писателей
За то, что в холоде веков
Седые мальчики-мечтатели
Не усыхают в стариков.
За то, что спины их не клонятся,
Глаза печальны и остры,
За то, что, мучаясь бессонницей,
Ночами жгут они костры.
1950, февраль
***
«Верьте, верьте в человечество!»
И пустейшая из фраз
Возрождает молодечество
И поддерживает нас.
Надоело это жречество,
Надоел привычный миф.
Человечество лишь мечется,
Человека утомив.
Лишь калечится, не лечится,
Но себе же на позор:
«Верьте, верьте в человечество!» -
Завывает дружный хор.
Почему? Не гром, не молнию
Посылаю в эту тьму -
Обращенный лишь к безмолвию
Горький возглас: «Почему?»
Потому ль, что с бойней каждою
На вершинах новых дней,
Одержимы вечной жаждою,
Убиваем все верней?
Почему? Никто не ведает.
Но и в вере, и в любви
Лишь одно вам помнить следует,
Современники мои:
Если нынче миллионами
Исчисляем мертвецов,
Если вновь цари с коронами
Вам роднее мудрецов,
Если злоба каннибальская
Крепче дружеской руки,
Если слава генеральская
Выше пушкинской строки,
Если древний мир Отечества
Мировой весны милей,
Это значит: человечество
Превращается в зверей.
1946, сентябрь.
ТРИ ЧЕТВЕРТИ ВЕКА
С первых же лет не хватало иммунности,
Чтоб не страшиться заката и чахлости.
Приговоренный к собственной юности,
Не нахожу себе места в дряхлости.
С первых шагов, причащенный к южности,
К солнечности, к морской безбрежности,
Я поникал от северной вьюжности,
Северной льдистости, северной снежности.
Кто этот путник, бредущий окраиной?
Что ему делать с его исступленностью?
Бедный заложник души неприкаянной,
Будто окованной неутоленностью.
1999, ноябрь
САРНОВУ
Заверяю Бенедикта:
Старость - скит, а не конфликт.
Мы с тобою - два реликта,
Но не хмурься, Бенедикт.
Будет день и будет пища,
Будет звон других легенд.
Помни: наше пепелище -
Это чей-то постамент
ДЕЗЕРТИР
Опять солдаты драют отхожие места.
Опять капралы лают у каждого куста.
Чадят и тлеют угли, но я не обернусь.
Бреду сквозь ночь, сквозь джунгли - в казарму не вернусь.
Мне пуля - не икона и грудь моя - не тир,
Теперь я - вне закона, теперь я - дезертир.
Я не герой, не витязь, меня клеймит печать,
И все ж не торопитесь столь пылко обличать.
Ведь дерзости не надо, чтобы шагать в строю,
Трудней оставить стадо, найти тропу свою.
Трудней бежать из плена, чем биться на кресте.
Трудней моя измена, чем верность слепоте.
Ведь было два приказа, два долга - ваш и мой.
Исполнить оба сразу не смог бы и святой.
Мне надо было выбрать, как многим в этот век,
Бьет час - примкнуть иль выбыть, решает человек.
Я и присягу помнил и жаль оставить вас,
Но я свой долг исполнил, нарушив ваш приказ.
Я дезертир? Возможно. Я бросил меч и щит.
Что подлинно, что ложно - история решит.
1972, июнь.
***
Так истина - любой из вас ответит -
Не в тайной жизни духа и страстей,
А в этой неподвижности моей,
Которая не греет и не светит?
И паруса, наполненные ветром,
Те юностью завещанные сны,
Всего лишь тени смутные на светлом
Календаре, отмерившем часы?
А я порой почти уверен в том,
Что этот круг бездумного вращенья, -
Мои дела, обязанности, дом -
И есть мой сон за час до пробужденья.
Мир призрачен.
И нет вины большой,
Что призраки мне с каждым днем роднее.
Чужую жизнь я делаю своею,
А собственная - кажется чужой.
1954, август
***
Нельзя преследовать писателей
За то, что в холоде веков
Седые мальчики-мечтатели
Не усыхают в стариков.
За то, что спины их не клонятся,
Глаза печальны и остры,
За то, что, мучаясь бессонницей,
Ночами жгут они костры.
1950, февраль
***
«Верьте, верьте в человечество!»
И пустейшая из фраз
Возрождает молодечество
И поддерживает нас.
Надоело это жречество,
Надоел привычный миф.
Человечество лишь мечется,
Человека утомив.
Лишь калечится, не лечится,
Но себе же на позор:
«Верьте, верьте в человечество!» -
Завывает дружный хор.
Почему? Не гром, не молнию
Посылаю в эту тьму -
Обращенный лишь к безмолвию
Горький возглас: «Почему?»
Потому ль, что с бойней каждою
На вершинах новых дней,
Одержимы вечной жаждою,
Убиваем все верней?
Почему? Никто не ведает.
Но и в вере, и в любви
Лишь одно вам помнить следует,
Современники мои:
Если нынче миллионами
Исчисляем мертвецов,
Если вновь цари с коронами
Вам роднее мудрецов,
Если злоба каннибальская
Крепче дружеской руки,
Если слава генеральская
Выше пушкинской строки,
Если древний мир Отечества
Мировой весны милей,
Это значит: человечество
Превращается в зверей.
1946, сентябрь.