11 сентября. Корней Чуковский
из дневников разных лет
Год 1904, Чуковский на пароходе возвращается из командировки в Англии в родную Одессу:
11-го сентября, воскресение. Боже мой, за что мне все это счастье? Лучшего неба, лучшего моря, лучшего настроения - у меня никогда не было. Жарко. С утра принял морскую ванну. Снял капитана, капитан снял меня и steward’a. Сидел долго с капитаном на bridge’e.
Говорили о неграх. Он рассказывал, как негритянки любят белых мужчин. «Когда я был second-mate-ом - курс наш был в Южную Африку. Там plenty of negro-women4. Идешь по деревне, а негритянки тебе кричат: пс! белый! Ну и зайдешь к ним. Денег не хотят - for pleasure5. А с негра или деньги - или женись! Вообще моряки - побывав во всех углах земли - из этнографии знают только о женщинах. Про Одессу steward так и говорит: много девочек хорошеньких. А когда я сегодня за breakfast’ом сказал капитану, что Одесса wicked town, он запротестовал - и сказал: нет! Sleeping with women, вовсе не wickedness. This natural. All what’s natural is right. Первого англичанина такого вижу! (Он англичанин, а не шотландец, - я давеча ошибся.) У него фонограф сегодня хрипеть стал, он взялся его чинить - и вконец изломал. Сейчас сидит на палубе со steward’ом и крутит. А стюард такой, что советы подавать умеет. Эту гаечку, сэр, привинтите, этот винтик, сэр, открутите. Сэр винтит и крутит. Только что видал Португалию, берег ее. Весь как есть. Полгоризонта на западе занял. Гористая, обрывистая - с беленькими домиками, в подзорную трубу хорошо видать. Перед нею мы миновали 2 скалистых острова, на одном - маяк. Пойду на мостик опять. Я от солнца удрал. Жарит здорово. Я фуфайку сниму - жарко. Читаю я Диккенса «Tale of two Cities». Capital. Из окна своей каюты совсем ясно вижу Португалию. Несколько беленьких городков, и подле одного неимоверно громадное здание - величиной с треть всего городка. Кончается Португалия так:
[Нарисован рельеф местности.]
Мы прямо метим на точку а - немножко правей. Там из-под точки а - другая земля, как в тумане. Весь этот день тихо, а сейчас солнце забежало за облачко и пошло качать.
5 часов вечера. Теперь я вижу Португалию вот так. В бинокль ясно видны деревья, пена волн, бьющихся о берега, даже окна ближайших домов. Первый раз вижу сегодня, как тучи покрывают горы. Туча набежала и закрыла половину Португалии.
11 часов вечера. На горизонте показались огни большого парохода, supposed to be Russian battle ship.
Я ошибся, когда говорил, что всю Португалию вижу. Точка а вовсе не конец Португалии. Вечер. Капитан окончательно исковеркал свой фонограф и потому весь вечер читал мне про Брэйтмана. Мне понравилась эта [записаны слова песни: De Maiden mid nodings on…].
А теперь запись из дневника последнего года жизни Корнея Ивановича, 1969-го:
Четверг 11. Вчера был Евтушенко. Читал стихи о Сирано, в которых он проклинает Баскакова, запретившего ему выступать в этой роли.
- Покуда я не буду читать эти стихи - чтобы не повредить своей книжке, но чуть книжка выйдет, я прочту их с эстрады. Дело в том, что в Гослите вновь набирают его книгу, набор которой был рассыпан месяца 3 назад. До выхода книги «я должен воздерживаться от всяких скандаов».
Примечание
НЕРАЗДЕЛЁННАЯ ЛЮБОВЬ
Игорю Кваше
Любовь неразделённая страшна,
но тем, кому весь мир лишь биржа, драка,
любовь неразделённая смешна,
как профиль Сирано де Бержерака.
Один мой деловитый соплеменник
сказал жене в театре «Современник»:
«Ну что ты в Сирано своём нашла?
Вот дурень! Я, к примеру, никогда бы
так не страдал из-за какой-то бабы...
Другую бы нашёл - и все дела».
В затравленных глазах его жены
забито проглянуло что-то вдовье.
Из мужа перло - аж трещали швы! -
смертельное духовное здоровье.
О, сколько их, таких здоровяков,
страдающих отсутствием страданий.
Для них есть бабы: нет прекрасной дамы.
А разве сам я в чём-то не таков?
Зевая, мы играем, как в картишки,
в засаленные, стёртые страстишки,
боясь трагедий, истинных страстей.
Наверное, мы с вами просто трусы,
когда мы подгоняем наши вкусы
под то, что подоступней, попростей.
Не раз шептал мне внутренний подонок
из грязных подсознательных потёмок:
«Э, братец, эта - сложный матерьял...» -
и я трусливо ускользал в несложность
и, может быть, великую возможность
любви неразделённой потерял.
Мужчина, разыгравший всё умно,
расчётом на взаимность обесчещен.
О, рыцарство печальных Сирано,
ты из мужчин переместилось в женщин.
В любви вы либо рыцарь, либо вы
не любите. Закон есть непреклонный:
в ком дара нет любви неразделённой,
в том нету дара божьего любви.
Дай бог познать страданий благодать,
и трепет безответный, но прекрасный,
и сладость безнадежно ожидать,
и счастье глупой верности несчастной.
И, тянущийся тайно к мятежу
против своей души оледенённой,
в полулюбви запутавшись, брожу
с тоскою о любви неразделённой.
1960, Евгений Евтушенко.
Год 1904, Чуковский на пароходе возвращается из командировки в Англии в родную Одессу:
11-го сентября, воскресение. Боже мой, за что мне все это счастье? Лучшего неба, лучшего моря, лучшего настроения - у меня никогда не было. Жарко. С утра принял морскую ванну. Снял капитана, капитан снял меня и steward’a. Сидел долго с капитаном на bridge’e.
Говорили о неграх. Он рассказывал, как негритянки любят белых мужчин. «Когда я был second-mate-ом - курс наш был в Южную Африку. Там plenty of negro-women4. Идешь по деревне, а негритянки тебе кричат: пс! белый! Ну и зайдешь к ним. Денег не хотят - for pleasure5. А с негра или деньги - или женись! Вообще моряки - побывав во всех углах земли - из этнографии знают только о женщинах. Про Одессу steward так и говорит: много девочек хорошеньких. А когда я сегодня за breakfast’ом сказал капитану, что Одесса wicked town, он запротестовал - и сказал: нет! Sleeping with women, вовсе не wickedness. This natural. All what’s natural is right. Первого англичанина такого вижу! (Он англичанин, а не шотландец, - я давеча ошибся.) У него фонограф сегодня хрипеть стал, он взялся его чинить - и вконец изломал. Сейчас сидит на палубе со steward’ом и крутит. А стюард такой, что советы подавать умеет. Эту гаечку, сэр, привинтите, этот винтик, сэр, открутите. Сэр винтит и крутит. Только что видал Португалию, берег ее. Весь как есть. Полгоризонта на западе занял. Гористая, обрывистая - с беленькими домиками, в подзорную трубу хорошо видать. Перед нею мы миновали 2 скалистых острова, на одном - маяк. Пойду на мостик опять. Я от солнца удрал. Жарит здорово. Я фуфайку сниму - жарко. Читаю я Диккенса «Tale of two Cities». Capital. Из окна своей каюты совсем ясно вижу Португалию. Несколько беленьких городков, и подле одного неимоверно громадное здание - величиной с треть всего городка. Кончается Португалия так:
[Нарисован рельеф местности.]
Мы прямо метим на точку а - немножко правей. Там из-под точки а - другая земля, как в тумане. Весь этот день тихо, а сейчас солнце забежало за облачко и пошло качать.
5 часов вечера. Теперь я вижу Португалию вот так. В бинокль ясно видны деревья, пена волн, бьющихся о берега, даже окна ближайших домов. Первый раз вижу сегодня, как тучи покрывают горы. Туча набежала и закрыла половину Португалии.
11 часов вечера. На горизонте показались огни большого парохода, supposed to be Russian battle ship.
Я ошибся, когда говорил, что всю Португалию вижу. Точка а вовсе не конец Португалии. Вечер. Капитан окончательно исковеркал свой фонограф и потому весь вечер читал мне про Брэйтмана. Мне понравилась эта [записаны слова песни: De Maiden mid nodings on…].
А теперь запись из дневника последнего года жизни Корнея Ивановича, 1969-го:
Четверг 11. Вчера был Евтушенко. Читал стихи о Сирано, в которых он проклинает Баскакова, запретившего ему выступать в этой роли.
- Покуда я не буду читать эти стихи - чтобы не повредить своей книжке, но чуть книжка выйдет, я прочту их с эстрады. Дело в том, что в Гослите вновь набирают его книгу, набор которой был рассыпан месяца 3 назад. До выхода книги «я должен воздерживаться от всяких скандаов».
Примечание
НЕРАЗДЕЛЁННАЯ ЛЮБОВЬ
Игорю Кваше
Любовь неразделённая страшна,
но тем, кому весь мир лишь биржа, драка,
любовь неразделённая смешна,
как профиль Сирано де Бержерака.
Один мой деловитый соплеменник
сказал жене в театре «Современник»:
«Ну что ты в Сирано своём нашла?
Вот дурень! Я, к примеру, никогда бы
так не страдал из-за какой-то бабы...
Другую бы нашёл - и все дела».
В затравленных глазах его жены
забито проглянуло что-то вдовье.
Из мужа перло - аж трещали швы! -
смертельное духовное здоровье.
О, сколько их, таких здоровяков,
страдающих отсутствием страданий.
Для них есть бабы: нет прекрасной дамы.
А разве сам я в чём-то не таков?
Зевая, мы играем, как в картишки,
в засаленные, стёртые страстишки,
боясь трагедий, истинных страстей.
Наверное, мы с вами просто трусы,
когда мы подгоняем наши вкусы
под то, что подоступней, попростей.
Не раз шептал мне внутренний подонок
из грязных подсознательных потёмок:
«Э, братец, эта - сложный матерьял...» -
и я трусливо ускользал в несложность
и, может быть, великую возможность
любви неразделённой потерял.
Мужчина, разыгравший всё умно,
расчётом на взаимность обесчещен.
О, рыцарство печальных Сирано,
ты из мужчин переместилось в женщин.
В любви вы либо рыцарь, либо вы
не любите. Закон есть непреклонный:
в ком дара нет любви неразделённой,
в том нету дара божьего любви.
Дай бог познать страданий благодать,
и трепет безответный, но прекрасный,
и сладость безнадежно ожидать,
и счастье глупой верности несчастной.
И, тянущийся тайно к мятежу
против своей души оледенённой,
в полулюбви запутавшись, брожу
с тоскою о любви неразделённой.
1960, Евгений Евтушенко.