9 сентября 1904-го года Коней Чуковский
возвращался на пароходе из командировки в Англии в Одессу. Вот что он записал в дневнике в этот день:
Пятница 9_е [сентября]. В Бискайском заливе. Вчера весь день пролежал в каюте и кроме лимонов, которые дал мне капитан, ничего не ел. Качало неимоверно. Я старался как можно меньше ощущать внешнюю жизнь, лежал с закрытыми глазами; лоб у меня был весь в холодном поту - но рвот не было. Изо вчерашнего дня помню одно: стюард показал мне карточку брюнетки какой-то. «Это, говорит, моя жена». - Красивая, - говорю я. «Да, она румынка. Гораздо лучше моей кардиффской жены». Я сначала не понял. «У нас, у моряков, в каждом порту по жене», - пояснил он. Сегодня на ту же тему разговор с капитаном. Он шотландец. Наивно религиозный. Здоровый, простой, естественный. Женат, 3-е детей. Жену видает 3-4 раза в год, и байдуже (укр. - безразличен). «Я, - он говорит, - не распутник. Со всякой женщиной не свяжусь. Чтоб связаться с женщиной, мне нужно, чтоб у нее было “something special”». Ему 40 лет. «До 55 лет проплаваю, а потом и начну жить с женой». Сегодня качает изрядно. Но я целый день просидел на мостике - и постепенно привык к качке. Обогнали другое судно - разговаривали флагами. Удивительно хорошие отношения у капитана и crew3. Вечером к нам в столовую заходит машинист. Молчаливый, курит трубку. Ни одной лебезящей улыбки пред начальством. Слушает фонограф молча, - и когда пьеса кончается - не высказывает ни порицания, ни одобрения. Но оба, видимо, любят и уважают друг друга. Теперь 8 1/4 вечера. Я хорошо поел, видимо, буду спать как убитый. Прошлую ночь плохо спал: бросало из одного конца койки в другой. Вчера и сегодня у меня в голове ни одной мысли не было. Завтра, как выберемся из Биская, будет теплее и тише. Вообще, я очень рад, что поехал морем. Я в море влюблен, так влюблен, что ни одной строчки о нем не мог бы написать. Это как о Маше - я ни слова о ней сказать не могу - добрая она, злая, умная, глупая - не знаю; она для меня все. И больше всего.
Качает - трудно писать. Докончу вкратце заметки о первом не своего пути. Так что steward вывел меня из церкви - лег я спать. Было часов 11. Всю ночь мы снимались с якоря. Из окна было слышно: Are you ready? We are ready, - и ответ: We are ready. Are you ready? - все были ready - и ни с места до рассвета. На рассвете рабочие с берега просили у капитана на чай, он бранился, давал на чай, отказывал - и мы поплыли. Проплыли злополучную башню с часами, долго возились среди других пароходов, и нельзя было разобрать - плывут ли они, а мы стоим, или мы плывем, а они стоят. Потом проплыли мимо берега - вроде нашего малого фонтана, потом река с парусными суднами - и, пройдя часа 2, - стали. Ждали каких-то хронометров. Дождались, а я покуда записывал в дневник впечатления 2-3х предыдущих дней. Тронулись - и началось у меня - не тошнота, а слабость и головная боль. Как понимаю я теперь мамочкину мигрень! Хочется уткнуться в постель, не думать, не чувствовать и лежать тихо-тихо. А тут тебя кидает и - что еще хуже - раскачивает широкой зыбью. Я лежал и сам чувствовал бледность своего лица. Дрожало все тело - словом, дрянь. Вот и сейчас это же начинается. До завтра.
Пятница 9_е [сентября]. В Бискайском заливе. Вчера весь день пролежал в каюте и кроме лимонов, которые дал мне капитан, ничего не ел. Качало неимоверно. Я старался как можно меньше ощущать внешнюю жизнь, лежал с закрытыми глазами; лоб у меня был весь в холодном поту - но рвот не было. Изо вчерашнего дня помню одно: стюард показал мне карточку брюнетки какой-то. «Это, говорит, моя жена». - Красивая, - говорю я. «Да, она румынка. Гораздо лучше моей кардиффской жены». Я сначала не понял. «У нас, у моряков, в каждом порту по жене», - пояснил он. Сегодня на ту же тему разговор с капитаном. Он шотландец. Наивно религиозный. Здоровый, простой, естественный. Женат, 3-е детей. Жену видает 3-4 раза в год, и байдуже (укр. - безразличен). «Я, - он говорит, - не распутник. Со всякой женщиной не свяжусь. Чтоб связаться с женщиной, мне нужно, чтоб у нее было “something special”». Ему 40 лет. «До 55 лет проплаваю, а потом и начну жить с женой». Сегодня качает изрядно. Но я целый день просидел на мостике - и постепенно привык к качке. Обогнали другое судно - разговаривали флагами. Удивительно хорошие отношения у капитана и crew3. Вечером к нам в столовую заходит машинист. Молчаливый, курит трубку. Ни одной лебезящей улыбки пред начальством. Слушает фонограф молча, - и когда пьеса кончается - не высказывает ни порицания, ни одобрения. Но оба, видимо, любят и уважают друг друга. Теперь 8 1/4 вечера. Я хорошо поел, видимо, буду спать как убитый. Прошлую ночь плохо спал: бросало из одного конца койки в другой. Вчера и сегодня у меня в голове ни одной мысли не было. Завтра, как выберемся из Биская, будет теплее и тише. Вообще, я очень рад, что поехал морем. Я в море влюблен, так влюблен, что ни одной строчки о нем не мог бы написать. Это как о Маше - я ни слова о ней сказать не могу - добрая она, злая, умная, глупая - не знаю; она для меня все. И больше всего.
Качает - трудно писать. Докончу вкратце заметки о первом не своего пути. Так что steward вывел меня из церкви - лег я спать. Было часов 11. Всю ночь мы снимались с якоря. Из окна было слышно: Are you ready? We are ready, - и ответ: We are ready. Are you ready? - все были ready - и ни с места до рассвета. На рассвете рабочие с берега просили у капитана на чай, он бранился, давал на чай, отказывал - и мы поплыли. Проплыли злополучную башню с часами, долго возились среди других пароходов, и нельзя было разобрать - плывут ли они, а мы стоим, или мы плывем, а они стоят. Потом проплыли мимо берега - вроде нашего малого фонтана, потом река с парусными суднами - и, пройдя часа 2, - стали. Ждали каких-то хронометров. Дождались, а я покуда записывал в дневник впечатления 2-3х предыдущих дней. Тронулись - и началось у меня - не тошнота, а слабость и головная боль. Как понимаю я теперь мамочкину мигрень! Хочется уткнуться в постель, не думать, не чувствовать и лежать тихо-тихо. А тут тебя кидает и - что еще хуже - раскачивает широкой зыбью. Я лежал и сам чувствовал бледность своего лица. Дрожало все тело - словом, дрянь. Вот и сейчас это же начинается. До завтра.