135 лет со дня рождения Николая Асеева (1889 - 1963)
моя подборка стихов поэта
***
Перуне, Перуне,
Перуне могучий,
пусти наши стрелы
за черные тучи.
Чтоб к нам бы вернулись
певучие стрелы,
на каждую выдай
по лебеди белой.
Чтоб витязь бы ехал
по пяди от дому,
на каждой бы встретил
по туру гнедому.
Чтоб мчалися кони,
чтоб целились очи, -
похвалим Перуна,
владетеля мочи.
<1914>
И ПОСЛЕДНЕЕ МОРЮ
Когда затмилось солнце,
я лег на серый берег
и ел, скрипя зубами, тоскующий песок,
тебя запоминая
и за тебя не веря,
что может оборваться межмирный волосок.
Всползали любопытно по стенам смерти тени,
и лица укрывала седая кисея...
Я ощущал земли глухое холоденье,
но вдруг пустынный воздух вздохнул и просиял!
Ты чувствуешь в напеве скаканье и касанье?
То были волны, волны! Возникнут и замрут...
Я вспомнил о Тоскане, где царствовать Оксане.
И вот тебе на память навеки изумруд.
Август 1914. Крым.
***
Еще и осени не близко,
еще и свет гореть - не связан,
а я прочел тоски записку,
потерянную желтым вязом.
Не уроню такого взора,
который - прах, который - шорох.
Я не хочу земного сора,
я никогда не встречу сорок.
Когда ж зевнет над нами осень,
я подожгу над миром косы,
я посажу в твои зеницы
такие синие синицы!
1919
А. А. АХМАТОВОЙ
Не враг я тебе, не враг!
Мне даже подумать страх,
Что, к ветру речей строга,
Ты видишь во мне врага.
За этот высокий рост,
За этот суровый рот,
За то, что душа пряма
Твоя, как и ты сама,
За то, что верна рука,
Что речь глуха и легка,
Что там, где и надо б желчь, -
Стихов твоих сот тяжел.
За страшную жизнь твою,
За жизнь в ледяном краю,
Где смешаны блеск и мрак,
Не враг я тебе, не враг.
18 апреля 1924
ПЕРЕБОР РИФМ
Не гордись,
что, все ломая,
мнет рука твоя,
жизнь
под рокоты трамвая
перекатывая.
И не очень-то
надейся,
рифм нескромница,
что такие
лет по десять
после помнятся.
Десять лет -
большие сроки:
в зимнем высвисте
могут даже
эти строки
сплыть и выцвести.
Ты сама
всегда смеялась
над романтикой...
Смелость -
в ярость,
зрелость -
в вялость,
стих - в грамматику.
Так и все
войдет в порядок,
все прикончится,
от весенних
лихорадок
спать захочется.
Жизнь без грома
и без шума
на мечты
променяв,
хочешь,
буду так же думать,
как и ты
про меня?
Хочешь,
буду в ту же мерку
лучше
лучшего
под цыганскую
венгерку
жизнь
зашучивать?
Видишь, вот он
сизый вечер,
съест
тирады все...
К теплой
силе человечье
жмись
да радуйся!
К теплой силе,
к свежей коже,
к синим
высверкам,
к городским
да непрохожим
дальним
выселкам.
1929
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Краматорский завод! Заглуши мою гулкую тишь.
Пережги мою боль. Помоги моему неуспеху.
Я читал про тебя и светлел - как ты стройно блестишь,
как ты гордо зеркалишься сталью от цеха по цеху.
Это странно, быть может, что я призываю тебя.
Представляю твой рост - и мороз подирает по коже.
Только ты целиком - увлекая, стыдя, теребя,-
и никто из людей эту тяжесть свалить не поможет.
Говорят, ты железные можешь чеканить сердца
и огромного веса умеешь готовить детали.
Ты берешь эту npopôy осеннего будня-сырца,
чтоб из домен твоих - закаленные дни вылетали.
Вдунь мне в уши приказ. Огневою рудой отбелей,
чтоб пошла в переплав полоса эта жизни плохая,
чтоб и я, как рабочий, присев в полосе тополей,
молодел за тебя, любовался тобой, отдыхая.
Говорят, и у Круппа - твоим уступают станки,
и у Шнейдер-Крезо - не видали таких агрегатов.
Но и чувства бывают настолько сложны и тонки,
что освоить их сможет никто - как сквозная бригада.
Человеческий голос негромок, хоть он на краю,
и бывает: все самые тонкие доводы - грубы.
Краматорский завод! Вся надежда моя на твою
на могучую силу, на горны твои и на трубы.
1934
ГЛЯДЯ В НЕБЕСА
Как лед облака, как лед облака,
как битый лед облака,
и синь далека, и синь высока,
за ними - синь глубока;
Летят облака, как битый лед,
весенний колотый лед,
и синь сквозит, высока, далека,
сквозь медленный их полет;
Летят облака, летят облака,
как в мелких осколках лед,
и синь холодна, и синь далека
сквозит и холодом льнет;
И вот облака превращаются в лен,
и лед истончается в лен,
и лед и лен уже отдален,
и снова синь небосклон!
1949
ЧЕРНОБРИВЦЫ
Ведь есть же такие счастливцы,
что ранней осенней порой
следят, как горят чернобривцы,
склонившись над грядкой сырой!
Их жарким дыханьем согрето
и пахнет, как в пробке вино,
осеннее позднее лето,
дождями на нет сведено.
Давай же копаться и рыться
в подмерзнувших комьях земли,
чтоб в будущий год чернобривцы,
как жар, в холода расцвели!
1954
ОТЛЁТ
Когда за окном проносятся птицы
и ты на них смотришь в чужом краю,
как сердцу застонется, загрустится,
захочется родину видеть свою!
Вмешаться в движение птичьего флота,
в мелькающий росчерк летучих стай...
За ними, за ними! Пора для отлета
в далекий, зовущий, влекущий край.
Когда за окном проносятся птицы,
крылом перечеркивая стекло,
как хочется вместе туда торопиться,
где взору просторно и сердцу тепло!
1959
***
Перуне, Перуне,
Перуне могучий,
пусти наши стрелы
за черные тучи.
Чтоб к нам бы вернулись
певучие стрелы,
на каждую выдай
по лебеди белой.
Чтоб витязь бы ехал
по пяди от дому,
на каждой бы встретил
по туру гнедому.
Чтоб мчалися кони,
чтоб целились очи, -
похвалим Перуна,
владетеля мочи.
<1914>
И ПОСЛЕДНЕЕ МОРЮ
Когда затмилось солнце,
я лег на серый берег
и ел, скрипя зубами, тоскующий песок,
тебя запоминая
и за тебя не веря,
что может оборваться межмирный волосок.
Всползали любопытно по стенам смерти тени,
и лица укрывала седая кисея...
Я ощущал земли глухое холоденье,
но вдруг пустынный воздух вздохнул и просиял!
Ты чувствуешь в напеве скаканье и касанье?
То были волны, волны! Возникнут и замрут...
Я вспомнил о Тоскане, где царствовать Оксане.
И вот тебе на память навеки изумруд.
Август 1914. Крым.
***
Еще и осени не близко,
еще и свет гореть - не связан,
а я прочел тоски записку,
потерянную желтым вязом.
Не уроню такого взора,
который - прах, который - шорох.
Я не хочу земного сора,
я никогда не встречу сорок.
Когда ж зевнет над нами осень,
я подожгу над миром косы,
я посажу в твои зеницы
такие синие синицы!
1919
А. А. АХМАТОВОЙ
Не враг я тебе, не враг!
Мне даже подумать страх,
Что, к ветру речей строга,
Ты видишь во мне врага.
За этот высокий рост,
За этот суровый рот,
За то, что душа пряма
Твоя, как и ты сама,
За то, что верна рука,
Что речь глуха и легка,
Что там, где и надо б желчь, -
Стихов твоих сот тяжел.
За страшную жизнь твою,
За жизнь в ледяном краю,
Где смешаны блеск и мрак,
Не враг я тебе, не враг.
18 апреля 1924
ПЕРЕБОР РИФМ
Не гордись,
что, все ломая,
мнет рука твоя,
жизнь
под рокоты трамвая
перекатывая.
И не очень-то
надейся,
рифм нескромница,
что такие
лет по десять
после помнятся.
Десять лет -
большие сроки:
в зимнем высвисте
могут даже
эти строки
сплыть и выцвести.
Ты сама
всегда смеялась
над романтикой...
Смелость -
в ярость,
зрелость -
в вялость,
стих - в грамматику.
Так и все
войдет в порядок,
все прикончится,
от весенних
лихорадок
спать захочется.
Жизнь без грома
и без шума
на мечты
променяв,
хочешь,
буду так же думать,
как и ты
про меня?
Хочешь,
буду в ту же мерку
лучше
лучшего
под цыганскую
венгерку
жизнь
зашучивать?
Видишь, вот он
сизый вечер,
съест
тирады все...
К теплой
силе человечье
жмись
да радуйся!
К теплой силе,
к свежей коже,
к синим
высверкам,
к городским
да непрохожим
дальним
выселкам.
1929
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Краматорский завод! Заглуши мою гулкую тишь.
Пережги мою боль. Помоги моему неуспеху.
Я читал про тебя и светлел - как ты стройно блестишь,
как ты гордо зеркалишься сталью от цеха по цеху.
Это странно, быть может, что я призываю тебя.
Представляю твой рост - и мороз подирает по коже.
Только ты целиком - увлекая, стыдя, теребя,-
и никто из людей эту тяжесть свалить не поможет.
Говорят, ты железные можешь чеканить сердца
и огромного веса умеешь готовить детали.
Ты берешь эту npopôy осеннего будня-сырца,
чтоб из домен твоих - закаленные дни вылетали.
Вдунь мне в уши приказ. Огневою рудой отбелей,
чтоб пошла в переплав полоса эта жизни плохая,
чтоб и я, как рабочий, присев в полосе тополей,
молодел за тебя, любовался тобой, отдыхая.
Говорят, и у Круппа - твоим уступают станки,
и у Шнейдер-Крезо - не видали таких агрегатов.
Но и чувства бывают настолько сложны и тонки,
что освоить их сможет никто - как сквозная бригада.
Человеческий голос негромок, хоть он на краю,
и бывает: все самые тонкие доводы - грубы.
Краматорский завод! Вся надежда моя на твою
на могучую силу, на горны твои и на трубы.
1934
ГЛЯДЯ В НЕБЕСА
Как лед облака, как лед облака,
как битый лед облака,
и синь далека, и синь высока,
за ними - синь глубока;
Летят облака, как битый лед,
весенний колотый лед,
и синь сквозит, высока, далека,
сквозь медленный их полет;
Летят облака, летят облака,
как в мелких осколках лед,
и синь холодна, и синь далека
сквозит и холодом льнет;
И вот облака превращаются в лен,
и лед истончается в лен,
и лед и лен уже отдален,
и снова синь небосклон!
1949
ЧЕРНОБРИВЦЫ
Ведь есть же такие счастливцы,
что ранней осенней порой
следят, как горят чернобривцы,
склонившись над грядкой сырой!
Их жарким дыханьем согрето
и пахнет, как в пробке вино,
осеннее позднее лето,
дождями на нет сведено.
Давай же копаться и рыться
в подмерзнувших комьях земли,
чтоб в будущий год чернобривцы,
как жар, в холода расцвели!
1954
ОТЛЁТ
Когда за окном проносятся птицы
и ты на них смотришь в чужом краю,
как сердцу застонется, загрустится,
захочется родину видеть свою!
Вмешаться в движение птичьего флота,
в мелькающий росчерк летучих стай...
За ними, за ними! Пора для отлета
в далекий, зовущий, влекущий край.
Когда за окном проносятся птицы,
крылом перечеркивая стекло,
как хочется вместе туда торопиться,
где взору просторно и сердцу тепло!
1959