17 июня. Сергей Петров
из собрания сочинений дня
ИДИЛЛИЯ
Благослови, румяный бог еды,
то, что на стол поставила природа, -
сморенные творенья огорода,
продолговатые плоды.
Еще блестят следы ночной воды
на их прохладной лягушачьей коже.
Скажи же, бог, на что они похожи,
когда под осень на сырой рогоже
они ложатся в мирные ряды?
Воспитанники воздуха и грядок,
зеленые баллончики, на вас
тряпичный ангел рукавами тряс,
держа рукой державною порядок.
Сажусь за стол, обжорства не скрывая,
не думая о том, где правда и где ложь,
и в тело теплое ржаного каравая
наотмашь погружаю нож.
Благослови же добродушный хлеб,
простой пузатый каравашек.
Он увалень в толпе цветастых чашек
на мирной бранной скатерти судеб.
Но как же вожделенье побороть?
Где выискать такую мне науку,
чтобы широкий, как ладонь, ломоть
не взять с восторгом в дружескую руку?
Сколь весел завтрак в сельской тишине!
Как сердце, ягода алеет,
и молоко в прозрачном кувшине,
как медленная статуя, белеет.
Невинный первенец сей утренней поры -
пирог - лежит спеленатым младенцем,
а масла мягкие, упругие шары
стыдливо прячутся под полотенцем.
Уже бушует в чайнике вода.
Заря раскрыла розовые створки,
как раковина нежная… О да!
Вся жизнь моя бежит по поговорке
"нет худа без добра". Вкушает глаз мой зоркий
на блюдце расписном - пчелиного труда
янтарные возвышенные горки.
Благослови же трезвый завтрак сей,
божок, сложивший пальчики на брюхе,
и мед, и молоко, и медных карасей,
что шлепаются будто оплеухи.
Пузатый бог Рабле и де-Костера,
теперь к тебе моя поверглась вера.
Чревоугодник и чревовещатель,
бесстыжий, ведь еще с пелен
ты в пылкие блины влюблен.
Ты - мой учитель и приятель.
Позавтракав, в пучине лебеды
лежу, как добрый зверь, а на колени
мне падают роса, жучки и тени,
как мелкие значки. И нынче жертва лени.
Благослови ж, румяный бог еды,
питомца Муз, безделья и Монтеня.
17 июня 1939 - 23 августа 1942
ДУРНАЯ БЕСКОНЕЧНОСТЬ
Нам небо - переметная сума,
котомка та, что нам на спину вздета,
а за вселенной этой - снова тьма
с шарами жара, ярости и света.
Ужель и там витийствуют шары
и ночь бывает тоже голубая?
Ужель и дальше грянут топоры,
тяжелое пространство разрубая?
О чем хлопочешь, дюжий плотник - ум?
Какую строишь жизни домовину?
Привык ты делать всё наполовину,
и пьешь запоем ты, природин кум.
За тьмой не только тьма, за тьмой не только свет -
вертлявая земля подвижна.
И в бесконечности есть то, чего и нет,
есть всё, что может быть, - и это непостижно.
17 июня 1939 - 1946
ПЕСЕНКА ПРО ХАХАЛЕЙ
Ехали хахали,
нахал на нахале,
а девчонки ахали,
платками махали
и вздыхали.
И очи незрячие
провидели радости -
объятья горячие
и прочие сладости.
А хахали проехали,
нахал на нахале.
И не от смеха ли
колеса громыхали?
17 июня 1959
NOTTURNO
Ночь. Зеленая. Как тоска.
И в глазах у тебя тоже зелено.
Быть из одного куска,
а в куске - нате вам - расселина.
Вздор, что душа бесплотно легка,
не сравню ее даже с задрыгой.
Хочешь - спи в гробу, хочешь - прыгай,
а душа тяжелей кулака
с непременною фигой.
Ох, длинна же молва мирская,
зелена, как волна морская.
Так послушай, морская волна,
чем о берег, как бедная, биться,
что нам время долбнет, как желна, -
то зеленая ночь долбится.
Как уйти на прогулку в зеленую ночь,
если с места чувств не сволочь?
А заря, как могильный кумач, близка,
и над миром стоит всесильный плач.
Помоги же мне перемочь кумач,
быть из одного куска!
Быть - это нам с тобой ваять,
а ваять - это значит маяться,
а маяться - значит жить на ять
и за что про что дурака валять,
если само собою хромается.
На глазном на зеленом дне
о распиленном бедном дне,
как утопленнику, вспоминается,
что идет этот бедный день,
словно с места свихнувшийся пень,
и сам о себя запинается.
Что идет он в лесную зеленую ночь,
если смог он корни с места сволочь.
Так послушай, морская волна,
не распластывайся на щебне
и на дом - то не дом, а одна стена -
не мечи свои черные гребни.
Средь зеленой чащобы глазной
в теле ты - словно в узком наряде.
Обходи же молву стороной,
но не прячь свои черные пряди.
17 июня 1974
ИДИЛЛИЯ
Благослови, румяный бог еды,
то, что на стол поставила природа, -
сморенные творенья огорода,
продолговатые плоды.
Еще блестят следы ночной воды
на их прохладной лягушачьей коже.
Скажи же, бог, на что они похожи,
когда под осень на сырой рогоже
они ложатся в мирные ряды?
Воспитанники воздуха и грядок,
зеленые баллончики, на вас
тряпичный ангел рукавами тряс,
держа рукой державною порядок.
Сажусь за стол, обжорства не скрывая,
не думая о том, где правда и где ложь,
и в тело теплое ржаного каравая
наотмашь погружаю нож.
Благослови же добродушный хлеб,
простой пузатый каравашек.
Он увалень в толпе цветастых чашек
на мирной бранной скатерти судеб.
Но как же вожделенье побороть?
Где выискать такую мне науку,
чтобы широкий, как ладонь, ломоть
не взять с восторгом в дружескую руку?
Сколь весел завтрак в сельской тишине!
Как сердце, ягода алеет,
и молоко в прозрачном кувшине,
как медленная статуя, белеет.
Невинный первенец сей утренней поры -
пирог - лежит спеленатым младенцем,
а масла мягкие, упругие шары
стыдливо прячутся под полотенцем.
Уже бушует в чайнике вода.
Заря раскрыла розовые створки,
как раковина нежная… О да!
Вся жизнь моя бежит по поговорке
"нет худа без добра". Вкушает глаз мой зоркий
на блюдце расписном - пчелиного труда
янтарные возвышенные горки.
Благослови же трезвый завтрак сей,
божок, сложивший пальчики на брюхе,
и мед, и молоко, и медных карасей,
что шлепаются будто оплеухи.
Пузатый бог Рабле и де-Костера,
теперь к тебе моя поверглась вера.
Чревоугодник и чревовещатель,
бесстыжий, ведь еще с пелен
ты в пылкие блины влюблен.
Ты - мой учитель и приятель.
Позавтракав, в пучине лебеды
лежу, как добрый зверь, а на колени
мне падают роса, жучки и тени,
как мелкие значки. И нынче жертва лени.
Благослови ж, румяный бог еды,
питомца Муз, безделья и Монтеня.
17 июня 1939 - 23 августа 1942
ДУРНАЯ БЕСКОНЕЧНОСТЬ
Нам небо - переметная сума,
котомка та, что нам на спину вздета,
а за вселенной этой - снова тьма
с шарами жара, ярости и света.
Ужель и там витийствуют шары
и ночь бывает тоже голубая?
Ужель и дальше грянут топоры,
тяжелое пространство разрубая?
О чем хлопочешь, дюжий плотник - ум?
Какую строишь жизни домовину?
Привык ты делать всё наполовину,
и пьешь запоем ты, природин кум.
За тьмой не только тьма, за тьмой не только свет -
вертлявая земля подвижна.
И в бесконечности есть то, чего и нет,
есть всё, что может быть, - и это непостижно.
17 июня 1939 - 1946
ПЕСЕНКА ПРО ХАХАЛЕЙ
Ехали хахали,
нахал на нахале,
а девчонки ахали,
платками махали
и вздыхали.
И очи незрячие
провидели радости -
объятья горячие
и прочие сладости.
А хахали проехали,
нахал на нахале.
И не от смеха ли
колеса громыхали?
17 июня 1959
NOTTURNO
Ночь. Зеленая. Как тоска.
И в глазах у тебя тоже зелено.
Быть из одного куска,
а в куске - нате вам - расселина.
Вздор, что душа бесплотно легка,
не сравню ее даже с задрыгой.
Хочешь - спи в гробу, хочешь - прыгай,
а душа тяжелей кулака
с непременною фигой.
Ох, длинна же молва мирская,
зелена, как волна морская.
Так послушай, морская волна,
чем о берег, как бедная, биться,
что нам время долбнет, как желна, -
то зеленая ночь долбится.
Как уйти на прогулку в зеленую ночь,
если с места чувств не сволочь?
А заря, как могильный кумач, близка,
и над миром стоит всесильный плач.
Помоги же мне перемочь кумач,
быть из одного куска!
Быть - это нам с тобой ваять,
а ваять - это значит маяться,
а маяться - значит жить на ять
и за что про что дурака валять,
если само собою хромается.
На глазном на зеленом дне
о распиленном бедном дне,
как утопленнику, вспоминается,
что идет этот бедный день,
словно с места свихнувшийся пень,
и сам о себя запинается.
Что идет он в лесную зеленую ночь,
если смог он корни с места сволочь.
Так послушай, морская волна,
не распластывайся на щебне
и на дом - то не дом, а одна стена -
не мечи свои черные гребни.
Средь зеленой чащобы глазной
в теле ты - словно в узком наряде.
Обходи же молву стороной,
но не прячь свои черные пряди.
17 июня 1974