В день рождения Беллы Ахмадулиной (1937 - 2010)
моя подборка её стихов
* * *
Я шла и ничего не различала.
Присела у дороги я, устав,
и что-то зазвучало,
застучало
в луною обмороженных кустах.
Гремело жарко,
часто,
бестолково,
росой холодной сыпалось с ветвей...
Я никогда не слышала такого.
Я поняла, что это соловей.
1954
***
По улице моей который год
звучат шаги - мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.
Запущены моих друзей дела,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
и лишь, как прежде, девочки Дега
голубенькие оправляют перья.
Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.
О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.
Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.
Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу
и ощутить сиротство, как блаженство.
Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и - мудрая - я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.
И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.
И вот тогда - из слёз, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.
1959
***
Случилось так, что двадцати семи
лет от роду мне выпала отрада
жить в замкнутости дома и семьи,
расширенной прекрасным кругом сада.
Себя я предоставила добру,
с которым справедливая природа
следит за увяданием в бору
или решает участь огорода.
Мне нравилось забыть печаль и гнев,
не ведать мысли, не промолвить слова
и в детском неразумии дерев
терпеть заботу гения чужого.
Я стала вдруг здорова, как трава,
чиста душой, как прочие растенья,
не более умна, чем дерева,
не более жива, чем до рожденья.
Я улыбалась ночью в потолок,
в пустой пробел, где близко и приметно
белел во мраке очевидный Бог,
имевший цель улыбки и привета.
Была так неизбежна благодать
и так близка большая ласка Бога,
что прядь со лба - чтоб легче целовать -
я убирала и спала глубоко.
Как будто бы надолго, на векА,
я углублялась в землю и деревья.
Никто не знал, как мука велика
за дверью моего уединенья.
1964
ПРЕРЕКАНИЕ С КРЫМОМ
Перед тем, как ступить на балкон,
я велю тебе, Богово чудо:
пребывай в отчужденье благом!
Не ищи моего пересуда.
Не вперяй в меня рай голубой,
постыдись этой детской уловки.
Я-то знаю твой кроткий разбой,
добывающий слово из глотки.
Мне случалось с тобой говорить,
проболтавшийся баловень пыток,
смертным выдохом ран горловых
я тебе поставляла эпитет.
Но довольно! Всесветлый объем
не таращь и предайся блаженству.
Хватит рыскать в рассудке моем
похвалы твоему совершенству.
Не упорствуй, не шарь в пустоте,
выпит мёд из таинственных амфор.
И по чину ль твоей красоте
примерять украшенье метафор?
Знает тот, кто в семь дней сотворил
семицветие белого света,
как голодным тщеславьем твоим
клянчишь ты подаяний поэта?
Прогоняю, стращаю, кляну,
выхожу на балкон. Озираюсь.
Вижу дерево, море, луну,
их беспамятство и безымянность.
Плачу, бедствую, гибну почти,
говорю: о, даруй мне пощаду, -
погуби меня, только прости! -
И откуда-то слышу: - Прощаю...
1969
***
Прохожий, мальчик, что ты? Мимо
иди и не смотри мне вслед.
Мной тот любим, кем я любима!
К тому же знай: мне много лет.
Зрачков горячую угрюмость
вперять в меня повремени:
то смех любви, сверкнув, как юность,
позолотил черты мои.
Иду... февраль прохладой лечит
жар щёк... и снегу намело
так много... и нескромно блещет
красой любви лицо мое.
1974
***
БМ.
Потом я вспомню, что была жива,
зима была и падал снег, жара
стесняла сердце, влюблена была -
в кого? во что?
Был дом на Поварской
(теперь зовут иначе)... День-деньской,
ночь напролёт я влюблена была -
в кого? во что?
В тот дом на Поварской,
в пространство, что зовется мастерской
художника.
Художника дела
влекли наружу, в стужу. Я ждала
его шагов. Смеркался день в окне.
Потом я вспомню, что казался мне
труд ожиданья целью бытия,
но и тогда соотносила я
насущность чудной нежности - с тоской
грядущею... А дом на Поварской -
с немыслимым и неизбежным днем,
когда я буду вспоминать о нём...
1974
***
Как холодно в Эшери и как строго.
На пир дождя не звал нас небосвод.
Нет никого. Лишь бодрствует дорога
влекомых морем хладных горных вод.
Вино не приглашает к утешенью
условному. Ум раны трезв и наг.
Ущелье ныне мрачно. Как ущелью
пристало быть. И остается нам
случайную пустыню ресторана
принять за совершенство пустоты.
И, в сущности, как мало расстоянья
Меж тем и этим. Милый друг, прости.
Как дней грядущих призрачный историк
смотрю на жизнь, где вместе ты и я,
где сир и дик средь мирозданья столик,
накрытый на краю небытия.
Нет никого в ущелье... Лишь ущелье,
где звук воды велик, как звук судьбы.
Ах нет, мой друг, то просто дождь в Эшери.
Так я солгу - и ты мне так солги.
1979
МЕТЕЛЬ
Февраль - любовь и гнев погоды.
И, странно воссияв окрест,
великим севером природы
очнулась скудость дачных мест.
И улица в четыре дома,
открыв длину и ширину,
берет себе непринужденно
весь снег вселенной, всю луну.
Как сильно вьюжит! Не иначе -
метель посвящена тому,
кто эти дерева и дачи
так близко принимал к уму.
Ручья невзрачное теченье,
сосну, понурившую ствол,
в иное он вовлек значенье
и в драгоценность произвел.
Не потому ль, в красе и тайне,
пространство, загрустив о нем,
той речи бред и бормотанье
имеет в голосе своем.
И в снегопаде, долго бывшем,
вдруг, на мгновенье, прервалась
меж домом тем и тем кладбищем
печали пристальная связь.
Май 1989
ПЕСЕНКА ДЛЯ БУЛАТА
Мой этот год - вдоль бездны путь.
И если я не умерла,
то потому, что кто-нибудь
всегда молился за меня.
Все вкривь и вкось, все невпопад,
мне страшен стал упрек светил,
зато - вчера! Зато - Булат!
Зато - мне ключик подарил!
Да, да! Вчера, сюда вошед,
Булат мне ключик подарил.
Мне этот ключик - для волшебств,
а я их подарю - другим.
Мне трудно быть не молодой
и знать, что старой - не бывать.
Зато - мой ключик золотой,
а подарил его - Булат.
Слова из губ - как кровь в платок
Зато на век, а не на миг.
Мой ключик больше золотой,
чем золото всех недр земных.
И все теперь пойдет на лад,
я буду жить для слез, для рифм.
Не зря - вчера, не зря - Булат,
не зря мне ключик подарил!
9 мая 1994
***
Владимиру Высоцкому
Город-тартар, наущенье татар,
здесь распаляет таган для сугрева
зябким рабам слабоумного гнева -
хрупкая крепость: опальный Театр.
Возраст свершений, тревог и морок
Как мы беспечны. Как время сурово.
Нас упасло от всемирного рока
вольное скрывище антимиров.
Здравствуй, Театр, принимающий весть
сердца со вспышкою кровесосудной.
С доблестной мукою, схожей со скукой,
всех нас простил и покинул певец.
Наша юдоль: небородность tiap,
лоб светозарный и шея воловья.
Не разминитесь, Театр и Володя.
Вновь обнимитесь, стихи и Театр.
25 января 1999
* * *
Я шла и ничего не различала.
Присела у дороги я, устав,
и что-то зазвучало,
застучало
в луною обмороженных кустах.
Гремело жарко,
часто,
бестолково,
росой холодной сыпалось с ветвей...
Я никогда не слышала такого.
Я поняла, что это соловей.
1954
***
По улице моей который год
звучат шаги - мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.
Запущены моих друзей дела,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
и лишь, как прежде, девочки Дега
голубенькие оправляют перья.
Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.
О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.
Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.
Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу
и ощутить сиротство, как блаженство.
Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и - мудрая - я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.
И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.
И вот тогда - из слёз, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.
1959
Click to view***
Случилось так, что двадцати семи
лет от роду мне выпала отрада
жить в замкнутости дома и семьи,
расширенной прекрасным кругом сада.
Себя я предоставила добру,
с которым справедливая природа
следит за увяданием в бору
или решает участь огорода.
Мне нравилось забыть печаль и гнев,
не ведать мысли, не промолвить слова
и в детском неразумии дерев
терпеть заботу гения чужого.
Я стала вдруг здорова, как трава,
чиста душой, как прочие растенья,
не более умна, чем дерева,
не более жива, чем до рожденья.
Я улыбалась ночью в потолок,
в пустой пробел, где близко и приметно
белел во мраке очевидный Бог,
имевший цель улыбки и привета.
Была так неизбежна благодать
и так близка большая ласка Бога,
что прядь со лба - чтоб легче целовать -
я убирала и спала глубоко.
Как будто бы надолго, на векА,
я углублялась в землю и деревья.
Никто не знал, как мука велика
за дверью моего уединенья.
1964
ПРЕРЕКАНИЕ С КРЫМОМ
Перед тем, как ступить на балкон,
я велю тебе, Богово чудо:
пребывай в отчужденье благом!
Не ищи моего пересуда.
Не вперяй в меня рай голубой,
постыдись этой детской уловки.
Я-то знаю твой кроткий разбой,
добывающий слово из глотки.
Мне случалось с тобой говорить,
проболтавшийся баловень пыток,
смертным выдохом ран горловых
я тебе поставляла эпитет.
Но довольно! Всесветлый объем
не таращь и предайся блаженству.
Хватит рыскать в рассудке моем
похвалы твоему совершенству.
Не упорствуй, не шарь в пустоте,
выпит мёд из таинственных амфор.
И по чину ль твоей красоте
примерять украшенье метафор?
Знает тот, кто в семь дней сотворил
семицветие белого света,
как голодным тщеславьем твоим
клянчишь ты подаяний поэта?
Прогоняю, стращаю, кляну,
выхожу на балкон. Озираюсь.
Вижу дерево, море, луну,
их беспамятство и безымянность.
Плачу, бедствую, гибну почти,
говорю: о, даруй мне пощаду, -
погуби меня, только прости! -
И откуда-то слышу: - Прощаю...
1969
***
Прохожий, мальчик, что ты? Мимо
иди и не смотри мне вслед.
Мной тот любим, кем я любима!
К тому же знай: мне много лет.
Зрачков горячую угрюмость
вперять в меня повремени:
то смех любви, сверкнув, как юность,
позолотил черты мои.
Иду... февраль прохладой лечит
жар щёк... и снегу намело
так много... и нескромно блещет
красой любви лицо мое.
1974
***
БМ.
Потом я вспомню, что была жива,
зима была и падал снег, жара
стесняла сердце, влюблена была -
в кого? во что?
Был дом на Поварской
(теперь зовут иначе)... День-деньской,
ночь напролёт я влюблена была -
в кого? во что?
В тот дом на Поварской,
в пространство, что зовется мастерской
художника.
Художника дела
влекли наружу, в стужу. Я ждала
его шагов. Смеркался день в окне.
Потом я вспомню, что казался мне
труд ожиданья целью бытия,
но и тогда соотносила я
насущность чудной нежности - с тоской
грядущею... А дом на Поварской -
с немыслимым и неизбежным днем,
когда я буду вспоминать о нём...
1974
***
Как холодно в Эшери и как строго.
На пир дождя не звал нас небосвод.
Нет никого. Лишь бодрствует дорога
влекомых морем хладных горных вод.
Вино не приглашает к утешенью
условному. Ум раны трезв и наг.
Ущелье ныне мрачно. Как ущелью
пристало быть. И остается нам
случайную пустыню ресторана
принять за совершенство пустоты.
И, в сущности, как мало расстоянья
Меж тем и этим. Милый друг, прости.
Как дней грядущих призрачный историк
смотрю на жизнь, где вместе ты и я,
где сир и дик средь мирозданья столик,
накрытый на краю небытия.
Нет никого в ущелье... Лишь ущелье,
где звук воды велик, как звук судьбы.
Ах нет, мой друг, то просто дождь в Эшери.
Так я солгу - и ты мне так солги.
1979
МЕТЕЛЬ
Февраль - любовь и гнев погоды.
И, странно воссияв окрест,
великим севером природы
очнулась скудость дачных мест.
И улица в четыре дома,
открыв длину и ширину,
берет себе непринужденно
весь снег вселенной, всю луну.
Как сильно вьюжит! Не иначе -
метель посвящена тому,
кто эти дерева и дачи
так близко принимал к уму.
Ручья невзрачное теченье,
сосну, понурившую ствол,
в иное он вовлек значенье
и в драгоценность произвел.
Не потому ль, в красе и тайне,
пространство, загрустив о нем,
той речи бред и бормотанье
имеет в голосе своем.
И в снегопаде, долго бывшем,
вдруг, на мгновенье, прервалась
меж домом тем и тем кладбищем
печали пристальная связь.
Май 1989
ПЕСЕНКА ДЛЯ БУЛАТА
Мой этот год - вдоль бездны путь.
И если я не умерла,
то потому, что кто-нибудь
всегда молился за меня.
Все вкривь и вкось, все невпопад,
мне страшен стал упрек светил,
зато - вчера! Зато - Булат!
Зато - мне ключик подарил!
Да, да! Вчера, сюда вошед,
Булат мне ключик подарил.
Мне этот ключик - для волшебств,
а я их подарю - другим.
Мне трудно быть не молодой
и знать, что старой - не бывать.
Зато - мой ключик золотой,
а подарил его - Булат.
Слова из губ - как кровь в платок
Зато на век, а не на миг.
Мой ключик больше золотой,
чем золото всех недр земных.
И все теперь пойдет на лад,
я буду жить для слез, для рифм.
Не зря - вчера, не зря - Булат,
не зря мне ключик подарил!
9 мая 1994
***
Владимиру Высоцкому
Город-тартар, наущенье татар,
здесь распаляет таган для сугрева
зябким рабам слабоумного гнева -
хрупкая крепость: опальный Театр.
Возраст свершений, тревог и морок
Как мы беспечны. Как время сурово.
Нас упасло от всемирного рока
вольное скрывище антимиров.
Здравствуй, Театр, принимающий весть
сердца со вспышкою кровесосудной.
С доблестной мукою, схожей со скукой,
всех нас простил и покинул певец.
Наша юдоль: небородность tiap,
лоб светозарный и шея воловья.
Не разминитесь, Театр и Володя.
Вновь обнимитесь, стихи и Театр.
25 января 1999