23 января 1944-го года

Jan 23, 2024 18:23

из дневников


Всеволод Вишневский, писатель, 43 года, политработник, Ленинград:
23 января.
Диктовал до 11 вечера. Очень устал... Проверил костюмы исполнителей в «Раскинулось море широко». Дал ряд поправок...
...Скоропостижно умер Виктор Гусев. Ему было 35 лет.

Николай Каманин, лётчик, Герой Советского Союза, 35 лет, генерал-майор, командир штурмового авиакорпуса:
23 января.
Москва. Раз семь садились вне аэродромов. До Курска нас преследовали туманы, а после Курска - пурга. В Москве из-за сильной метели пришлось сесть в Измайлово. Перелёт Житомир - Москва провели в очень сложных метеорологических условиях, этот перелёт немного напомнил мне все наши муки, когда мы в 1934 году добирались до лагеря Шмидта. Официального разрешения на вылет и приём не давал ни один аэродром. «Погода нелётная», - отвечали на наши запросы. Приходилось вылетать без разрешения. Дома всё в образцовом порядке. Сын Лёва отлично учится в третьем классе.

Михаил Пришвин, писатель, 70 лет, Москва:
23 января.
Ночью текло с крыш. Так небывалыми морозами началась война и кончается сиротской зимой: очень крепко немцы начали и теперь растекаются в грязь.
...
Тихонов определился председателем Союза писателей, это ничего, - честный человек, но Бог весть, во что превратится.
Бородин остро по-азиатски начал карьеру: чтобы доказать себя как смелого воина, нужно было поймать соседнего князька, и он поймал (Асеева) и ободрал (предложил исключить из Союза). Замеченные мной в «Дмитрии Донском» (имеется в виду роман С.П. Бородина «Дмитрий Донской» (1941))черты сладострастной жестокости (напр., поджаривают старичка и т. п.) оказались присущи его личности. Дальнейшее, конечно, все зависит от таланта: как сложится, азиатчина будет при таланте или талант при азиатчине - вот весь вопрос. Следующая книга все и решит. Если выйдет «Рублев» (он это пишет), то почему бы и не пофокусничать с азиатчиной, как я фокусничаю с гуманизмом (спасал Афиногенова).
«Героический Ленинград» повторяется теперь ежедневно, а люди из Ленинграда все, кого я встречал, пассивно переживали несчастье блокады, и таких огромное большинство. Но были и такие, кто держал всю эту массу в руках и боролся за Ленинград: это прежде всего Сталин и все, у кого в руках власть, и это значило «герои», и «героический Ленинград» - это они. Значит, из этого «героического Ленинграда» надо выбросить всех, кто не действовал, а лишь претерпевал по необходимости. Еще надо выбросить и тех, кто действовал по необходимости, выполняя волю начальника и т. п. Вот бы вычислить сознательно отношение героических лиц к пассивным.

Примечание (для сравнения)
В записи из дневника от 5 Марта 1943 года: Подвиг Папанина. Вспомнился Папанин - где он? Кто теперь думает о его подвиге? Что значит плаванье на льдине с обеспеченным продовольствием, в палатке на гагачьем пуху в сравнении с подвигом любой женщины в холодной квартире с детьми на тощем пайке в Ленинграде, да и везде, но ... ордена ей не дадут, потому что 1) Папанин берет на себя беду сам, как необходимость при достижении цели, а женщина пассивно разделяет участь. 2) Папанин один, а “таких” много»

Федор Абрамов, начинающий писатель, 23 года, следователь СМЕРШа по Архангельской области:
23 января.
Как много воды утекло со времени последней записи, как много событий и безобразий случилось за это время в моей жизни. Коротко восстанавливаю основные вехи. В последних числах сентября или первых числах октября ездил в командировку в Каргополь по делу обвиняемого «федоровца». Примечаиельны два момента: первый - допрашивал на церковном языке, употреблял слова, созвучные допрашиваемому, второе - в обратный путь летел на самолете. Это первое и едиственное мое путешествие по воздуху [...]
По приезде из командировки сразу же был направлен в Вологду. Там я пробыл до 5 ноября, вначале допрашивал радистов, а потом - с противником...
11 ноября снова выехал в Вологду, так как в Архангельске делать мне решительно нечего. До 1 декабря работал с радистами [...] 1 декабря направили в Харовскую «для разговоров с Краусом» [...]

Погиб наш брат Николай. Он пал в боях по Днепру. Тело его похоронено на острове Хортица. Тяжело я встретил эту весть. До сих пор не могу свыкнуться с мыслью о его безвозвратной потере. 2 года смерть щадила наш дом. На третий ворвалась и, бог знает, еще какие опустошения произведет она в нашем роду.
Червь творчества опять точит меня. Ибсен, которого я читаю, вселил в меня страсть к сочинению драмы. Смутно в моей голове уже сложился сюжет ее. Разумеется, она современна по содержанию. И сюжет ее таков. Пожилой крестьянин справляет свадьбу. Он женит сына. Для полноты музыки включают радио, которое извещает о нападении Германии. Свадебный пир превращается в «праздник» всего села по случаю проводов мужей и братьев на войну. На войну уходит и председатель колхоза. Последним на прощальном собрании избирают упомянутого старика. Опустела деревня. Одни старики и бабы. Новый предколхоза (неграмотный старик) провляет необыкновенную кипучесть и здравый смысл в руководстве колхозом. С помощью попа собирают средства в фонд Кр.Армии. Фронт подошел к деревне на 30 км. Сын старика дезертирует и приходит к отцу. Старик решается сам расправиться с изменником сыном. Он расстреливает его. Это кульминационный момент драмы. Возможно, что село подпадает под оккупацию и т.д. Знаменательно то, что с глубоким и злободневным содержанием будет сочетаться народность, деревня, русская песня. Второстепенные линии: переписка девушек с фронтовиками, Тимка Безлошадный и т.д

Евгений Шварц, драматург, 47 лет, Сталинобад (Душанбе):
23 января.
Поездить и походить по горам я не успел до сих пор, хотя послезавтра уже полгода, как я живу здесь. Уже зима, которая похожа здесь на весну. На крышах кибиток растет трава. Трава растет и возле домов, там, где нет асфальта. Снег лежит час-другой и тает. Не успел я поездить и походить, потому что Акимов уехал в августе в Москву и я остался в театре худруком. Кроме того, я кончал «Дракона». До приезда Акимова (21 октября) я успел сделать немного. Но потом он стал торопить, и я погнал вперед. Сначала мне казалось, что ничего у меня не выйдет. Все поворачивало куда-то в разговоры и философию. Но Акимов упорно торопил, ругал, и пьеса была кончена, наконец. 21 ноября я читал ее в театре, где она понравилась...
В Москве Акимов долго выяснял дальнейшую судьбу театра. Было почти окончательно решено, что театр переезжает в Москву. Но вдруг Большаков добился в ЦК, чтобы театр послали в Алма-Ату, где на киностудии страдают от отсутствия актеров. В результате театр оказался в непонятном положении. В Алма-Ату как будто в конце концов, после хлопот Акимова, ехать не надо. Но с другой стороны - приказ о поездке не отменен. После долгих ожиданий, переписки, телеграмм Акимов 25 декабря опять уехал. Сначала в Алма-Ату. Потом в Москву. С 12 января он опять в Москве, а мы все ждем, ждем. Все эти полгода прошли в том, что мы ждали. Была надежда, что театр поедет в Сочи, чтобы там готовить московские гастроли; потом мы думали, что уедем в Кисловодск. Много разных периодов ожиданий прошло за эти полгода. Как разные жизни, разно окрашенные, с разными подробностями. Театр играл в так называемом Зеленом театре. Открытая сцена. Вокруг каналы. После дневной жары от воды вокруг было прохладно. Ларьки были полны арбузами. Если бы не арыки и не деревья в три ряда между домами и узенькой полосой панели, было бы похоже на черноморские города. От ясного неба, фруктов, жары, вечерней музыки в парке было ощущение отпуска, каникул, праздника. Горы еще больше напоминали черноморское лето. Казалось, повернешь за угол - и увидишь море. Дожди, переход в холодный и неудобный зимний театр начали новый период, более трудный. Главное в том, что я все-таки устал и ослабел. Не могу сейчас понять, куда девалась прежняя уверенность, что вот-вот, сейчас-сейчас все будет хорошо. Иногда кажется, что я поумнел и вот-вот пойму все.

Николай Каманин, 20 век, Михаил Пришвин, январь, Николай Асеев, 1944, Сергей Бородин, 23, Евгений Шварц, 23 января, Федор Абрамов, Николай Тихонов, Всеволод Вишневский, дневники

Previous post Next post
Up