27 ноября 100 лет назад Корней Чуковский
записал в дневнике:
27 ноября. Понедельник. Был у Сологуба. С[ологуб] говорил, что у него память слабеет. "Помню давнишнее, а что было вчера, вылетает из головы. - "Это значит, - сказал я, - что вы должны писать мемуары". - "Мемуары? Я уже думал об этом. Но в жизни каждого человека бывают такие моменты, которые, будучи изложены в биографии, кажутся фантастическими, лживыми. Если бы я, напр., описал свою жизнь правдиво, все сказали бы, что я солгал К тому же я разучился писать. Не знаю, навсегда это или временно. Сначала в молодости я писал хорошей прозой, потом поддался отвратительному влиянию Пшибышевского и стал писать растрепанно, нелепо. Теперь - к концу - стараюсь опять писать хорошо. Лучшая проза, мне кажется, у Лермонтова. Но биографии писать я не стану, т. к. лучше всего умереть без биографии. Есть у меня кое-какие дневники, но когда я почувствую, что приближается минута смерти, - я прикажу уничтожить их. Без биографии лучше. Я затем и хочу прожить 120 лет, чтобы пережить всех современников, которые могли бы написать обо мне воспоминания."
У него есть учительская манера - излагать всякую мысль дольше, чем это нужно собеседнику. Он и видит, что собеседник уловил его мысль, но не остановится, закончит свое предложение.
- Купил Тредьяковского сегодня. Издание Смирдина. Хороший был писатель. Его статьи о правописании, его <Остров любви! да и Телемахида... - И он с удовольствием произнес:
- Чудище обло, стозевно,...и лаяй.
- Как хорошо это лаяй! - сказал я. - Жаль, что русское причастие не сохранило этой формы. Окончания на щий ужасны.
- Да, вы правы. У меня в одном рассказе написано: «Пролетела каркая ворона». Не думайте, пожалуйста, что это деепричастие. Это прилагательное. - Какой ворон? - каркай. - Какая ворона? - каркая. Есть же слово: палая лошадь.
Потом мы пошли с ним обедать. Обед жидковатый, в комнате холодно. Впрочем, Сологуб отличается страшно плохим аппетитом. Похлебал немного щей - вот и все. Вернувшаяся из Москвы Александра Ник. Чеботаревская рассказывает, что в тамошней Кубе очень дешевые обеды: 30 коп. Сологуб сказал: «Мне это дорого. Да я на 30 коп. и не съем. В Царском я плачу дешевле». Потом он повел меня к своей маленькой внучке - дочери одной из сестер Анаст. Ник. Чеботаревской. Девочке 2 1/2 года, а она знает наизусть «Крокодила», «Мойдодыра», «Тараканище» и «Пожар» Маршака. Страшно нервная девица. Зовет дедушку «Кузьмич».
Был у меня Финк, зовет в Москву читать лекцию. Мы сидим без денег. Я сейчас иду в Кино и Ионову.
27 ноября. Понедельник. Был у Сологуба. С[ологуб] говорил, что у него память слабеет. "Помню давнишнее, а что было вчера, вылетает из головы. - "Это значит, - сказал я, - что вы должны писать мемуары". - "Мемуары? Я уже думал об этом. Но в жизни каждого человека бывают такие моменты, которые, будучи изложены в биографии, кажутся фантастическими, лживыми. Если бы я, напр., описал свою жизнь правдиво, все сказали бы, что я солгал К тому же я разучился писать. Не знаю, навсегда это или временно. Сначала в молодости я писал хорошей прозой, потом поддался отвратительному влиянию Пшибышевского и стал писать растрепанно, нелепо. Теперь - к концу - стараюсь опять писать хорошо. Лучшая проза, мне кажется, у Лермонтова. Но биографии писать я не стану, т. к. лучше всего умереть без биографии. Есть у меня кое-какие дневники, но когда я почувствую, что приближается минута смерти, - я прикажу уничтожить их. Без биографии лучше. Я затем и хочу прожить 120 лет, чтобы пережить всех современников, которые могли бы написать обо мне воспоминания."
У него есть учительская манера - излагать всякую мысль дольше, чем это нужно собеседнику. Он и видит, что собеседник уловил его мысль, но не остановится, закончит свое предложение.
- Купил Тредьяковского сегодня. Издание Смирдина. Хороший был писатель. Его статьи о правописании, его <Остров любви! да и Телемахида... - И он с удовольствием произнес:
- Чудище обло, стозевно,...и лаяй.
- Как хорошо это лаяй! - сказал я. - Жаль, что русское причастие не сохранило этой формы. Окончания на щий ужасны.
- Да, вы правы. У меня в одном рассказе написано: «Пролетела каркая ворона». Не думайте, пожалуйста, что это деепричастие. Это прилагательное. - Какой ворон? - каркай. - Какая ворона? - каркая. Есть же слово: палая лошадь.
Потом мы пошли с ним обедать. Обед жидковатый, в комнате холодно. Впрочем, Сологуб отличается страшно плохим аппетитом. Похлебал немного щей - вот и все. Вернувшаяся из Москвы Александра Ник. Чеботаревская рассказывает, что в тамошней Кубе очень дешевые обеды: 30 коп. Сологуб сказал: «Мне это дорого. Да я на 30 коп. и не съем. В Царском я плачу дешевле». Потом он повел меня к своей маленькой внучке - дочери одной из сестер Анаст. Ник. Чеботаревской. Девочке 2 1/2 года, а она знает наизусть «Крокодила», «Мойдодыра», «Тараканище» и «Пожар» Маршака. Страшно нервная девица. Зовет дедушку «Кузьмич».
Был у меня Финк, зовет в Москву читать лекцию. Мы сидим без денег. Я сейчас иду в Кино и Ионову.